Григорий пытался помочь жене. Качал детей, носил их на руках, пел им песни. Но у отца они кричали ещё громче. Измученная Евдокия положила их рядом с собой и только так смогла уснуть ненадолго.
А Григорию места на кровати не нашлось. Он нехотя пошёл в комнату, где жил Джан. Яростно скинул на пол простынь, одеяло. Как-то резко благодарность к китайцу сменилась на ненависть. Григорий стал ругать тот день, когда впервые подошёл к нему и попросил помочь Дунечке. Теперь вся жизнь из-за этого китайца пошла наперекосяк.
И без него бы справились, причитал Григорий. Сколько баб рожают, а тут без его помощи никак не обошлись бы. Точно он колдун какой-то. Как пришёл в дом, так сразу и Дунечка забеременела.
Что-то острое пронзило сердце.
А может, а может, шептал он, не мои это дети? Может, он поэтому так обхаживает жену мою? Вот же ж чёрт китайский, я тебе покажу, как жён чужих брюхатить. Они же даже не любят меня, эти дети. А ему улыбаются. Эх, Дунечка, Дунечка, спелись вы хорошо, пока я работал.
Он выскочил из комнаты, разбудил Евдокию. Потянул её за руку. Жена испуганно посмотрела на мужа. Проснулись дети.
Но Григорий не отпускал руку жены, силой стащил её с кровати.
Ну что скажешь мне, Дунечка? Любовь китайская слаще моей? А я дурак, поверил чёрту этому. Когда же вы всё успевали-то? Хотя это дело нехитрое.
Отпусти, взмолилась Евдокия.
Но Григорий был вне себя от ярости.
Чего орут они? спросил он, показывая на детей. К отцу, небось, хотят. Так отнеси их ему, они только у него спокойно себя ведут.
Отпусти, Гриша, мне больно, со слезами на глазах просила Евдокия.
А мне, думаешь, не больно? крикнул Григорий. Я думал, что наконец-то Бог мне детей послал, а они-то не мои.
Гриша-а-а, как же ты мог такое подумать обо мне? Ты же один у меня и на всю жизнь.
Евдокия пыталась вырвать руку. Но Григорий вцепился крепко. Дети продолжали кричать.
И вдруг Григорий ослабил хватку, Евдокия освободилась и сразу же бросилась к детям. Успокаивала их плачущих, и сама рыдала. Григорий выскочил из комнаты, сильно хлопнув дверью.
Весь день Евдокия ждала Григория, а вечером к ней пришли Зоя и Янек.
Евдокия Степановна всё рассказала. Янек, оставив Зою с мачехой, решил пройтись по харчевням. Но там никто не видел Григория. Решили ждать его дома. Остались ночевать с Евдокией. Зоя помогла ей по хозяйству. Никакие слова не успокаивали мачеху, она всё время плакала. Утром, когда Зоя и Янек ушли на работу, Евдокия уложила детей спать, а сама встала на колени перед иконами и начала молиться.
Потом проснулись дети. Они становились старше и спали уже меньше, требовали постоянного присутствия матери рядом. Евдокия ничего не успевала, только пела им песни, носила на руках и укачивала. А сама всё думала о муже. Вспомнила, как впервые увидела его, как стала женой, как он изменился, когда она не могла ходить, как думала, что умерла, когда он признавался в любви. Решила не вспоминать плохое, думала обо всём хорошем, что было связано с мужем. Смотрела на детей, прижимала их к себе и шептала:
Твои они, Гришенька, как же ты так мог сомневаться во мне? Я же люблю тебя одного. Что-то нашло на меня от усталости. Где же ты, мой родной?
Григорий Филиппович вернулся домой через три дня.
Где же ты был? спросила Евдокия, увидев мужа.
Он посмотрел на жену. Промолчал. Потом подошёл близко, схватил резко за плечи, прижал к себе. Евдокия почувствовала, как сильно бьётся сердце мужа. Ей казалось, что оно вот-вот выпрыгнет.
