Наш автопробег начался буднично. Точно, как договаривались, «Форд» подъехал к сидевшим уже в седлах кабардинцам, я переговорил, не вылезая из кабины, с их командиром князем Бековичем-Черкасским, и своеобразное соревнование началось. Автомобиль сразу же обогнал скачущих кабардинцев, и это было естественно. В галоп никто из них не пустился. Как мы и договаривались с Бековичем-Черкасским, кабардинцы не должны были во время этого состязания загнать своих лошадей. Соревнование между автомобилем и лошадьми были для Бековича-Черкасского по существу проформой, главная мысль у князя была получить проигрыш, но за счет этого пригласить Михаила Александровича к себе в полк и устроить там празднование победы великого князя в этой гонке. Хитрый кабардинец не видел ничего зазорного уступить в споре с великим князем, даже наоборот, было почетно проиграть в споре с самим братом императора. Старейшины рода не будут интересоваться сутью, для них главное, что их родич спорил с самим братом императора. Мои размышления подтверждались тем, что даже на начальном этапе кабардинцы не пытались догнать «Форд», а скакали мерной рысью, экономя силы лошадей. Вскоре даже пыли, поднятой их скачкой, не стало видно в зеркале заднего вида.
Глава 10
Мерное покачивание на грунтовой дороге мягко меня убаюкивало, хотя я и давал себе обещание, что когда стану перемещаться по фронтовым дорогам, буду максимально бдителен. Но бдительным оказался не я, а водитель «Форда» Максим. Когда мы отъехали от Бердичева верст на пятнадцать, а я уже посапывал, Максим тронул меня за рукав и воскликнул:
Государь, тревога повозка перегородила дорогу, может быть засада!
Я тут же очнулся. Увидел в ста саженях от нас телегу, запряженную быками и загруженную уже начавшим зеленеть валежником, перегородившую дорогу. Глянул в зеркало заднего вида, там в двухстах саженях дорогу перегораживала кибитка, которую мы недавно обогнали. Однозначно нас блокируют, чтобы потом напасть. Я, уже не рассуждая, тут же нажал кнопку тревожной сигнализации и одновременно схватил трубку связи с кузовным отсеком. В работе этих систем я был уверен, все-таки сам все это монтировал. Тут же на другом конце провода прозвучал голос прапорщика Хватова:
Слушаю, государь!
Прапорщик, тревога! По-видимому, нас блокируют! Сейчас начнут обстрел и штурм!
Мы готовы, государь, дежурный наблюдатель засек телегу и кибитку, перегораживающие дорогу. Обстрела, по-видимому, не будет, бандиты хотят захватить автомобиль и груз в нем неповрежденным. Наблюдаю выбравшихся из перелеска кавалеристов, они направляются к нам. Скорее всего, это и есть группа захвата.
Прапорщик, огня заранее не открывать. Подпустить бандитов ближе, чтобы гарантированно уничтожить.
Понял, государь! Сейчас установим на штатное место курсовой пулемет, и тогда ни одна сволочь не уйдет!
А не напугаем мы этим бандитов? Увидят «Форд» во всей красе и разбегутся. Ищи их потом по всей Малороссии!
Никак нет, государь, не напугаем! Установленный пулемет будет укрыт тентом. В нужный момент мы его сдернем и откроем огонь. Массированный огонь из всех видов вооружения. Сидоров уже взял под прицел кибитку, он на раз-два перещелкает всех, кто там находится.
Хорошо, я на вас надеюсь, прапорщик!
