Андрей Ненароков
Юность крейсера
Глава 1
Припекало жаркое летнее солнце, поднимающееся к зениту, наполняя своим теплом стальные палубы кораблей. Средиземноморская эскадра Российского императорского флота, отдавая салют наций, входила в гавань Марселя. Впереди расцвеченный приветственными флагами шел флагманский броненосец «Ослябя», за ним, вспенивая воду носовым буруном, скользил крейсер «Аврора».
Двадцать первый, огонь! прокричал молодой лейтенант Нечаев, стоявший у носового орудия крейсера.
Прогремев последним залпом салюта, «Аврора» встала на якорь рядом с флагманом, с которого доносился французский гимн, исполняемый оркестром.
Ты, наверное, Саша, своей стрельбой всех француженок оглушить захотел? спросил подпоручик Бортнев, подходя к лейтенанту.
Съезжай, Мишель, скорей на берег и лови их, пока не разбежались, смеясь, ответил Нечаев.
Да куда они денутся. Трубачи на «Осляби» недаром раздувают щеки, играя Марсельезу», сказал Бортнев, пытаясь выглядеть знатоком женских сердец. Вон сколько дамочек с зонтиками скопилось у пирсов, желая взглянуть на русских моряков, совершающих путь «из варяг в китайцы».
Вы, Михаил Львович, блещете сегодня остроумием. Перед вами капитулируют, видно, не только француженки, но и замок Иф.
Уволь меня, Саша, от замка, пускай его испытывают на прочность несчастные заключенные.
Нечаев пристально посмотрел на сияющее мальчишеское лицо подпоручика с маленьким вздернутым носом и едва пробивающимися под ним рыжими усиками.
Перебрав в уме несколько остроумных фраз, лейтенант произнес:
Придется вам, дон Жуан, подождать меня, а то еще натворите глупостей, дорвавшись до мамзелек. Не забывайте, что вы клялись хранить верность дуэнье Марии.
Довольный своими последними словами Александр направился в каюту облачаться в парадный мундир, а Михаил, слегка покраснев, отошел к левому борту, нетерпеливо ожидая, когда команда спустит на воду катер.
В котле парового катера уже поднялось давление, когда в него спрыгнул Нечаев.
Отчаливай! крикнул лейтенант.
Катер, попыхивая дымом из трубы, набирая обороты, пошел к причалу. Бортнев смотрел на удаляющийся корабль: новенький, недавно прошедший ходовые испытания и вступивший в строй, крейсер «Аврора» выглядел, словно только что отчеканенный золотой червонец, еще не затертый сотнями рук. Крейсер сверкал на солнце иллюминаторами и начищенной медью. Из трех его труб лениво поднимался серый дым от остывающих котлов. А легкий бриз колыхал над кормой Андреевский флаг.
Хватит оглядываться назад, Мишель. Посмотри лучше, сколько миленьких красоток встречает нас в Марселе! отвлек засмотревшегося подпоручика Нечаев.
Катер, несильно стукнувшись о причал, встал, покачиваясь на волнах. На берегу уже находились офицеры и матросы с «Осляби». Несколько раз отдав честь, Бортнев увидел статного, высокого мичмана Алексея Каневского, с которым он сдружился еще в Кронштадте.
Как дела на «Осляби», Алеша? здороваясь с ним за руку, спросил Михаил.
Все хорошо. Адмирал, правда, немного буянил с утра: устроил небольшой разнос и предупредил, чтобы сегодня на берег никто не вздумал съезжать в штатском. Видно, хочет, чтобы француженки увидели русских моряков во всей красе, сказал Каневской, и на его лице заиграла лучезарная улыбка.
А где же адмирал сейчас? спросил мичмана подошедший Нечаев.
Отбыл в мэрию выполнять союзнический долг за банкетным столом.
Ну, если адмирал уже поднимает бокал за французскую республику, то и нам негоже отставать от него по части распития вина! взял на себя роль старшего лейтенант.
В карманах молодых людей приятно шуршали новенькие франки, и они с радостью откликнулись на предложение Нечаева. Через несколько минут в открытой коляске офицеры катили вдоль набережной к лучшему ресторану Марселя. Александр вертел головой по сторонам, рассматривая молоденьких дамочек, то и дело отпуская в их сторону лестные комплименты.
Чопорная обстановка ресторана поначалу как-то сдерживала и не располагала к веселью. Но несколько рюмок коньяка сделали свое дело, и вскоре Нечаев громко рассказывал друзьям о кораблях. Вообще у него было только две темы для застольных разговоров: корабли или женщины, либо то и другое вместе. В такие минуты в глазах лейтенанта вспыхивали огоньки азарта, как у игрока в рулетку. На его приятном лице с правильными чертами появлялось что-то хищное. Он как будто вытягивался и казался, выше своего маленького роста, как капитан на мостке кажется выше всех на судне.
Вот ты, Алеша, сам посуди: какой «Ослябя», к черту, броненосец с такой тонкой броней и главным калибром в четыре десятидюймовых орудия? Это всего лишь броненосный крейсер, а никак не броненосец. Да и наша «Аврора», ну что это за крейсер первого ранга: всего восемь шестидюймовок, а скорость хода двадцать узлов в час. Так на ходовых испытаниях бросали в топки уголь лучший кардиф. Сейчас новейший крейсер первого ранга двадцать два узла должен идти как миленький. Я в прошлом году был на «Варяге» и «Аскольде» перед их отправкой на Тихий океан. Эти красавцы, играючи, дают двадцать три узла, и шестидюймовых орудий на каждом по двенадцать штук.
Что поделать, заграничная постройка, перебил его монолог Алексей.
Да, это точно. Наше адмиралтейство десять лет думает, а потом еще десять лет строит, сказал Нечаев, кидая камешек в огород Михаила, который гордился своим отцом, служившим инженером на верфях.
Тут ты не прав, Саша, горячась, возразил Бортнев. «Аврору» строили всего три года.
За три года его только на воду спустили. А потом еще три года вооружали, устанавливали котлы, испытывали итого шесть лет.
Хватит вам спорить, друзья. Давайте лучше выпьем за Российский императорский флот, вставая во весь свой богатырский рост, провозгласил тост Каневской.
Был поздний вечер, когда офицеры, чуть покачиваясь, вышли из ресторана. Духота уже спала, и воздух посвежел от морской прохлады. Над головой светили большие южные звезды. Хотелось петь и веселиться.
Поехать бы сейчас к цыганам, сказал Нечаев.
Помилуй, Саша, мы навряд ли сыщем во Франции цыган, умеющих петь «Очи черные»! рассмеялся Бортнев.
А мы их заставим разучить! откликнулся лейтенант.
И вся компания, смеясь, уселась в коляску, которая понеслась к кварталу красных фонарей.
Рано утром Бортнев проснулся от громкого стука в дверь.
Вставайте, Мишель, а то мы не поспеем на «Аврору» к подъему флага, услышал он голос Нечаева.
У подпоручика с похмелья трещала голова, пульсирующими ударами боль била в виски. Нащупав рукой что-то мягкое, Михаил с удивлением посмотрел на лежащую рядом голую женщину. Он с трудом поднялся и начал собирать разбросанные по комнате вещи. Память постепенно возвращалась к нему.
«И зачем я вчера согласился ехать в этот бордель?» думал подпоручик, натягивая штаны.
Сегодня уже протрезвевшего Бортнева мучили угрызения совести перед невестой Машенькой, ждавшей его в Петербурге. С каждой стоянки Михаил слал ей длинные письма с описанием стран и городов, в которые заходила «Аврора» во время похода. Что теперь он может написать ей? Как в пьяном угаре поливал шампанским голую проститутку и учил ее петь «Очи черные», а та, визжа, смеялась и подпевала уморительно, коверкая русские слова. Бортнев и сам не понимал, откуда у него, вечно стесняющегося и краснеющего при одном только виде женщин, взялось столько прыти. Даже невесту Машу он нерешительно брал за руку и трепетал от смущения, если прикасался губами к ее щеке. Иногда Нечаев в шутку называл его «последним девственником флота». Бортнев и на флот пошел служить, чтобы пленить военной формой курсистку Марию Соболеву, живущую на соседней улице. После окончания инженерного училища он отказался ради этого от месячного жалования в двести рублей на Франко-Русском заводе и вынужден теперь стоять вахты в машинном отсеке «Авроры», слушая стук машин, свист пара и вдыхая угарный дым. Но его армейские погоны, которые носили все офицеры флота, служившие по механической части, почему-то подействовали на девушку. И Маша, раньше не обращавшая на Михаила внимания, согласилась стать его женой, когда тот вернется из похода.
Ну что, герой-любовник, от дамочки не оторвешься встречая Бортнева в холле, пошутил Александр, как всегда свежий и подтянутый, будто и не участвовал во вчерашней попойке. Нам надо поторапливаться, чтобы успеть на крейсер к подъему флага, а то капитан устроит нам разнос.
Вечером Бортнев не выходил из своей каюты. Лежа на диване, он перечитывал Машины письма. К нему заходил Нечаев и приглашал съездить на берег, но Михаил отказался, сказав, что еще не отошел от вчерашнего и хочет спать. Подпоручик так и просидел затворником на крейсере, пока эскадра, завершив визит в Марсель, не снялась с якорей и не ушла к берегам Италии.
Глава 2
Бортнев сидел за письменным столом, отодвинув в сторону кипы чертежей, оставив перед собой только фотографию миловидной девушки. Время от времени поглядывая на фотокарточку невесты, подпоручик писал ей очередное письмо:
Глава 2
Бортнев сидел за письменным столом, отодвинув в сторону кипы чертежей, оставив перед собой только фотографию миловидной девушки. Время от времени поглядывая на фотокарточку невесты, подпоручик писал ей очередное письмо:
«Уже неделю мы наслаждаемся красотами Италии. С внешнего рейда Неаполя, где расположилась наша эскадра, открывается прекрасная панорама гавани с множеством судов, над которыми, как лес, возвышаются сотни труб и мачт. За ними, словно из моря, вырастает Неаполь, его дома, как будто по лесенке, поднимаются вверх по склонам. Тесные улочки с невзрачными строениями сменяются площадями с роскошными дворцами и соборами. Из маленьких уютных бухточек по утрам в море выплывают сотни рыбацких лодок, кажется, что их сети должны выловить в нем всю рыбу, но на следующий день все повторяется вновь. И над всем этим где-то вдалеке, в сизой дымке облаков, парит громада Везувия, говорящая всем своим гордым видом, что вся людская суета ничтожна перед вечностью. И даже он, грозный вулкан, когда-нибудь исчезнет, изъеденный ветрами и дождем, или взорвется, извергая из себя потоки лавы, и погребет города этих неразумных людишек, расселившихся на его склонах. Как это уже случалось много веков назад»
Подобные письма Михаил каждый день писал в Петербург невесте, пытаясь хоть этим загладить свой грех перед ней.