Григорий Филиппович вернулся домой через три дня.
Где же ты был? спросила Евдокия, увидев мужа.
Он посмотрел на жену. Промолчал. Потом подошёл близко, схватил резко за плечи, прижал к себе. Евдокия почувствовала, как сильно бьётся сердце мужа. Ей казалось, что оно вот-вот выпрыгнет.
Думал я, Дунечка. Думал о том, какой бес в меня вселился, вдруг произнёс он. Как вы тут без меня?
Евдокия глубоко вздохнула. Коснулась пальцами лица мужа, прильнула к нему своими губами. Захотелось раствориться в нём, прижаться ещё сильнее. Григорий словно прочитал мысли жены, обнял её ещё крепче. Потом поднял на руки и прошептал:
Никому я тебя не отдам, Дунечка. Ты у меня одна такая на всём белом свете. Тростиночка моя ненаглядная. Прости меня, любимая, вот не отпущу тебя, пока не простишь.
Евдокия улыбнулась, обвила своими руками вокруг шеи мужа, шепнула ему на ухо:
Я простила, Гришенька.
И Григорий успокоился, дети со временем привыкли к нему, уже вовсю улыбались, агукали.
Но в сердце Евдокии всё равно осталось место для Джана. Она часто вспоминала его. В основном днём, когда Григорий был на работе. А как только он возвращался и сразу прижимал к себе свою Дунечку, сразу забывала о китайском докторе.
***
Таисия встретила Николая случайно, когда гуляла с сыном. Он сначала прошёл мимо, словно не узнал, а потом остановился, оглянулся и произнёс:
Тая
От знакомого голоса сердце Таисии заколотилось. Руки ослабли, и она чуть не уронила сына. Вовремя подоспевший Николай подхватил ребёнка. Они смотрели друг на друга.
Красивый у тебя сын, вдруг произнёс Николай, как ты
Таисия забрала ребёнка. Прижала его к себе.
Поздравляю, сказал Николай. Жаль, что всё так вышло.
И пошёл прочь.
Тайга была растеряна. Ей хотелось остановить Николая, крикнуть вслед, что любит его. Но молчала. Сердце бешено колотилось. Вернулась домой, не смогла успокоиться. Положила сына на кровать, обложила его подушками. Тревога нарастала, она оставила малыша дома одного и выбежала на улицу.
Бежала по городу, искала Николая глазами, споткнулась, упала, зарыдала.
Она даже не знала, сколько времени прошло, а потом вдруг вспомнила о сыне и решила вернуться. При падении ударилась ногой, которая когда-то была сломана, нога болела. Бежать не получалось совсем. Когда она, хромая и почти воя от боли вошла в квартиру, то увидела там вернувшегося с работы Лорана. Тот носил на руках кричащего ребёнка. Глаза Лорана были полны ужаса.
Таисия молча забрала сына, прижала его к себе. Иван уткнулся носиком в материнскую грудь, и подвывая ждал, когда она расстегнёт наконец-то рубаху. Руки не слушались Таисию. Лоран помог.
Когда ребёнок, успокоившись, прильнул к материнской груди, Лоран сел на стул и закрыл лицо руками.
Таисия подошла. Положила руку ему на плечо.
Больше никогда не бросай нас, прошу тебя, сказал Лоран дрожащим голосом. Мы не сможем без тебя, Тая
Тайга нежно провела рукой от плеча к голове, муж задрожал.
Я больше не уйду, прости меня, прошептала она еле слышно.
Лоран встал со стула, замкнул свои руки на талии жены и спросил:
Что я делаю не так, Тая?
Я же тебе говорила! Я не та, что нужна тебе, ответила Тайга.
Ты давно уже та, что мне нужна, и не только мне. Я счастлив, что у Ванечки есть мать и отец. Я счастлив, что у меня есть ты. Я же тебя не обижаю. Хочешь, давай уедем отсюда?
Не-е-ет, ответила Таисия, я никуда не хочу, Лоран. Мне только здесь дышится свободно.
