Элджернон, Чарли и я - Дэниел Киз 11 стр.


 Очень приятно с вами познакомиться,  сказал я своему коллеге.  Желаю приятных выходных.

Не отрываясь от вычитки, он помахал синим карандашом.

По пути к выходу я заглядывал в другие помещения. Подумать только мне будут платить фиксированное еженедельное жалованье в целых пятьдесят долларов! За то, что я буду читать, покупать и редактировать рассказы! Я теперь на первой ступени карьеры, которая поддержит мое бренное существование, покуда я пишу «в стол». С таким настроем я покинул Эмпайр-стейт-билдинг. На Пятой авеню я сел в автобус, чтобы ехать к психоаналитику. Мне было тревожно. За какие-нибудь несколько месяцев я дважды нарушил Первую заповедь.

Я приехал несколькими минутами раньше времени. Пока ждал просматривал номер «Комплит вестернз». Почти сразу заметил две опечатки. Тогда-то я в полной мере осознал: мало ли как Скотт Мередит расписывал мой опыт в редакторском деле! Сам-то я даже не представляю, с какого боку приступать к редактированию.

Руки мои задрожали вместе с журналом. Я взмок. В дебрях памяти шевельнулось нечто страшное: мамина рука, выдирающая тетрадную страничку. Эхом донеслась фраза: «Чтоб ни единого изъяна не было».

Заняв наконец кушетку, я признался:

 У меня новая работа. Я ушел из «Акме эдвертайзинг». Буду редактировать литературные журналы.

Я ожидал, что мозгоправ выдаст что-нибудь вроде «О, вы поменяйт работ?» Он никак не отреагировал.

 Мне действительно очень неудобно из-за того, что я нарушил ваше правило, притом уже во второй раз,  продолжал я.  Но, видите ли, мне претит торговать вразнос и что бы то ни было рекламировать; а сегодня я поднялся на первую ступень литературной карьеры это очень важно для меня.

Через пятьдесят минут, львиную долю которых съело молчание, я встал, расплатился и ушел. Хоть меня и бесило, что мозгоправ не реагирует на мои откровения, а все-таки я понял: его метод работает. Разве не провел я только что параллель: издательское дело чернила в школьных тетрадках и мамины требования насчет безупречности?

Похоже, с поиском и исправлением опечаток, с «причесыванием» целых параграфов я справлюсь. Оставался сущий пустяк выяснить правила оформления редакторских примечаний, освоить корректурные знаки.

Что ж, подумал я, «где хотенье, там и уменье»; это клише потом еще не раз меня выручало. Я не пошел домой, а снова сел в автобус и вернулся на Пятую авеню, откуда добрался до Сорок второй улицы, до библиотеки. Нужно было проштудировать справочник редактора и издателя.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Кино, игры в мяч, торчание под окнами фотостудии и дерзкие мысли о приглашении Ореи на ужин все это отменяется. На время. В следующую пятницу пригремит за рассказами Эрисман. У меня всего неделя, чтобы выучиться «на редактора».

Глава 9

Первые опубликованные рассказы

Первая неделя в «Стэдиум пабликейшнз» минула без эксцессов. Я прочел материалы по всем категориям, причем, из личной преданности и благодарности, начал с полученных от Скотта Мередита. К сожалению, вестерны и спортивные рассказы его авторов меня не зацепили. Я отдал предпочтение рассказу от другого агентства, затем просмотрел незатребованные рукописи из стопки, которую в редакции называли «тексты без переплетов» или «отстой», и выбрал один рассказ.

Редактировать оказалось проще, чем я ожидал. Слишком многословные предложения я сокращал; текстам, перенасыщенным метафорами, убавлял цветистости, а клише без сожалений выкорчевывал.

В пятницу Эрисман забрал рассказы, а мне велел ждать мол, до конца следующей недели я непременно узнаю, принят или нет. Выходные были мучительны, зато уже во вторник Эрисман сам позвонил из Коннектикута и объявил, что берет меня на работу.

Еще через неделю я узнал, что вот-вот освободится квартира на Манхэттене. Моим соседом стал бы Лестер дель Рей, рекомендовавший меня Скотту Мередиту. Раньше эту квартиру на углу Вест-Энд-авеню и Шестьдесят шестой улицы (с холодным водоснабжением и муниципальными ограничениями на размер арендной платы) снимал Филип Класс, брат моего флотского друга Мортона Класса. Фил, автор юмористических научно-фантастических рассказов, творивший под псевдонимом Уильям Тенн, как раз нашел жилье попросторнее. Я стал новым арендатором.

Мое откровение, что нарушена и Вторая заповедь «Не меняй жилища своего»,  осталось без комментариев. Однако над кушеткой как бы повисло недовольство.

 Просто не мог упустить такую выгодную сделку,  оправдывался я.

Молчание.

Я убедил себя, что мозгоправ мою новость рано или поздно переварит. Была пятница, но «Монтаг морген крусте» оказалась толстой и требующей продолжительного жевания.


Квартира что о ней сказать? После повышения на пятнадцать процентов арендная плата составила 17,25 доллара в месяц (и это не опечатка). Парадная дверь открывалась в длиннющий темный коридор, который вел в кухню, отапливаемую керосинкой. Слева помещался холодильник, ванна пряталась за раздвижной дверцей. Сначала такая планировка представлялась мне нелепой, но скоро я понял: мыться в самой теплой комнате квартиры только логично.

Тогда же разрешилась и загадка, долго меня мучившая.

Дело вот в чем. В тридцатые годы в Университете Нью-Йорка преподавал сам Томас Вулф (вел писательское мастерство); если верить биографам, Вулф, который принципиально не пользовался ни пишущей машинкой, ни методом стенографирования, писал не на столе, а на холодильнике, а листы швырял в ванну.

