Жаль бабёночку. Воплощённая мужественность отвергает шуры-муры. Штучные люди тайный промысел Божий.
Неуклюжую «Печору» часто канали шторма. Гавриловича же множество отчётов по силовой установке. Закончит очередной, скривится. Будто возразит председателем комиссии на защите дутого диплома. Хана цифири. Неисправимый романтик поднимается в рубку. Осмотревшись, сказанёт там:
Клянусь Одессой и деревней Лапоминкой[9], упоительно у вас!
Обозримая разгульная даль подчинит его целиком. Разбудит восторг, подсунет любимую картину:
Низко стелет дым к норд-осту трёхтрубный крейсер. Серебряные верхушки волн дотягиваются до баковых орудий. Презирая восемь баллов, на шкафуте отбивали трёхкратные хмельные склянки
P.S. К исходу того года под любыми предлогами рванули с «Печоры» мотористы, механики. И было с чего. Глушил их дикий шум «сапогов». В машине потная жарища, вроде как бороздят экватор.
Кому полагалось держать народ, протащили два решения:
1. От такой-то температуры наружного воздуха машинёрам выдавать вино. Ну и шефу, поскольку камбуз аккурат над адом по-французски.
2. Ни в какой каботаж, ни даже в ближнюю Арктику по чистой воде не посылать. А всё налево, налево, налево.
Рвать когти стало глупо. Здоровье? Пусть-ка оно потерпит. Ещё как славно держаться в кильватере лучшей традиции!
Вот так-то Гаврилыч, его нижняя команда слились с военно-морской историей России навечно.
Локатор с подвохом
Больно помрачительной на удивление кажется история. Однако ж случилась. Сейчас, за зелёным ветеранским чайком, от неё веселеешь. А припомнить себя тогдашнего кирдык всякому позитиву. Ну да будет томить. Расскажу. Добрый мой приятель Николай Котков уселся поудобней на кухонном стуле. Спеша, по компанейской вежливости, допил поместительную кружку. Бойко стрельнул глазами как пред удачной шуткой и начал. На якорной стоянке у Диксона ждали мы ледокола. Известное дело: караван в дальние севера собирается не вдруг. Неопределённость нашего состояния устаканивала ясная, слегка тёплая погодка. Прикинь, редко-таки навещающая пропащие арктические закоулки.
Раз за вахту убеждался по пеленгу: хорошо ль держит якорь? Исполнив пустячное, тут же решал: довольно с меня. Короче, торжествовала благая дрёмно-нудная скука.
С расслаблением боролся лишь начальник радиостанции Комаров. На поле умного заведования не обошёл и причтённый к нему локатор. Надо полагать, не зряшно. Нравилась питерцу работа на самом виду. Там-то лучшими послеобеденными часами жертвенно морщил лоб. С явными мыслями в очах похаживал в располагающей просторности мостика. Про удовольствие от картин обозрения сверху, полных суровых красот, и говорить нечего. Вдоволь насмотревшись вдаль, осознавая свою избранность, разворачивал складные листы техдокументации. Сопел над ними и то по-особому.
Когда жданьё перевалило за девятые сутки, нами распорядились: «Прибыть в такую-то исходную точку сбора каравана».
Выбрав хитрым подходцем всю возможную слабину, Комаров отстал от лампового старинушки «Дона». Последнее, что сотворил великий умелец перещёлкнул боковой тумблер из положения «по норду» в другое: «по курсу». Мне вот так, дескать, больше нравится. Сами будьте с усами. А я на чай.
Была и более тонкая причина его поспешания. Солидный дядька путался с буфетчицей. От температурящих своих гормонов даже вёдра помойные выносил. Всегда желал опередить её заглядывание в каюту с воркованием: «пожалуйста на-а» Договорить же получилось: «Не зажимай, охальничек, ты мой».
