Ведь Васаби стала навещать его всё чаще. И чаще. Да и он, соскучившись по ней, начал ездить к ней прямо в офис. Когда её парень работал на основной работе.
И то «давать на клык», как говорил Ромчик, если Васаби опять упиралась и не хотела изменять своему парню, даже с ним, её флагманским парнем:
Пойми, твои парни приходят и уходят, а я тебя люблю. То есть навсегда! говорил ей Лёша. И неслышно усмехался, когда та молча угукала водителям, отправляя их на заявки, даже не вынимая изо рта его
«Чупа-чупс», отвечала Васаби водителю. Если тот начинал вдруг настойчиво спрашивать о том, что у той во рту, мешая им общаться. Потом поговорим! Клала она трубку и снова приступала к сладкому. Для Лёши.
То, когда у Васаби было более озорное и сговорчивое настроение, он пользовался её благо-склонностью прямо над рабочим столом. Замедляясь, пока она, облокотившись о стол, принимала заявки и передавала их водителям. Чтоб она не постанывала прямо в трубку, как она любила делать это во время секса. И не могла себя сдерживать, если Лёша не сбавлял темп.
«Чупа-чупс», отвечала Васаби водителю. Если тот начинал вдруг настойчиво спрашивать о том, что у той во рту, мешая им общаться. Потом поговорим! Клала она трубку и снова приступала к сладкому. Для Лёши.
То, когда у Васаби было более озорное и сговорчивое настроение, он пользовался её благо-склонностью прямо над рабочим столом. Замедляясь, пока она, облокотившись о стол, принимала заявки и передавала их водителям. Чтоб она не постанывала прямо в трубку, как она любила делать это во время секса. И не могла себя сдерживать, если Лёша не сбавлял темп.
Да, палец уколола, простите, извинялась она в трубку. Нельзя ли немного тише?! громко говорила Васаби в сторону, оглядываясь назад. Делая вид для абонента, что в офисе слишком шумно. Но давая понять Лёше, чтобы он сбавил темп. И продолжала заискивающим тоном принимать заявку. Так, где вы, говорите, находитесь? А-а-а? А-а? Да-да-а
Даже не представляя себе, как сильно его это заводило! Чтобы вновь ускорится, как только Васаби клала трубку, и услышать любимый им её «кошачий концерт».
Пока кто-нибудь из водителей, освободившись рядом, не заходил в офис попить чаю. Ломая им весь кайф! Гремя ботинками по железной лестнице на второй этаж их офиса в пристройке. Чтобы они оправились? Если он заранее не звонил, чтобы Васаби поставила кипятиться воду в чайнике.
И не так кипятилась, увидев его в дверях.
Глупо спрашивая её:
Для чего вы заперли дверь на ключ?
Ставя их в тупик.
От таких, как ты, чайников, улыбался ему Лёша. Чтобы тот всё понял. И отстал.
Побыстрее уже завершал свою долгую для них чайную церемонию с купленным для этого печеньем, шоколадкой для Васаби, снова выслушав от неё, глупо улыбаясь, что он портит её фигуру, и дал им уже закончить начатое.
Но как только за ним закрывалась дверь, Васаби снова приходилось уламывать: изменить парню. Что слегка раздражало.
Особенно, если их снова прерывали.
Ты просто тратишь напрасно наше время, говорил ей тогда Лёша. Когда и этот водитель исчезал, получив заявку. Мы могли бы уже за-кончить. А не ломать комедию. Про великосветскую даму, которая каждые полчаса боится запятнать брак. Поверь, они вовсе не были такими манерными, как их описывают. Давай уже закончим по-быстренькому, а то опять кого-нибудь принесёт нелёгкая.
Я только поэтому и не хочу уже начинать, признавалась Васаби. С улыбкой.
И всё-таки начинала. Поняв, что иначе она от него так и не избавится. И водители будут думать о ней «чёрт знает что! И тоже домогаться. Не зная долгую предысторию наших взаимоотношений» размышляла Васаби, облокотившись о стол, пока Лёша всё не заканчивал и не заканчивал, мешая ей принимать заявки.
Поэтому, как только она официально для своего парня отсыпалась дома у матери после смены, она тут же приезжала. В основном с утра, договорились они, когда её мать заступала на смену, и один из водителей отвозил Васаби к ней домой. И как только принимала душ, сама звонила Лёше. Чтобы у них были почти что сутки на то, чтобы не просто спешно переспать друг с другом, как два сумасшедших, голодных друг до друга кролика, и разбежаться, но ещё и для того, чтобы о многом поговорить, соскучившись друг по другу не только телами, но и душами. И давая друг другу «отвести душу». Занимаясь любовью за эти сутки раза три-четыре. Безо всякого спиртного! Настолько сильно их тянуло друг к другу.
Ведь мне нужно не только выспаться, отшивала Васаби вечером подвыпившего, а потому-то и позвонившего ей парня, но ещё и постирать и еду приготовить. Завтра мать со смены придёт голодная, а есть нечего. Я и сама ещё не ела. Да, только встала. Почти. Да, в постели валяюсь. Нет-нет, давай завтра. Я приеду к тебе на целые сутки. Сможешь делать со мной что хочешь! Нет, иначе завтра нам будет неинтересно. У меня слабость, отстань, совершенно искренне признавалась ему Васаби, выжатая Лёшей, перед тем как лечь спать, как лимон. А впереди ещё целая ночь! Наслаждения друг другом.
Тем более что такси из своей фирмы, чтобы никто из водителей её фирмы об этом не узнал Лёша ей оплачивал. И она тут же приезжала: на сутки-через-двое. Лишь бы Лёша снова не приезжал к ней на работу.