Я читал, что Вулф был очень высок ростом, но как складировать рукописные страницы в ванне я визуализировать не мог. Неужели Вулф бегал из кухни в санузел? Да еще с каждой новой страницей?

Теперь все стало понятно. Вулф просто жил в квартире, где ванна соседствовала с холодильником. Отныне я отчетливо представлял всю картинку: Вулф самозабвенно пишет, лист за листом летит в ванну. Закончив роман, Вулф достает рукопись и отправляет ее прямиком Максвеллу Перкинсу[20] в «Скрибнерс». А уж Перкинс раскладывает страницы по порядку, вычитывает, корпит и вуаля, вот вам готовенький роман «Взгляни на дом свой, ангел».

Ах, если такие редакторы сохранились до наших дней!

Ах, если бы сохранились такие квартиры! То мое жилище снится мне и поныне.

Использовать холодильник вместо стола я не мог ростом не вышел. Вдобавок в те дни я предпочитал печатать на машинке. Когда погода была холодная, я работал в комнате, смежной с кухней; напяливал толстенный свитер и вязаную шапку, а столом мне служил перевернутый деревянный ящик.

Переделку романа из морской жизни я задвинул. Теперь я испытывал свои силы в малых литературных формах, годных для журналов.


Час уже поздний, я устал но хочу поработать. Во мне бурлят идеи, надо перенести их на бумагу. Правда, Хемингуэй учил в «Празднике, который всегда с тобой»: мол, как дойдешь до некоей точки, когда знаешь, чтó случится с героями дальше,  остановись и выброси весь план из головы. То есть помести план в подсознание, пускай теперь ОНО трудится. Всегда подозревал, что идею Хемингуэй позаимствовал у Марка Твена, который был убежден: необходимо держать «писательскую машину» на низком старте, чтобы легче заводилась после ночного отдыха.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

У меня другие ассоциации: не машина, а корка. Да-да, та самая «Монтаг морген крусте», о которой талдычил мой психоаналитик. Ментальный струп необходимо сковырнуть с душевной раны, чтобы снова потекли свободные ассоциации; у писателя тоже образуется струп, только на ране творческой. Чтобы струп не затвердевал, я взял за правило писать каждое утро семь дней в неделю.

Если по каким-то причинам это не удается, я пребываю в расстройстве. Зато когда струп сковыривается легко и я подхватываю вчерашнюю нить повествования, процесс наполняет меня счастьем.

Первый мой рассказ появился в одном из моих же «журналов-вестернов». Я напечатал его под псевдонимом, который не раскрою даже под угрозой пытки. Вот как это случилось.

Я работал редактором уже несколько месяцев. Неожиданно позвонили из отдела рекламы. Некие клиенты, оказывается, отозвали свою рекламу из целого ряда будущих номеров журнала «Вестерн сториз», и от меня требовалось заполнить пустоту художественной литературой объемом в три тысячи слов. Я живо просмотрел папки. Ни одного вестерна в три тысячи слов не обнаружилось.

Я перелопатил рукописи из «отстойной» кипы. Большинство рассказов оказались слишком длинными. Те, что с виду вроде бы подходили под нужный объем, не имели пометки о количестве слов, а считать слова самостоятельно я не имел времени. Тут-то я и понял, почему требуется указывать сию важную цифру в правом верхнем углу первой страницы, под словами «Право только на предварительную публикацию сериями в периодической печати».

Я крутнулся вместе со стулом. Раз нет готового рассказа заданной длины, остается одно. Журналу нужен рассказ заполнить освободившееся пространство. Дело срочное, положение критическое. В конце концов, за отбор отвечаю я. Так почему бы мне самому не написать рассказ? Не ради денег, заметьте хотя, считая по пенни за слово и за вычетом десяти процентов агенту, сумма составила бы целых двадцать четыре бакса; не ради денег, повторяю, а ради решения проблемы. Вдобавок я впервые увижу свое произведение напечатанным.

Конечно, придется взять псевдоним, а сам рассказ провести как поступивший от одного из наших агентов. Сначала заручиться поддержкой такового. Я позвонил агенту, объяснил ситуацию. Агент сказал, дело обычное, и согласился меня прикрыть.

В тот же вечер, сразу после ужина, я засел за рассказ. Сперва придумал название в духе вестерна. Очень кстати пришелся эпизод из моей флотской карьеры. Я вспомнил, как мы загружались нефтью в Мексиканском заливе, в порту города Аранзас-Пасс, и напечатал: «АРАНЗАСПАССКАЯ ЗАСАДА». Три тысячи слов об этом отстукать как раз плюнуть!

В пятницу Эрисман вернул рассказы за предыдущую неделю, в очередной раз похвалил меня за удачный отбор и повез домой новую партию. Однако через неделю он сказал:

 Дэн, вы снова подтвердили, что с литературным чутьем у вас порядок. Вот только эта «Засада» которая на три тысячи слов дичь дичайшая! И написано скверно. Не понимаю, что вас побудило купить этот отстой.

Я сглотнул.

 Видите ли, срочно понадобилось найти рассказ именно такого объема. А больше ничего не было. В этом парне в авторе мне почудилась искра дарования. Я подумал, надо его подбодрить.

Эрисман нахмурился и чуть не продырявил меня взглядом.

 Допустим.

 Что конкретно вам не понравилось, сэр?

 Да все! Автор не упустил ни единого клише. Все персонажи стереотипные, сюжет избитый. Насчет искры дарования, пожалуй, соглашусь, но этому парню еще учиться и учиться.

Назад Дальше