Помню, в конце моего бдения машина уже в полной готовности. Боцман послан к брашпилю. Опробован тифон. Запущен пожарник на обмывку яшки[10]. На штурманском столе откорректированные карты аж до самого Певека.
Вдруг по чертячьему заказу всё каким-то мигом спряталось в промозглый туман. Бак и тот стал едва различим. Да ведь на «чё» славный локатор «Дон»?! Только всмотреться в него был уже не полномочен. Ибо ни секундой дольше меняюсь следующим штурманским чином. Не мешкая, берёт тот власть над всем дальнейшим. По весёлому расположению духа попутно угощает бородатым анекдотом.
Величали заступившего на королевскую вахту Валентином Ивановичем. Нечто галантерейное, в манере старых магазинских приказчиков водилось за ним. Эдакий любитель должностного беспокойства, попутного трёпа, значкист-всезнайка старпом Панкратов. Без разницы ему что по-нашему, что по-аглицки спикать. В Гдыне же под ихнего полячить или экономику в мореходке преподавать. Всё-всё одинаково жареными семечками лущил.
Николай выдержал паузу, после которой на Руси обычно припоминают: «с года три аль четыре приказал долго жить». «Мда-а» ещё растяжно молвят. Народно так, подкупающе задумчиво.
Новой минутой мой гость интригующе продолжил:
Стало быть, чуть рисуясь, по громкой связи Иваныч декламирует: «Боцману вира якорь!»
Для порядка, косящим взглядом зыркнул в локатор. Видно, вдохновение и зуд поспешания чесались близ чувствительных точек гоношливой души. Хотелось, наверное, выглядеть чётко, красочно молодецки. Пусть и для единственного матроса своей вахты. «Ух, влёгкую сейчас изящный класс покажет. Даром, что в простокваше тумана. Будьте-нате, пробкою со чпоком, куда надо попадём».
Со стороны на него глянуть кипеш чайника в натуре. При этом, поди, кумекал: капитан Ястребцев на мостик не поднимется. Потому как не придира. Редкий кадр порядочной морской школы. Меня ли, старпома (!), опекать докучным приглядом! Что ж. Очень верно. Крайне оригинальный человек был наш мастер, с доведённым до абсолюта капитанского дендизма стильным обликом. Даже отпускником хаживал по квартире в белой рубашке с галстуком. А уж на службе?! Будни превращал в праздники и чтоб всё блестело!
Женушку выбрал не где-нибудь с танцулек. Судовую юную радистку с каюткой на ботдеке[11] парохода «Ненец», на котором капитанила знаменитая Щетинина. Те, стало быть, с Владивостока прорвались. Они же гораздо отчаянней, на «Уралмаше» из Архангельска. Рандеву шикарней не придумать. В Лос-Анджелесе, заливаемом ночными огнями, без намёка на маскировку.
Некоторые вольности при сходе на берег от советской власти морякам позволялись. Ещё бы той не притворяться, в её-то обстоятельствах, выглядеть человечной?! (Это потом гайки радостно обожмут и даже зашплинтуют).
Так и встретились: Валечка и козырный второй помощник капитана Сергей, вдоволь накрутивший рулетку судьбы в сверхрискованных конвоях и одиночных плаваниях. Несколькими годами раньше, предположительно, участник секретного вывоза золотого запаса, при крахе коминтерновской Испании. Команду, вне сомнения, заведомо подставили из самого Кремля. ЦэУ типа зашибись: «при обнаружении военными кораблями стран, поддерживающих генерала Франко, судно взорвать». Единственной им защитой служил наспех нанесённый маскировочный окрас с мачт до ватерлинии. Заведомо гибельная решка легла орлом. Дошли. Слава Тебе, Господи!
Всё до копейки потраченное на испанскую авантюру страной Советов уравновешивалось чужим золотишком. Что ж. Немного отрадно для товарища Сталина, горько для нищего победителя Франко и совсем никак для тех моряков. Не разлетелись в клочки и ладно
Теперь шла великая война на морях. Точнее дикая мочиловка по числу потерь экипажей в стальных гробах с трубой. Счастливую пару нашедших точные свои половинки и их пароходы Бог миловал. До мирных плаваний обходился с ними отечески, продолжал беречь.
Вот в каких передрягах с замахом был тот Ястребцев! Два боевых ордена зря не дадут. Завидная кличка средь товарищей молодости сияла надраенной медалью: Серёжа-понт. Ну, кто бы от впрямь лестной на нашем сленге отказался?
Мимоходом вверну случай, чтоб ты Ястребцева (старшего) почти воочию в деле представлял. Точнее, про его капитанское чутьё.
Раз вышли мы из Игарки, гружённые досками россыпью. По невезению ли, по закону ли подлости шторм налетел. Из нашего каравана разбойный вылепил подлинного «ежа». Сама собой бункеровка в Мурманске отпала. Для серьёзной переукладки досок и прочего дали заход в Архангельск. Справив то и сё, подались на Средиземку. А навстречу нам одни невезухи: шторма за штормами.
В Северном море подлетел к нам вообще премьерно апокалипсический. Можно сказать, нагрянула жуть, если бы заранее не свыклись. Помню, вцепился я на вахте за короткий поручень у лобового иллюминатора и пялюсь на буйство волн. Вдруг Сергей Александрович входит в типажном своём облике, будто на штиль полюбоваться. Ни за что не хватаясь, начинает мерить мостик шагами, покашливать. И даже совсем нереально в той обстановке к чему-то прислушиваться.
Туда-сюда походил и как рванёт на правое крыло мостика. В демонскую-то ветрину, в захлёсты брызг, под стремительные моменты качки! Я, сполашась, за ним. «Как бы кэпа не смыло!». Сколь возможно, Александрович перегнулся через планширь и возрился вниз. То же и я проделал.
Где у нас правый трап? кричит он мне в ухо.
Где у нас правый трап? кричит он мне в ухо.
Ответа не находится. Слишком точка осмотра неудачная. Да ещё вдоль низкого борта сплошняком обломы интереса горбатые.
Разрешите вблизи глянуть? и прочь бестелесным духом. Палубой ниже, после очередной волны, стальную дверь освобождаю с задраек и выскакиваю бесшабашно в упор посмотреть. А родимого нет! Утопился вместе с площадкой и крепёжными защипами. Ну, оценил запредельное чутьё Александровича?
Да-а, только и смог я отозваться.
Заверну рассказ обратно к снятию с якорной стоянки. Не принято, как архикрамольное, второму помощнику контролировать старшего. Обошёлся обычным: пожелал В.И. удачной вахты. На что галантерейный наш торопливо буркнул:
Хм, благ рю.
Уловил по тону любезности: «Ты ещё, мать твою, здесь?!» С лёгким сердцем покинул мостик на целых восемь(!) часов. Наведался для освежения причёски в каюту. Руки помыл, будто от забот избавился. Настроение, чувствую, на подъёме. Похожее бывает, когда прескучит тупое ожидание чего-либо. И тут ёк, с неба звездочкой новизна К тому ж, по милости устава, вечерний чай в кают-компании.
Чтоб продолжить историю, дай-ка в интернете карту Диксона откроем. Отбыли причинно с кухни. Оживил я нотбук.
Ага, заполучил.
Значит, предстояло, следи за пальцем, двинуться к югу, обогнуть остров и айда на восток. Предметно видеть начало пути можно было и с нашей стоянки. Но тут же незадача туман. Иваныч вперился в экран локатора, показывающий, невдомёк ему, красиво сложенную фигу. Да такую, что картинка в нём вовсе не совпадала с картой. И как той наложиться, ежели тумблерочек перещёлкнут?! Настоящее ведьмино зеркальце в конец одурачило старпома.