Собираюсь! Да я век бы его не видел, но положение обязывает. Если ты бы служил в армии, то знал бы, что после отпуска или ещё какого-нибудь длительного отсутствия на службе ты должен доложить командиру, что приступаешь к своим обязанностям. А главнокомандующий у нас Николай II, и именно он откомандировал меня на лечение в Питер. Значит, именно ему я обязан доложиться, что лечение закончилось, и я возвращаюсь в корпус.
Это хорошо, что именно на пике газетной шумихи ты встретишься с императором. Ты в его глазах тоже предстанешь героем, и думаю, каверзных вопросов к тебе у Николая II не будет. Но на всякий случай ты приготовь для своего брата ту же историю про молнию и сильный удар террориста. По-родственному пожалуйся, что после нападения у тебя иногда болит голова, да и с памятью случаются провалы, но зато язва, как сказал доктор, зарубцевалась, и желудок больше не беспокоит.
Думаешь, прокатит это враньё?
А ты больше хвали и восхищайся самим императором, и всё будет тип-топ.
Ладно, психоаналитик ты наш, тебя я понял, буду косить перед Николашкой контуженным в схватке с террористами. Но при этом рвущимся накостылять и австриякам. Уж как это получится, не знаю, но стараться буду. В этом вопросе я с тобой согласен. Да и что нужно выезжать в корпус как можно быстрее, согласен тоже. Ты прав, в деле вхождения в образ Михаила нужно воспользоваться этой газетной шумихой. Герою, победившему коварного врага в честной с его стороны схватке, многое прощается. Будем исходить из этого постулата, а дальше как карты лягут. Всё, этот вопрос закрыт в корпус выезжаю в ближайшие дни. Теперь давай подумаем, какие задачи мне там нужно решить.
И мы приступили к обсуждению самой ответственной и скользкой темы поездки великого князя в действующую армию и проблем, которые могут там возникнуть. Только мы копнули поездку великого князя на фронт, как проблемы посыпались одна за другой. И чтобы их как-то решить, требовалось время, а его практически не было. Газетная шумиха скоро прекратится, и все геройства великого князя отойдут на второй план, а потом вообще забудутся. А мне нужно было попасть в корпус, когда героический поступок великого князя занимал умы людей. Именно в этот момент нужно было появиться, чтобы своей личностью заместить в головах людей образ настоящего великого князя. Основываясь на этой идее, и продумывались детали предстоящей поездки.
Первая трудность, которую нужно было решить, с кем великий князь приедет в корпус выезжать одному было не по рангу, а значит, подозрительно. К тому же возможно понадобится силовая поддержка. Непонятно же, почему организовали покушение на великого князя. Как политическая фигура он был ноль и в общем-то никому не мешал. Ненависть к любому представителю дома Романовых? Это вряд ли. Напал же не фанат-одиночка, а хорошо организованная группа боевиков. А значит, была проведена определённая подготовка. И напали после того, как Михаил Александрович стал себя вести не так, как обычно. Значит, стал чем-то опасен, и в первую очередь для большевиков. Но вряд ли там есть великие аналитики, которые могут из маленьких фактов создать картину возможной опасности в будущем от какого-то лица, а вот в немецком Генеральном штабе наверняка есть такой человек. И если один раз не получилось, он может отдать приказ повторить операцию по устранению потенциальной угрозы для Германии. Значит, нужно быть готовым отразить и эту угрозу. Поэтому мы решили, несмотря на возможную задержку, создать небольшую боевую группу. И подобрать денщика великому князю, взамен погибшего Василия.