Пока я вел переговоры по внутреннему телефону, Максим готовился к противодействию нападения на автомобиль остановился в саженях тридцати от телеги и устанавливал бронезащиту на передние стекла «Форда». Эти листы в спокойное время стояли на штатных местах за сиденьями. Непонятно, как за такое короткое время, пока я говорил с прапорщиком, Максим успел их достать. Теперь водитель и пассажир могли наблюдать за действиями, которые разворачиваются спереди, только через узкие щели. Я не успел посмотреть на кавалеристов, которые, по словам Хватова, начали атаку со стороны перелеска. Но я не стал приникать к смотровой щели, чтобы увидеть действия бандитов, вместо этого тоже занялся безопасностью поднял на своей двери бронепластину, загородив ею ветровое стекло. Максим тоже сделал это, и теперь мы с ним оказались в бронированной капсуле. Хотя, конечно, это обезопасило от шальных пуль, но я почувствовал себя как в мышеловке. Бессильным куском сыра. Чтобы хоть как-то сбить этот настрой, я достал свой кольт, а потом прильнул к смотровой щели, чтобы что-нибудь увидеть. Ничего не увидел, но состояние полной беспомощности ушло, чему способствовала долбежка по крыше кабины. Начал работать пулемет, и на сердце сразу полегчало. Я попытался услышать выстрелы ружей-пулеметов и карабинов, которыми была вооружена спецгруппа, но кроме грохота «максима» ничего не было слышно. Так что я даже ход боя не мог представить, не то что пострелять из своего кольта.
Минуты через три долбежка по крыше прекратилась и раздался зуммер внутренней связи. Это прапорщик Хватов доложил, что нападавшие бандиты уничтожены, а бойцы спецгруппы направлены на зачистку прилегающей местности. Услышав это, я приказал Максиму снимать бронезащиту, а сам, опустив бронепластину, открыл дверь и выбрался из кабины «Форда». Еще стоя на подножке автомобиля, огляделся. Двое бойцов спецгруппы освобождали дорогу от перегородившей ее телеги, запряженной волами. Еще четверо бойцов и примкнувший к ним Первухин обходили пустырь рядом с дорогой, ставший огненной ловушкой для нападавших. Покосили их там знатно. Даже для опытных кавалеристов выжить под кинжальным огнем двух пулеметов проблематично, а тут по бандитам работали еще и ружья-пулеметы. Так что обход поля боя был чистой проформой, но вообще-то он служил и гуманистическим целям добивались раненые лошади. Сердце рвалось от их пронзительного ржания. Я не выдержал и забрался обратно в кабину. Там эти пронзительные душераздирающие звуки были не так слышны. Наверное, я еще не настолько адаптировался к этому жестокому времени, чтобы выносить и мучения животных тоже. К бессмысленным смертям людей уже относился спокойно, а вот к мучениям животных нет. Конечно, мог себя перебороть, напрячься, надеть маску крутого вояки, истинного аристократа, командира корпуса, но нервы-то не железные. К тому же я посчитал, что не имеет смысла мучиться, чтобы проследить все действия бойцов спецгруппы. Все равно принять непосредственное участие в операции я не мог. Удел великого князя находиться в самом безопасном месте и ждать, ждать донесений от своих подчиненных. Вот я и занял самое безопасное место и с нетерпением ждал, когда все закончится. Видя мучения Максима, который не находил себе места от своей бесполезности, в то время когда остальные бойцы спецгруппы заняты делом, я разрешил ему присоединиться к другим ребятам.
Мучительное ожидание продлилось минут сорок. Наконец я увидел, что к «Форду» бойцы спецгруппы конвоируют пленных. На удивление их было довольно много человек семь. Все-таки человек удивительно живучее существо казалось бы, огонь был такой плотности, что пулями срубило даже несколько кустов, росших на пустыре, а несколько человек все равно выжили. И шедшие под конвоем бандиты на первый взгляд были не особо тяжело ранены. Окровавленные повязки присутствовали, но пережив такой обстрел, они все же могли передвигаться своим ходом.
Во всей этой истории с нападением на наш автомобиль меня интересовала, прежде всего, конспирологическая версия. Не растут ли ноги опять из германского генштаба, Не является ли это нападение очередной попыткой устранить великого князя. Пока я дожидался окончания действий бойцов спецгруппы, то основательно продумал эту версию и пришел к выводу, что это полный бред. Что операция проведена безобразно, ну что же, так бывает даже у гениальных стратегов. Исполнители подкачали. Но вот то, что германский генштаб так оперативно мог среагировать на мое появление в Бердичеве, поездку в Житомир, это было невероятным и полным бредом. Скорее всего, это обычный бандитский налет с целью завладения ценным имуществом. В правоте этого вывода я убедился после того, как начал допрашивать пленных. И убедили меня в этом не слова задержанных бандитов, а личность одного из них.