И не повторял там этот цирк! усмехалась Васаби.
С тем или иным зрителем, после этого пристававшим к ней с расспросами. И те не сдавали Васаби матери, её сменявшей.
Чтобы им больше не о чем было посудачить ближайшие сутки, находясь на смене.
Чтобы им больше не о чем было посудачить ближайшие сутки, находясь на смене.
Как в тот раз?
Ну, а Маша, терзаемая непонятной ему ни то ревностью, ни то муками разоряемого у неё же на глазах собственника, теряющего свои постельные вложения (увидев как от неё незаметно куда-то ускользает именно тот Лёша, что уже начинал относиться к ней всё более трепетно), заставляла его звонить теперь ей чуть ли не каждый день. А не сутки-через-двое, как они договорились. Чтобы она могла продолжать и продолжать его очаровывать. Как и завещал ей Маяковский: «на флейте водо-сточных труб». Разрывая, в итоге, всё это время его и Васаби своей всё более возрастающей навязчивостью. Особенно в постели, выкладываясь для него вся!
Пока, ближе к лету, не подхватила желтуху. И оказалась чуть ли не на целый месяц заперта в стенах больницы. Откуда с болью стенала через Власа:
Почему же Лёша не заходит меня навещать? пытался передать Влас её интонацию. И не дарит апельсины и цветы?
Но Лёша отвечал лишь:
Передай Маше, когда навестишь её снова, что мне некогда, не до неё пока. Да и не люблю я больничный запах, улыбался он озабоченному за них Власу. Позвоню потом. Наверное
Я просто не хочу, чтобы Маше из-за тебя было больно, признавался Влас.
Мол, «поматросил и бросил»? усмехался Лёша.
Она не такая, возражал Влас. С ней так нельзя.
Знаю. Эх, если б не Васаби!
С желтухой Лёша шутить не любил, переболев ею ещё в юности. Причём два раза: А и В. Сидели на трубе. Его печени. Возле С. Давно уже заставляя Лёшу думать, что миф о Прометее с клевавшим его печень вороном, залетавшим к тому «на огонёк», совсем не миф. А грубейшая реальность. И для него тоже. После того как понял, что «миф о Прометее», это не более, чем мистерия, говорившая устами игравших её на сцене нимф будущим богам о том, что им ни в коем случае нельзя будет есть жирное. Так как это очень вредно для их ставшей теперь божественной печени.
А потому-то и, взвесив все за и против, решил Маше больше не звонить. Никогда. А то мало ли?
Тем более, что Маша, после того как Лёша из глупой ревности к пожарному необдуманно расстался с Дианой, оставалась у Лёши не одна. На скамейке запасных.
Однажды поздним зимним вечером одна из весьма симпатичных, можно было бы даже сказать: красивых, если бы не сидевшая рядом с ней дочь лет пяти, клиенток стала признаваться ему в чувствах. Переставая обращать на дочь внимание по мере того, как они всё быстрее, как ей казалось, приближались к её дому, и поездка предательски заканчивалась. Говоря ему всё быстрее и сбивчевей: О том, что однажды увидела Лёшу в супермаркете. И решила для себя, глядя на его красивое и вдумчивое, как тогда ей показалось, пока он рассматривал ценники на продуктах, лицо, что с таким-то серьёзным парнем у неё уж точно в жизни всё получится. Как нельзя лучше! Но так и не решилась подойти. Наблюдая за тем, как он покупает продукты. Со стороны. Любуясь им, словно картиной. И восхищаясь им всё больше и больше. Всё ближе и ближе. Стоя за ним в очереди в кассу. За счастьем!
От удивления он ещё раз на неё оглянулся.
Да, можно было смело утверждать, что она красива. Но он постеснялся говорить об этом при её дочери и ничего утверждать не стал.
Ты меня не помнишь? растерялась она.
Нет.
И вот мы снова встретились! Не прошло и недели. Может, это судьба? робко улыбнулась Света. Но, конечно же, я понимаю, что у тебя наверняка уже есть семья, дети
Почему это ты так решила?
Ты выглядишь ухожено, призналась та. И у меня, скорее всего, нет ни единого шанса претендовать на твоё сердце!
И стала извиняться за то, что уже просто наболело быть одной. И она, только поэтому, призналась ему в чувствах.
Прости.
Ну, почему же? возразил ей Лёша, пожалев её. Наблюдая с улыбкой её растерянность, когда они остановились возле её дома. У каждого есть шанс изменить свою жизнь к лучшему. Если он будет для этого стараться, улыбнулся он. В постели, подмигнул он, не решившись сказать об этом вслух. При её дочери.
Но она и так всё прекрасно поняла. И перед тем как выйти из машины, оставила ему номер телефона. Чтобы он позвонил ей в любое время, настаивала она. И они продолжили беседу. Намекала она: в постели.
Желательно предварительно, добавила она, перед тем, как закрыть дверь, чтобы я договорилась со свекровью присмотреть за дочерью. На всю ночь.
На следующий день он вспомнил о ней и позвонил. Оплатив такси.
Ему было и жалко её и любопытно узнать то, почему же она, такая красивая, мучается от одиночества. Хотя она и была постарше, чем он привык: лет двадцати восьми. Как выяснилось. Хотя он решил для себя вначале, что ей было около тридцати пяти. Ещё вчера. Но он, всё же, решил дать ей шанс. Ведь ему тоже было уже за тридцать.
Да я гораздо младше тебя! возмутилась она, сидя на кровати. Мне всего двадцать восемь. А тебе? Тридцать три?