А где найти боевых и хоть как-то проверенных ребят? Этот вопрос мы тоже обсудили и пришли к выводу, что наверняка таких людей можно выбрать среди выздоравливающих в госпиталях. И в первую очередь надо посмотреть в госпиталях, расположенных в моей усадьбе в Гатчине и здесь, в питерском особняке. Эта идея так нас захватила, что мы, даже не допив чаю, направились к главному врачу госпиталя, занимавшего большую часть моего особняка. Госпиталь был рассчитан на сто нижних чинов и двадцать пять офицеров. В реальности госпиталь был переполнен в данный момент в нём проходили лечение и реабилитацию двести двадцать семь раненых. Об этом рассказал начальник госпиталя, когда мы с Кацем ввалились в его маленький кабинет. Он попытался доложить характер ранений и методы лечения. Но меня это мало интересовало. Я прервал его доклад словами:
Иван Ильич, это ваша прерогатива назначать лечение и ухаживать за ранеными. Я не собираюсь лезть в дела госпиталя. Меня интересуют выздоравливающие, и то не все, а только те, кто добровольно готов вернуться на фронт. Наверняка вам известны настроения в среде раненых, и вы можете порекомендовать людей, которые не поддались пропаганде, повсеместно распространенной сейчас в Петрограде. Я создаю у себя в корпусе специальный отряд для борьбы с австрийскими диверсантами, и мне требуются ловкие и дисциплинированные бойцы.
Иван Ильич ненадолго задумался, а потом сказал:
У нас выздоравливающих не очень много всего семнадцать человек. Из них, по моему мнению, готовы без понуканий и приказа возвратиться в свои части только пять человек. Я это говорю только о нижних чинах. Среди офицеров и вольноопределяющихся совершенно другие настроения. У нас готовы к выписке три офицера и два вольноопределяющихся, и каждый из них готов выполнить присягу до конца. Сами просят скорее их выписать, чтобы вернуться в свою часть.
Похвальное желание. Давайте-ка, Иван Ильич, мы с господином Джонсоном побеседуем с рекомендованными вами людьми. Я посмотрю, способны ли они участвовать в операциях по нейтрализации вражеских диверсантов, а мой секретарь будет проверять документы этих людей. Надеюсь, бумаги этих офицеров и нижних чинов у вас в наличии?
Конечно, государь, сейчас прикажу, чтобы их принесли.
Хорошо, Иван Ильич, и дайте распоряжение, чтобы этих людей начинали вызывать по одному в этот кабинет. Надеюсь, вы не возражаете, что я с секретарём займу ваш кабинет?
Как можно, государь! Сколько нужно, столько и занимайте.
После этих слов Иван Ильич быстро вышел из комнаты, торопясь выполнить поручение великого князя. Благо ему не нужно было вставать с глубокого кресла и выбираться из-за письменного стола это он сделал ещё когда я появился в его кабинете.
До этого разговор происходил стоя, но когда Иван Ильич вышел, я уселся в удобное кресло начальника госпиталя. А моему другу пришлось садиться на угловатый и, наверное, неудобный стул, стоящий рядом с письменным столом. В кабинете мы не разговаривали, всё было обговорено по пути в госпиталь. Наверное, поэтому в голову лезли не связанные с делом мысли. Почему-то я начал думать о том, что начальник госпиталя называл меня государем. Вообще-то так называли Михаила Александровича, когда он был официальным наследником императора, сразу после смерти от чахотки старшего брата Георгия. Целых пять лет пришлось исполнять роль цесаревича. Но после рождения у императора сына Алексея этот титул отпал. И вот опять меня называют государем. Не иначе это связано с ростом моей популярности после вчерашнего случая. И в двух газетах вон назвали государь Михаил Александрович. Нет, определённо, если Михаила стали называть государем даже образованные люди, нужно как можно быстрее выезжать в корпус. Кац прав, народ на этой эйфории от геройств великого князя будет сквозь пальцы смотреть на все мои ляпы, которые не должен допускать генерал, тем более участвующий в военной кампании с 1914 года. Мне теперь главное на фронте не кланяться снарядам, и наверняка всё офицерство будет считать меня своим.
Мои приятные размышления прервал Иван Ильич, он вошёл в кабинет и доложил, стоя чуть ли не по стойке смирно:
Государь, выбранные вами военнослужащие прибыли и ожидают аудиенции в коридоре.
Хорошо, Иван Ильич, пускай господа начинают заходить в кабинет по одному.
Начальник госпиталя козырнул, развернулся по-уставному, как гвардеец на строевом смотре, и вышел из кабинета. Через несколько секунд начался этот своеобразный кастинг.