Лоран поцеловал жену, прижал её к себе.
Нам с Ванечкой было очень плохо без тебя, хорошо, что ты вернулась.
Таисия посмотрела на Лорана, потом на спящего сына.
Вспомнила о Николае.
«Коля, подумала она, я буду с тобой в следующей жизни, а в этой я нужнее здесь».
Лоран, уходя утром на работу, нервничал. Он еле дождался окончания дня. Сначала хотел отпроситься, чтобы уйти пораньше и убедиться, что жена ждёт его дома.
Но боролся с этим желанием. Подумал, что раннее возвращение может натолкнуть Таисию на мысль о недоверии ей.
А Лоран этого не хотел.
Когда вернулся домой, вся дневная тревога ушла, словно её и не было. Всё было так, как он хотел.
Рад видеть тебя, Тая, обрадовался он жене.
Я тоже!
Лоран ни разу не спросил, где Таисия была в тот день. Не захотел ворошить прошлое, расследовать, узнавать. Просто перестал быть следователем. Предпочёл остаться отцом и мужем.
Рад видеть тебя, Тая, обрадовался он жене.
Я тоже!
Лоран ни разу не спросил, где Таисия была в тот день. Не захотел ворошить прошлое, расследовать, узнавать. Просто перестал быть следователем. Предпочёл остаться отцом и мужем.
Глава 2
Герман вернулся в город в середине зимы 1911 года. Долго ходил вокруг дома, где жила Анна.
Не решался войти. Думал, что его уже все забыли.
Это были самые тяжёлые полтора года в его жизни. Скрываться от правосудия было нелегко. Он даже не рискнул вернуться в Польшу, так как там наверняка было на него досье. Поэтому скрывался в глухой деревеньке неподалёку от Ростова. Отпустил бороду. Длинные волосы заплёл в косу. Изучал своё отражение в зеркале и не видел в себе прежнего Германа. На него смотрел постаревший, поседевший мужик. Никто не узнал бы его в таком виде, да он и сам не узнавал себя.
Набравшись смелости, постучался.
Стук в дверь в 4 утра насторожил пани Левандовски. Помощница обычно приходила в 5, да и не стучала, у неё были ключи. Анна встала с кровати, подошла к двери, стука больше не было.
Прислушалась, подумала, что кто-то ошибся. Постояла ещё, стук повторился.
Кто там? спросила она негромко, боясь разбудить Софью.
Девочка спала очень чутко. Она, видимо, тоже услышала стук и выбежала из своей комнаты.
Это я, Герман, услышала Анна, и мир поплыл перед её глазами.
Она почему-то не торопилась открывать. Руки дрожали. Дверь открыла подбежавшая Софья.
Герман первой увидел её.
Анна стояла за дверью.
Здесь живёт пани Анна? спросил Герман.
Здесь, прощебетала Софья, повернулась к Анне и обратилась к ней: Маменька, это к вам, пустите же его, мороз на улице ого какой. Сейчас хо́лода напустим, замёрзнем.
Анна распахнула дверь широко.
Их взгляды встретились. Анна пыталась угадать в обросшем мужике Германа.
А он хотел поскорее вытереть слёзы с лица своей любимой.
Вошёл, закрыл за собой дверь.
Что же вы стоите, маменька? Обнимайте же его скорее, а то опять исчезнет, где мы его искать будем? пролепетала Софья.
Анна узнала любимые глаза, но обнимать не торопилась.
Только когда Герман подошёл к ней близко, она бросилась ему на шею.
Он подхватил её, закружился с ней.
Потом отпустил, снял тулуп и прижал к себе Анну.
Целовал её мокрые от слёз щёки.
Я вернулся, Анечка, я обещал и вернулся.
Анна словно потеряла дар речи. Она то плакала, то успокаивалась.
Поначалу Софья смотрела на Анну и Германа с удивлением, подумала, что оба какие-то странные: не радуются, а плачут. А потом решила пойти в свою комнату.