Философ и война. О русской военной философии - А. Коробов-Латынцев 4 стр.

Хомяков был причастен к военной службе с самой юности. В 1822 году Хомяков принимается на службу юнкером в Астраханский кирасирский полк, в том же году он переводится на службу в Петербург, в лейб-гвардии Конный полк. В 1823 году его производят в эстандарт-юнкеры. А в 1824-м в корнеты.

Полк Хомякова, кстати, принимал участие в восстании на Сенатской площади. Сам Хомяков, к счастью, находился в это время в заграничном путешествии. Впрочем, Хомяков обозначил свою позицию по отношению к военному восстанию прямо перед самими же членами тайного общества. Приведу воспоминания одного из современников декабристов:

«Рылеев являлся в обществе оракулом. Его проповеди слушались с жадностью и доверием. Тема была одна необходимость конституции и переворота посредством войска. Посреди этих людей нередко являлся молодой офицер, необыкновенно живого ума. Он никак не хотел согласиться с мнениями, господствовавшими в этом обществе, и постоянно твердил, что из всех революций самая беззаконная есть революция военная. Однажды, поздним осенним вечером, по этому предмету у него был жаркий спор с Рылеевым. Смысл слов молодого офицера был таков: Вы хотите военной революции. Но что такое войско? Это собрание людей, которых народ вооружал на свой счет и которым он поручил защищать себя. Какая же тут будет правда, если эти люди, в противность своему назначению, станут распоряжаться народом по произволу и сделаются выше его? Рассерженный Рылеев убежал с вечера домой. Князю Одоевскому (Александру Одоевскому, поэту А. К.-Л.) этот противник надоедал, уверяя его, что он вовсе не либерал и только хочет заменить самодержавие тиранством вооруженного меньшинства. Человек этот А. С. Хомяков»[36].

Слова Герцена о том, что Хомяков был «бретер диалектики», здесь вполне оправдываются. Хомяков врывался в стан своих идеологических противников и громил их на их же позициях, заставляя отступать (побег Рылеева с вечера домой).

Неизвестно точно, по каким причинам Хомяков уехал в заграничное путешествие на два года, которое уберегло его от участия в декабрьском восстании на Сенатской площади. Как правило, биографы говорят о том, что Хомяков изучал западную жизнь, культуру, смотрел мир и т. д. Можно было бы выдвинуть захватывающую конспирологическую версию об отъезде Хомякова из России. Но надо ли? В любом случае заграничное путешествие уберегло его от несчастья.

О войнах Хомяков пишет так: «Война и завоевание, этот итог бесконечных убийств, бесстрастных и бесконечных, это исполинское преступление всех законов человечества, эта мерзость, сопряженная с очаровательным величием и соблазном себялюбивой славы, война еще не получила имени у людей»[37]. Однако, как отмечает исследователь творчества Хомякова В. Н. Ксенофонтов, Хомяков «в своих воззрениях на войну не предстает в качестве ярко выраженного пацифиста»[38]. Хомяков, рассуждая о войнах, в которых принимала участие Россия, указывает на ее миротворческую миссию: «На нашей первоначальной истории,  пишет философ,  не лежит пятно завоеваний. Кровь и вражда не служили основанию государства Российского, и деды не завещали внукам предания ненависти и мщения»[39].

В 1825 году Хомяков уволен от военной службы «по домашним обстоятельствам» (при увольнении он получает чин поручика). Затем следует его заграничное путешествие. В 1828 году после возвращения на Родину Хомяков сразу же отправляется на войну: в чине поручика Белорусского гусарского Принца Оранского полка, в должности адъютанта генерала В. Г. Мадатова отправляется на Дунай для того, чтобы принять участие в Русско-турецкой войне. Там он будет дважды ранен при крепости Шумла.

Бердяев в своей книге приводит слова современников о Хомякове, что тот был офицер с «холодной блестящею храбростью»[40]. Процитируем отрывок из его письма к матери с театра боевых действий, который вполне подтверждает бердяевские слова: «Я был в атаке, но, хотя раза два замахнулся, но не решился рубить бегущих, чему теперь очень рад; после того подъехал к редуту, чтобы осмотреть его поближе. Тут подо мной была ранена моя белая лошадь, о которой очень жалею. Пуля пролетела насквозь через обе ноги; однако же есть надежда, что она выздоровеет. Прежде того она получила рану в переднюю лопатку саблею, но эта рана совсем пустая. За это я был представлен к Владимиру, но по разным обстоятельствам, не зависящим от князя Мадатова, получил только Св. Анну с бантом, впрочем, и этим очень можно быть довольным. Ловко я сюда приехал: как раз к делам, из которых одно жестоко наказало гордость турок, а другое утешило нашу дивизию за все горе и труды прошлогодние. Впрочем, я весел, здоров и очень доволен Пашкою»[41].