Опросом входящих бойцов в основном занимался Кац, который, просматривая документы входящих людей, задавал уточняющие вопросы. Я подключался лишь тогда, когда человек меня заинтересовывал. Таких было почти половина. Что касается нижних чинов, то трое из них вполне подходили для наших целей. Из офицеров мне очень понравился прапорщик Хватов. Да что там понравился это была просто находка для любого спецназа. Крепкий, решительный, да к тому же умный и сообразительный парень. Лучшего командира моей спецгруппы и не найти. Я дольше всех с ним разговаривал, а в конце нашей беседы заявил:
Прапорщик, заканчивайте все ваши дела в городе и в госпитале. Я вас забираю в свою спецгруппу будете её командиром. Ваш отпуск после ранения отменяется. Я вскоре выезжаю на Юго-Западный фронт, в свой корпус, будете меня сопровождать. Вы как, не против служить в другой части, да тем более лишиться законного отпуска? Денежную компенсацию вы, конечно, получите, но главное, обретёте интересную службу.
Государь, я готов к любым приказам, исходящим от вас! Сочту честью для себя перейти под ваше командование!
Хорошо, Сергей, тогда первый мой приказ принять участие в отборе кандидатов в эту спецгруппу. Так как вы её будущий командир, то даже больше нас заинтересованы, чтобы в ней служили хорошие бойцы. Задачи у этой спецгруппы будут разнообразные, но в основном это, конечно, борьба с диверсантами и террористами. Соответственно, и людей нужно подбирать специфических быстрых, цепких и сообразительных.
Хорошо, Сергей, тогда первый мой приказ принять участие в отборе кандидатов в эту спецгруппу. Так как вы её будущий командир, то даже больше нас заинтересованы, чтобы в ней служили хорошие бойцы. Задачи у этой спецгруппы будут разнообразные, но в основном это, конечно, борьба с диверсантами и террористами. Соответственно, и людей нужно подбирать специфических быстрых, цепких и сообразительных.
После разговора с прапорщиком Хватовым в отборе кандидатов в бойцы спецгруппы участвовало уже три заинтересованных человека. Процесс кастинга несколько замедлился, но мы всё равно успели переговорить и оценить всех предложенных Иваном Ильичом кандидатов. Кроме прапорщика Хватова в спецгруппу было отобрано ещё четыре человека. Из них мне больше всего понравился вольноопределяющийся Юрий Меньшиков. Про себя я его назвал человек-змея, даже в кабинете он был пластичен и гибок, вот и вызвал у меня такую ассоциацию.
Можно сказать, спецгруппа почти уже была сформирована, и это по итогам работы всего в одном не очень-то и большом госпитале. Это воодушевляло, и хотелось закончить с этим вопросом. Мы с Кацем планировали создать спецгруппу численностью семь десять человек. Поэтому решили сегодня после обеда двинуть в Гатчину. Там, в госпитале, занимавшем большую часть моего поместья, продолжить наш кастинг. Тем более в Гатчине я надеялся найти себе денщика вместо погибшего Василия. Это было важно. Во-первых, не мог генерал, к тому же великий князь, быть без денщика. Во-вторых, спецгруппа спецгруппой, но нужен был человек, непосредственно прикрывавший спину великого князя. Поступок Василия произвёл на меня большое впечатление, и очень хотелось найти денщика, способного на подобный поступок. А Кац утверждал, что среди выздоравливающих пациентов гатчинского госпиталя был такой человек. Его присмотрела его невеста и, естественно, не для меня, а для своего жениха, обожаемого Николая (как она называла моего секретаря Никоши). Так вот, когда Кац как-то своей невесте Насте заявил, что он, может быть, вскоре вместе с великим князем уедет на фронт, Настя, проработавшая в госпитале больше года, примерно представляла, с чем может столкнуться на фронте её жених. И самое главное, она узнала, каким образом можно облегчить жизнь суженого в армии. Естественно, приставить к нему няньку. А в армии такой нянькой являлся денщик. Вот она и отыскала такого человека среди выздоравливающих раненых. Заставила моего друга с ним встретиться и поговорить. Этот человек Кацу понравился, и он собирался сделать его завхозом Смольного. Даже договорился с начальником госпиталя, чтобы Дмитрия Первухина не выписывали, а подождали, пока великий князь не определит судьбу этого солдата. На данный момент Кац понимал важность моей поездки в корпус и поэтому отдавал свой кадровый резерв на общее дело. Не будет силовой поддержки, не нужен и его комитет по национальной политике, а тем более завхоз в Смольном.