Алексей Иванов
Ассорти(р)
Из всего имущества в комнате Влас1 реально располагал у окна только огромным телевизором и саунд-буфером с расставленными по углам колонками, что он гордо называл «домашний кинотеатр», и почему-то наивно считал, что для соблазнения девушек в этой жизни в съемной квартире с мебелью больше ничего и не нужно. Кроме пары бутылок пива в особо запущенных случаях.
Мало того, что он столь сильно заблуждался сам, даже не помышляя ни о цветах, ни об ухаживаниях, ни о прочих рекомендациях Дон-Жуана, о которых он даже не читал, но ещё и чуть ли не каждый вечер практиковал это своё заблуждение с той или иной девицей, приглашая её к себе:
Просто, посмотреть кино. И ничего больше.
В том числе и Машу, которую знал давно. Ещё до появления в его комнате телевизора*, о котором он с ней и мечтал, лёжа на кровати.
Язык у него был подвешен «будь здоров». Не в обычной жизни, нет, но только тогда, когда он в присутствии девушки «наступал на пробку» и внезапно для неё (да и для всех, если Влас куражился в компании) становился современной версией Златоуста. Благо, что он был симпатичным. И девицы, минут за двадцать развесив уши, охотно шли ему на уступки. Особенно поздно вечером, так как Влас наотрез отказывался их провожать.
Девушки были для него не просто предметом соблазнения, это и так понятно, даже им, но ещё и источником вдохновения. А так это был обычный себе парень лет двадцати пяти, небольшого роста, вертлявый и неугомонный, но не более того.
И только присутствие симпатичной девушки рядом вдохновляло его на «Жизненный порыв» в её сторону. Раздевая её не только глазами и руками, как все, но и словами:
Какой у тебя под платьем шикарный лифчик! Особенно то, что в лифчике. Где ты такой размер достала?
Этот комплект мне мама с папой подарили, улыбалась польщённая им девушка. Намекая на то, что и трусики у неё тоже кружевные.
Наверное, долго для этого старались? лукаво улыбался Влас.
Да минут двадцать точно! усмехалась девушка, наконец-то поняв, о чём он говорит.
Что любая из них почему-то расценивала как дерзость и охотно шла на эксперимент, который она ставили у себя в уме, желая посмотреть на то, что из этого получится. Как будто были варианты.
Особенно, когда фильм подходил к концу, и та начинала откровенно зевать, подумывая уже над тем, чем сегодня ей, на ночь глядя (в окно), предстоит заняться? И куда пойти?
Внезапно для неё выдвигая свою кандидатуру с бутылкой пива* в руках. Мол, будешь? И начинал буквально ездить ей по ушам, вовлекая в своё безумное ралли. Где он давно уже был, оказывается, чемпионом мира «в весе пера» и прочих канцелярских принадлежностей. Которыми Влас никогда не пользовался, записывая свои ставшие уже давно крылатыми фразы прописными истинами прямо на подкорку девушек. И всё время использовал их как шпаргалки, вспоминая то, насколько они были прекрасны! И как весело они смеялись над тем, что он им говорил. Вновь и вновь. В разговоре с другой девушкой.
Мозг Власа свежел от пива*, как ель на морозе, и мысли то и дело вспыхивали у него в голове, как новогодние гирлянды:
Свобода и свинство это разные вещи, милая. И их опасно смешивать.
Откуда ты это вычитал? улыбалась та, навострив уши во тьму. Во тьму тьмущую уже давно прочитанного.
Я художник, девочка. Я только рисую цветы на стене. А ты уже сама смотри, из какой почвы они могли вырасти!
Хм Неплохо вывернулся, усмехалась девушка, взвесив на весах своих чашечкообразных ушей его мордастую метафору.
Именно готовность отбросить всё и начать жизнь с чистого листа, заново и отличает свободного человека от раба, таскающего за собой цепи своих привычных реакций на тех или иных людей и события.
Да хватит уже читать мне мораль! возражала она. Поимей совесть, или совесть поимеет тебя! Вместо меня. У тебя совершенно нет сердца!
Что? удивлялся Влас, заслышав, что «истина» уже где-то рядом. Я никогда не читаю вслух чужих произведений! Тем более из разряда народного творчества. Хотя, право, порой и хочется стать одним из героев сказок народов мира и премило щебетать о том, что правильно, а что бесправие, поминутно выдвигая версии о том, откуда что пошло и куда, в конечном счёте, обещает нас привести, улыбался Влас. Ты ведешь себя как самонадеянный дикарь, переоценивающий свои силы, чтобы удобнее было внушать свое превосходство. Ты живешь в сказке, придуманной обществом для того, чтобы его граждане пытались быть её героями, черпая вдохновение в те мгновения, когда это у них хоть как-то получается. И таким спорным образом составляя себе сказочку о себе-хорошем, чтобы легче было обманывать себя и других.
Но возможности человека бесконечны, возражала она. Он способен на все!
И было бы самоограничением думать, что только на хорошее, усмехался Влас. Но люди так ограниченны И, вероятно, для того чтобы скрыть свою ограниченность, люди и придумали мораль, чтобы с видом добродушного дикаря после знатного ужина другим, мало отличающемся от него существом, благодушно рассуждать о том, куда, мол, кубарем катится этот мир. Апеллируя к подноготной мифов и легенд.
Ты думаешь, я понимаю тебя? терялась девушка под напором его красноречия. Я, конечно, могу признать, что ты прав, но от этого я всё равно тебя не пойму.
Конечно! усмехался Влас, пронзённый в сердце шилом радости. Ведь, часто, человеку легко принять разумные доводы, его обвиняющие, так как он наивно и себя считает «разумным животным». И непроизвольно начинает думать, что был неправ! Хотя сам факт предъявления ему данных доводов уже свидетельствует о его неразумности! усмехался над ней Влас. И, подчас, человек лишь вынужденно притворяется разумным, так как иначе ему пришлось бы признать, что он поступает глупо. А ведь его приучили думать, что это плохо!
Топоры его мыслей «в треск» разносили голову девушки, и она чувствовала, как её голова наполняется его идеями, толстеет, пухнет, её буквально разносит
Или ты опять не понимаешь, о чём я говорю?
Если я тебя и не понимаю, то это ещё не значит, что теперь я с тобой соглашусь! улыбалась девушка, изогнув свою фразу. Ведь ученые говорят, что
Что ученые крайне болтливы! усмехался Влас. Они и открытия-то свои делают только для того, чтобы о них заговорили. То есть все ученые невероятные болтуны и пустословы, мнения которых совершенно ничего не значат! Так что если ты хочешь сказать что-то действительно ценное, делай вид, что ты говоришь это от себя. Все будут думать, что это ты тут у нас такая умная, и, возможно, начнут верить не только тебе, но и в тебя. Ведь ты здесь пыжишься исключительно ради своего имиджа. И твоим имиджмейкером должен быть исключительно твой собственный разум, а не ум какого-то там безымянного ученого, на могилу имиджа которого ты пыталась притащить цветы, принадлежащие тебе по праву! Одним упоминанием авторитета превращая высказанную тобою мысль из лаврового венка в погребальный
Что той оставалось? Кроме как подарить ему своё уже и так порхающее, как амур на крыльях его крылатых фраз, тело в качестве «приза зрительских симпатий», сверкая позолотой восхищения от того, какой он ловкий, да бойкий малый. А она, рядом с ним, становилась не менее выдающейся особой (как минимум на одну ночь). А если на утро, в знак благодарности, она оставляла ему ещё и номерок своего телефона, то и ровно до тех пор, пока не выходила замуж. Выпадая из его картотеки навсегда.
Пока не начинала ссориться. Вспоминая, с кем бы ей этому идиоту, как она уже откровенно считала мужа, отомстить? И, закрывшись в ванной, звонила абоненту «Влада». Говоря после этого мужу, что она и Влада завтра идут в кафе. Без него, потому что он наказан! Чтобы поговорить по душам о-своём-о-женском и, за бутылкой пива*, снять стресс.
Ну, а если она была уже разведёнкой с ребёнком и не торопилась пока что искать серьёзных отношений, желая немного отдохнуть от тягот брака, то Влас-ловелас становился для такой девушки просто идеальным вариантом отдыха. А она для него. Так Маша с ним и познакомилась. И залипла.
«Мал золотник, да дорог!» шутили о нём девушки. И некоторые, услышав об этом, даже брали у подруг номерок его телефона. И как только у них появлялся небольшой профицит бюджета, приглашали его в кафе или в ресторан.
«Очень дорог!» понимали они подруг, как только им выставляли счёт.
А иногда и из ресторана. Когда без умолку болтавший Влас заставлял их, развесив уши (и порхая ими у себя в мечтах), позабыть обо всём на свете!
Хотя, было уже темно. Как и у них в душе, когда они мучительно пытались занять денег, чтобы расплатиться за ресторан.
Поэтому Влас, с тех пор, предпочитал встречаться с девушками у себя дома. Сразу. И никогда не говорить им о любви. Чтобы они больше не пытались занять у него денег (даже на ресторан), намекая ему о том, чем за всё это шоу ему предстоит сегодня расплатиться. У него же дома, так как денег на номер в гостинице у них уже нет.
Ой, кто-то у нас сегодня договорится и полу-у-учит, вальяжно растягивал он, доставая деньги. И не просто по шейке, усмехался он, а по шейке матки!
Ой, кто-то у нас сегодня договорится и полу-у-учит, вальяжно растягивал он, доставая деньги. И не просто по шейке, усмехался он, а по шейке матки!
И вот разве к такому можно было относиться всерьёз? К такому непутёвому? Тем более что квартира у него была съемная, мебель тоже.
«Неужели и меня он тоже снимает? размышляла умная Маша. На вечер. Просто не на один, чтобы я не подумала о себе так низко. А наоборот, каждый раз питала себя надеждой на продолжение этого сериала, предвкушая то, что он обязательно должен будет окончиться нашей свадьбой. Пока не появится та, что возьмёт его в оборот. Серьёзно!»
Тем более что её ребёнка Влас не хотел даже видеть и постоянно находил всё новые поводы оставить его «у потенциальной тёщи», улыбался он, с которой Маша ютилась в «трёшке». И постоянно терпела сальные намёки отчима, периодически угрожая «сдать» его матери, если тот начнёт наглеть.
Если я начну наглеть, то нам обоим от неё придётся съехать, усмехался отчим. Причем, тут же!
Заставляя её краснеть и уходить в детскую, делая оскорблённое лицо. С возгласом в дверях:
Даже не надейся!
Но когда отчим покупал ей чуть более дорогие, чем это положено было дарить на столь незначительный праздник вещи, Маша делала вид, что это вполне нормально для внутрисемейных отношений. И не более того. И уходила в свою комнату их примерить. Пока мать выговаривала мужу за несанкционированную растрату бюджетных средств, и без того весьма скромных. Появляясь обратно в зал уже в них, и заставляя спор утопать во всеобщем восхищении.