Рив не видел и того, как механические доспехи разбрелись по улочкам и столкнулись с новыми отрядами рытников низших ступеней посвящения.
Стародуму было плевать, кто кого.
Он быстро шагал снова в сторону главного храма, то и дело наталкивался на кого-нибудь, рубил наотмашь не глядя и шёл дальше. В нескольких переулках его поджидали стайки вооружённых саблями монахов. Рив показывал старую ривскую фехтовальную школу, берущую своё начало от самих лютичей, и, переступив через трупы, продолжал путь.
Его окликнули.
Стародум остановился и спустя некоторое время повернулся на голос. Перед ним стоял монах. Лицо скрывал островерхий капюшон, а на шее висел медальон в виде креста, заключённого в круг, с обсидиановой сердцевиной.
Стародум до боли стиснул ручку меча.
Вот и свиделись, рив, произнёс жрец. Здравствуй.
Рив презрительно плюнул.
Ну-ну, полноте. Я прекрасно знаю твоё отношение ко мне, не нужно этих картинных жестов и нарочитости.
Жрец Храмовых скал пошёл кругом, точно пытаясь зайти с тыла. Стародум в противоположную сторону, почти зеркально копируя походку жреца. Конец меча тихо звенел, волочась по брусчатке.
Зачем это всё, рив? Вот это всё, жрец развёл руки в стороны, неужто только для того, чтоб мы встретились? А иначе зачем? Никто ведь не уйдёт отсюда живым.
Рив напал. Рубанул наискось, ушёл в пируэт и ткнул вперёд. Жрец, держа руки за спиной, играючи увернулся.
Скажи, а ваш ересиарх знает, что ты пришёл сюда вовсе не для того, чтобы спасти его?
Стародум усмехнулся.
Выходит, знает?
Да ему плевать на это всё, произнёс рив и снова напал. На этот раз атака длилась дольше, Стародум провёл красивую размашистую комбинацию и даже задел плечо жреца. Тот зарычал, но от повторного попадания снова ушёл. Неужели ты ещё не понял, что это всё для отвода глаз? Думаешь, вы поймали Азаря? Блаженные глупцы Он здесь потому, что хочет быть здесь. Я не знаю его планов и мне плевать, но тут у него точно какие-то дела.
Жрец рассмеялся и потёр лицо.
Честно говоря, не думал, что ты вот так выложишь мне всё на самом деле.
Я недолго общался с Азарем, но он всегда учил отвечать честно. Я лишь следую завету великого учителя, иронично сказал рив.
Снова напал. На этот раз без всяких разговоров, он раскрутил меч так, что клинок превратился в смазанные стальные всполохи. Со звериной яростью Стародум нападал, прыгал, кувыркался, лез из кожи вон, чтобы достать жреца, но тот каждый раз в последний момент уходил из-под угла атаки.
Видеть твоё удивление для меня удовольствие, издевался жрец. Неревские народы просто кладезь различных боевых стилей. И это при том, что у вас никогда не было школ боевых искусств, как, например, у Шонь Рю. К примеру, данная техника боя называется «свиля», я обучился ей в одной весюшке у озера Крах, не припомню, как называется. Удивительно, что даже такой мастер, как ты, не знает боевой традиции своего племени до конца.
Рив стоял напротив жреца и тяжело дышал.
Свиля, значит?
Свиля.
Ладно.
Стародум потянулся за голенище своего сапога с ботфортами и достал оттуда небольшой бурдюк, заткнутый чопиком. Зубами откупорил и залпом выпил содержимое бурдюка.
Неужели, это знаменитый отвар из мухоморов, который превращал лютичей в непобедимых убийц?
Вместо ответа рив рванул вперёд и снова раскрутил меч. Их поединок больше напоминал танец, чем столкновение двух противоборствующих начал. Рив рубил со всех доступных ему направлений, пронзал воздух тычками, прыгал, кувыркался. Он передавал меч из руки в руку и резко менял направление удара, чтобы сбить противника с толку. Жрец кружился на расстоянии удара от него. Точно так же храмовник то пригибался к земле, то подпрыгивал, а то и просто отходил в сторону. Но при этом его руки по-прежнему покоились за спиной.
Рив не останавливался. Улыбка, наконец, сошла с лица жреца, а вскоре он был вынужден подключить руки, балансируя ими для лучшей координации всего тела. Со временем движения храмовника становились более резкими, ривский клинок проходил всё ближе.
В какой-то момент жрец пропустил очередной выпад мимо себя и поймал руку Стародума в залом. Используя рычаг, храмовник нырнул риву под мышку и вырвал руку из сустава. А потом вонзил риву в спину его же меч по самое огниво.
Со звериной быстротой Стародум развернулся к жрецу прямо с мечом в спине и, поймав за правую руку, укусил. Потом силы покинули его. Обессилевшие пальцы выпустили храмовника, и рив завалился на бок. Он кашлял и захлёбывался собственной кровью, но улыбался.
Вы ривы, как были животными, так и остались, брезгливо осматривая укус, фыркнул жрец. Укусил? Молодец! Не сдался! Напоследок хоть тяпнул. Ну а что с того? Через минуту ты умрёшь, а я смогу доложить руководству, чтобы дознались о цели пребывания ересиарха в Храмовых скалах. Своей честностью ты сослужил мне отличную службу.
Рив улыбался.
Вся твоя атака не имела никакого смысла. Всех твоих сообщников скоро перебьют, а ересиарха завтра сожгут у позорного столба. Ты пришёл отомстить за свою русалку? Как тебе вообще могло прийти в голову, что ты сможешь победить меня! Жреца Храмовых скал! Не тебе недоумку бросать мне вызов!
И тем не менее, ты со мной дрался.
Рив по-прежнему улыбался и казался счастливее всех смертных.
Жрец брезгливо плюнул и поспешил в сторону главного храма. Он старался не обращать внимания на происходящую вокруг сутолоку, избегая прямых столкновений и драк, чтобы скорее донести Синоду слова рива относительного того, что Азарь сам хотел находиться здесь. Наверняка, это в корне меняло дело.
А там, глядишь, и место в Синоде дадут, вслух произнёс жрец и на секунду мечтательно посмотрел на небо.
Белый луч рытника расчертил небо, озарив округу как днём, что отрезвило храмовника, и жрец прибавил шагу. Снова белая вспышка, и у жреца на миг потемнело в глазах. В ушах звенело. Храмовник мотнул головой и пошёл, но ноги сделались как будто ватными. Каждое движение давалось всё труднее.
Кругом суетились и бежали люди. Их преследовали чудовища. Над головой рвались молнии, туда-сюда сновали безжалостные крылатые твари. По скользкой от крови брусчатке невозможно было идти.
Худой отрок в холщовом рубище врезался в жреца и сбил его с ног. Не разбираясь, что к чему, мальчишка тут же поднялся и опрометью бросился прочь. Ему вслед похрюкивая, неслись три рогатых, поросших густой чёрной шерстью шуликуна. Бежали так быстро, что из-под их мощных копыт сыпали искры.
Жрец тщетно пытался встать. Перед глазами всё плыло. Силясь подняться, он случайно взглянул на свою руку. Укус рива. Глубокий. Позеленевшие края раны и уже образовавшийся гной. В памяти воскрес образ Стародума, который пьёт из бурдюка загадочную жидкость.
Жрец в отчаянии заревел. Бросив оставшиеся силы, он через трупы и бьющиеся в агонии конечности пополз к главному храму, бормоча лишь одно слово: «Противоядие!»
Но его никто не слышал. А спустя несколько мгновений его втоптали в грязь и мясо сотни босых и обутых ног, лап и копыт. Погибая под ударами бегущих ног, захлёбываясь в крови и ошмётках чьих-то тел, он всё тянул руку к Храму и повторял: «Противоядие! Противо-ядие»
А потом затих.
Прямо над ним существа, в чьём облике было равно и от человечьего, и от крыланьего, свирепо кидались в бой, имея лишь одно оружие зубы и когти; только то, чем наградила их природа.
Принуждённые к рукопашной, священники не желали уступать врагу ни в чём. Даже в злобе и свирепости. У многих в руках тускло блестели длинные кинжалы и стилеты с круглыми гардами. Они не были воинами, вовсе нет. Но безрассудная, слепая вера способна творить чудеса. Когда смертельно раненный протоиерей заносит клинок для последнего удара, не замечая, что его собственная требуха волочится следом. Когда сорвавшийся вниз от неловкой атаки дьяк успевает вогнать железный прут в глаз морской твари прежде, чем захлебнуться в собственной крови. Когда кривая монашка выбегает наружу и обыкновенным половником до полусмерти избивает хоть и раненого, но ещё вполне опасного нетопыря. Всё это исключительно благодаря слепой фанатичной вере.
И если бы кто-то, способный удержаться в стороне в подобную бурю, смог бы пробраться на вершины Храмовых скал, беспрестанно атакуемые с воздуха летучими бестиями, ему бы удалось узреть подлинные чудеса.
Он смог бы разглядеть чудовищную тушу летучего змея, с диким рёвом несущуюся прямо к невысокому кряжистому монаху, чьё лицо скрывал широкий островерхий капюшон. И то, как потом крылатый ящер разбивает голову о незримую преграду между ним и человеком. Как этот же священнослужитель мгновенно срывается с места, чтобы подать руку сорвавшемуся товарищу, и с нечеловеческой проворностью спасает его из объятий бездны.
А ниже по полуоткрытым галереям и сводчатым балконам, подпёртым резными каменными колоннами главного храма, густой цепью тянулись огоньки факелов. То спешили вниз дьяки и подьячие, чтобы стать на пути у тварей, идущих к Храму из глубин морских, кои без числа всё ползли и ползли по сырому каменистому берегу. Их атаку прикрывали рытники, что посылали белые лучи смерти, крошащие даже скалы. Камень плавился и дымился в том месте, где убийственный свет прикасался к земле, ревели поражённые чудовища и падали навеки уродливыми зловонными тушами.
А ниже по полуоткрытым галереям и сводчатым балконам, подпёртым резными каменными колоннами главного храма, густой цепью тянулись огоньки факелов. То спешили вниз дьяки и подьячие, чтобы стать на пути у тварей, идущих к Храму из глубин морских, кои без числа всё ползли и ползли по сырому каменистому берегу. Их атаку прикрывали рытники, что посылали белые лучи смерти, крошащие даже скалы. Камень плавился и дымился в том месте, где убийственный свет прикасался к земле, ревели поражённые чудовища и падали навеки уродливыми зловонными тушами.
Падали один за другим, но из бушующих глубин тут же показывались новые. Ужасные, неведомые доселе ни одному живому бестии, с тремя рядами зубов, с гигантскими плавниками, похожими на крылья, острыми настолько, что могли валить деревья. Рядом шли похожие на брёвна болотного цвета с длинными пастями, способными распахнуться шириной в человеческий рост; уродцы медленно ползли к исполинским каменным постройкам, волоча за собой огромный шипастый хвост. Тут же за ними выползали гигантские крабы, на спинах которых грозно восседали, жаждущие поживы, хищные водоросли. И все шли к одному единственному месту главному храму.