Это был сам батька Махно! Да-да Нестор Иванович Махно, родившийся в селе Гуляйполе и оказавшийся здесь под Житомиром в результате побега из московской Бутырки. Сначала я не поверил словам мужика, которого начал допрашивать. Скользкий был тип, можно сказать карикатурный «хохол». Сначала юлил, утверждая, что его просто подрядили перевезти валежник, а дорогу он перегородил совершенно случайно. Быки испугались змеи, выползшей на дорогу, шарахнулись в сторону, ну и получился такой казус. Я рассвирепел от такой наглой лжи, выругался матом и приказал охраняющему задержанных Угрюмову расстрелять негодяя. Как только боец начал подталкивать мужика к кювету, чтобы выполнить приказание, этот хитрозадый селянин повалился на колени и начал умолять меня простить его, что он расскажет все как на духу. Ну что же, меня это устраивало и совсем не хотелось крови пускай хитрого и скользкого человека, но все-таки своего. После этого мужик рассказал все о себе и о своих соратниках. Вот так я и узнал все о мужике и о его подельниках. И то, что главным у них является Нестор Иванович, как они его звали батька Махно.
Перед тем как ко мне привели Нестора Ивановича, я допросил еще двух человек, которых подобрали на пустыре, по которому работали пулеметы, остальные пленные были местные крестьяне и их захватили возле повозок, перегородивших дорогу. А вот двое, которых я допросил, были подобраны на пустыре и входили в основной состав банды. Оба были дезертирами и очень неуютно себя чувствовали перед генерал-лейтенантом с георгиевским крестом. Речь одного из дезертиров была корявой, но мне все-таки удалось выяснить, что их командир Нестор Махно был приговорен к двадцати годам каторги и имел большой авторитет среди бандитов. Его любили и боялись, поскольку здоровых мужиков приводил в трепет взгляд батьки, холодный, расчетливый, пронизывающий. Банда образовалась недавно, меньше месяца назад. И это было не просто сборище дезертиров и уголовников, а целое политическое движение, члены которого обосновывали свои действия борьбой за народное счастье, называли они себя анархистами. Был и идеолог этого движения. С анархистом Аршиновым Махно сбежал из Бутырки. Этот Аршинов стал в банде, можно сказать, политруком. Проводил душевные беседы и всячески обелял самого батьку. Который представлялся не атаманом бандитской шайки, а борцом за народное счастье. Этаким малоросским Робин Гудом. Как-то одному из дезертиров, кстати, недоучившемуся студенту, Аршинов рассказал, что в Бутырке Нестор не терял времени даром: он не только впитывал основы идеологии, почерпнутые у старшего коллеги по борьбе, но и занимался самообразованием, прочитал множество книг по политэкономии, истории, изучал математику, грамматику, русскую литературу.
Политрук в этой вылазке участия не принимал, он остался в месте дислокации банды с несколькими десятками бойцов. Это были новички, и Аршинов остался промывать им мозги. Проводить, так сказать, курс молодого анархиста. Основной костяк банды состоял из 87 человек. Много было привлекаемых для разовых акций крестьян. Банда была дислоцирована в большом хуторе в двенадцати верстах от Житомира. Но это было временное место дислокации. Вскоре махновцы собирались перебираться на родину своего батьки в село Гуляйполе. Сейчас велась подготовка к этой передислокации. Готовились подводы и такая вещь, как тачанки с пулеметами. Кстати, грузовик потребовался Махно для этой передислокации. До этого банда даже не помышляла о захвате военного имущества. Нападала только на гражданские обозы и на имения помещиков. Может быть, поэтому армию он не интересовал. У Махно было много информаторов в среде чиновников, телеграфистов и железнодорожников.