Бердяев в своей книге приводит слова современников о Хомякове, что тот был офицер с «холодной блестящею храбростью»[40]. Процитируем отрывок из его письма к матери с театра боевых действий, который вполне подтверждает бердяевские слова: «Я был в атаке, но, хотя раза два замахнулся, но не решился рубить бегущих, чему теперь очень рад; после того подъехал к редуту, чтобы осмотреть его поближе. Тут подо мной была ранена моя белая лошадь, о которой очень жалею. Пуля пролетела насквозь через обе ноги; однако же есть надежда, что она выздоровеет. Прежде того она получила рану в переднюю лопатку саблею, но эта рана совсем пустая. За это я был представлен к Владимиру, но по разным обстоятельствам, не зависящим от князя Мадатова, получил только Св. Анну с бантом, впрочем, и этим очень можно быть довольным. Ловко я сюда приехал: как раз к делам, из которых одно жестоко наказало гордость турок, а другое утешило нашу дивизию за все горе и труды прошлогодние. Впрочем, я весел, здоров и очень доволен Пашкою»[41].

Владимирский крест Хомяков все-таки позже получит, как и Св. Анну за храбрость.

Бердяев также пишет, что когда Хомяков находился у себя в деревне, «в обстановке спокойной, его периодически тянуло на войну, в бой, и он изливал свои переживания в боевых стихотворениях»[42]. Бердяев вообще характеризует Хомякова как натуру воинственную, причем эта воинственность сказалась очень рано: семнадцати лет он пытался бежать из дому, чтобы принять участие в войне за освобождение Греции. «Он купил засапожный нож, прихватил с собой небольшую сумму денег и тайком ушел из дому»[43]. В Греции в это время началось общебалканское антитурецкое восстание, которое было подготовлено обществом «Филики Этерия». В России это восстание, «греческая революция», как его называли, встретило широкое сочувствие. Это общественное сочувствие славянам на Балканах охватило и юного Хомякова. Вот характерное юношеское стихотворение Хомякова о «греческой революции»:

Уже в 11 лет Хомяков признавался брату, что он собирается бунтовать за славян. Речь шла о сербах, а именно о Втором Сербском Восстании 1815 года, которое возглавлял Милош Обренович. Впоследствии, в 1859 году, в трудный для сербского народа момент, когда в страну вернутся Обреновичи и страна станет перед важным политическим выбором, Хомяков напишет Послание к сербам.

История создания Послания и его восприятие в Сербии подробно рассмотрена в статье Л. В. Кузьмичевой «А. С. Хомяков и Сербский вопрос»[44]. Исследователь пишет о юношеских романтических порывах Хомякова принять участие в славянских антитурецких восстаниях, что их «до определенной степени» удалось воплотить Хомякову в жизнь во время очередной русско-турецкой войны 18281829 годов, в которой он принимал участие как раз на Дунайском театре войны. По итогам именно этой войны победившая Россия при заключении мирного договора в Адрианополе добилась от Турции предоставления полной независимости Греции и создания автономного княжества Сербии, которое стало первым государственным образованием у зарубежных славян, возродившимся после долгих столетий утраты.

«Можно сказать,  делает вывод Кузьмичева,  что Хомяков, воевавший в 18281829 годах, был лично причастен к возрождению независимой Сербии»[45]. Действительно, можно сказать, что философ воплотил в жизнь свои юношеские мечтания о помощи братскому народу. Причем воплотил вполне.

Вот еще один отзыв о Хомякове из книги Бердяева: «У него была неискоренимая потребность всегда органически утверждать и бороться во имя органического утверждения. В нем нет и следов мягкости и неопределенности натур сомневающихся, мятущихся. Он ни в чем не сомневается и идет в бой. В бой нельзя идти с сомнением, с внутренней борьбой. Плохой воин тот, кто борется с самим собою, а не с врагом. Хомяков всегда боролся с врагом, а не с самим собой, и этим он очень отличается от людей нашей эпохи, слишком часто ведущих борьбу с собой, а не с врагами»[46]. Было бы лицемерием не отметить, что целостная и воинственная натура Хомякова контрастирует с людьми нашей эпохи.

Хомяков уже в свое время предвидел будущую информационную войну, в рецензии на оперу М. И. Глинки он писал так:

«Прошли века, государство русское окрепло, но новое нашествие с Запада требует нового сопротивления. Это нашествие не меча и силы, но учения и мысли. И против этих нашествий бессильна всякая вещественная оборона, и сильно только одно глубокое душевное убеждение»[47]. Вот это нашествие иностранных учений мы и наблюдаем теперь, в XXI веке, а Хомяков сказал об этом в XIX, еще когда никто и не думал про информационные войны.

Читая следующие строки, можно подумать, что Хомяков предвидел и мировые войны: «Силы всех наций выдвигаются вперед и меряют взорами друг друга. Борьба ужасная готовится вспыхнуть»[48],  хотя пишет это Хомяков накануне вступления в Крымскую войну западных держав (ту самую войну, участником которой будет «поздний славянофил» К. Н. Леонтьев, почитатель Хомякова). Истоки этого противостояния философ видит в религиозном расколе, схизме, поскольку «на одной из воюющих сторон стоят исключительно народы, принадлежащие православию, а на другой римляне и протестанты, обступившие исламизм»[49]. Стихотворение 1854 года, посвященное Крымской войне, философ неслучайно назовет «Суд Божий», саму войну России против Турции Хомяков назовет (уже в конце своей жизни) справедливой войной[50].

Русский народ, сама Россия призвана, по Хомякову, на Суд Божий, поэтому в своем самом известном военном стихотворении Хомяков предостерегает Россию: