«Да что за ерунда? Я сделал несколько шагов и остановился перед проходом в общий зал. Девичник, что ли, устроили?»
С треском распахнулись створки двери, я рывком заскочил внутрь, но тут же остановился и вытаращил глаза при виде открывшейся картины. Надо сказать, весьма странной. И удивляться было чему.
Возле богато накрытого стола выстроились в ряд пять женщин в сарафанах и платочках, они как раз и пели, а хором дирижировал тучный японец в мундире с капитанским погонами и круглых очках на добродушной и румяной физиономии. Он сидел почему-то не на стуле, а на выкрашенном в защитный цвет ящике, пестревшем многочисленными замками.
Наумов с долей восхищения в голосе ругнулся.
Ну ничего себе в тон ему хмыкнул Свиньин.
Бабы сразу заткнулись и с удивлением на нас уставились. Японец несколько раз вхолостую махнул вилкой с насаженным на нее грибочком и только потом решил обратить на нас внимание. В зале повисла мертвая тишина.
Поставленная на паузу сценка смотрелась весьма забавно. И это мягко говоря. Уж чего-чего, а хоровых пений я здесь не ожидал услышать.
После нескольких секунд оцепенения японец неспешно вытащил из-за воротника мундира белоснежную салфетку, аккуратно промокнул рот и положил ее на стол. А потом с трудом встал и попытался изобразить чинный поклон в русском стиле. Но покачнулся и едва не грохнулся на пол.
Да он бухой в дым, опять ахнул Наумов.
Барон дАйю и остальные просто расхохотались.
Я сам едва не рассмеялся, но быстро взял себя в руки и скомандовал:
Принимайте болезного. Да пристройте куда-нибудь, пусть проспится. И проверьте остальные комнаты.
Казаки потащили куда-то толстяка, подхватив под руки, а Стерлигов поинтересовался у женщин:
Пардон, дамы, а что это было?
Дык пожала плечами одна из них, сухенькая невысокая старушка в цветастом платочке. Мы ить и сами не знаем-то. С утречка японы спрашивали, кто петь горазд, потом вытащили из острога, сюды привели, сначала заставили умыться да платки повязать, а ентот велел петь. Но добрый, не измывался, накормил досыта сначала да водочки вдоволь поднес.
Остальные пьяненько захихикали и активно закивали.
Шарман, хмыкнул интендант. Вот только откуда этот капитан здесь взялся? Возможно, я ошибаюсь, но, по знакам различия, он принадлежит к тому же ведомству, что и я. Только к японскому.
Увы, не знаю, Алексей Федотович. Появление толстяка в Дербинском я сам пока никак не мог объяснить, потому что, по показаниям пленных, никаких офицеров здесь и в помине не осталось все ушли громить нас в Тымово.
Неожиданно со стороны тюрьмы до трактира донеслось несколько выстрелов, я сразу выбросил капитана из головы и помчался к Собакину. К счастью, перестрелка почти сразу закончилась японскую охрану острога, сдуру удумавшую отстреливаться, тут же перебили.
Тщательное прочесывание никаких дополнительных японцев не выявило Дербинское полностью перешло в наши руки. Собственно, задача номер один была выполнена, осталось только дождаться пешую часть отряда и караван с гражданскими.
Я сразу выставил посты на всех подходах к поселку, после чего принялся разбираться с местными жителями, запертыми японцами в остроге. Ситуация с ними здесь складывалась примерно как в Тымове, разве что в более мягком варианте. Людей хоть как-то кормили, а казнили только ополченцев с их семьями да каторжников, вернувшихся в тюрьму. Наших солдат в тюрьме оказалось мало всего девять человек, так как почти всех русских военнопленных японцы уже успели отправить в Александровск, зато разных чинов из тюремного персонала нашлось больше двух десятков. В том числе старший надзиратель Дубина, маленький кривоногий человечек, большая мразь, выпившая у меня немало крови. А точнее, не у меня, а у штабс-ротмистра Любича, что, впрочем, на данный момент одно и то же. Да и другие каторжники натерпелись от него вдосталь.
Немедленно появилось настоятельное желание вздернуть урода, но некоторые обстоятельства заставили меня передумать. Дубина оказался израненным, а точнее, исколотым штыками как позже выяснилось, надзиратель в одиночку лично оборонял тюрьму и долго не допускал в нее японцев, а когда закончились патроны, пошел врукопашную. Сражался свирепо, даже японцы впечатлились его храбростью и оставили в живых.
Все пулял из окошек, докладывала очевидица, та самая старушка из хора. Матюгался, страсть. Кричал, что вертел японов на ну вы поняли, вашбродь, на чем вертел. А потом с саблей как выскочит! Дале что было, не знаю, попрятались мы
Я кивнул женщине и вошел в камеру. Дубина лежал на нарах, весь завернутый в бинты, как египетская мумия.
Увидев меня, он презрительно скривился и процедил:
Что, радуешься, каторжная морда? Ну радуйся, радуйся. Я тебя еще на том свете достану
Я немного постоял с ним рядом, после чего тихо сказал:
Дурак ты, Игнат Яковлевич. Ой, дурак
Вот как теперь его вешать? Да, не спорю, редкостная сволочь, а видишь, как повел себя. Н-да ладно, пусть живет. Я никогда личное с делом не смешивал. Сначала пусть выздоровеет, а там посмотрим.
После надзирателя я быстро провел блиц-опрос среди узников, в результате чего отряд пополнился тремя с половиной десятками новых бойцов, более-менее боеспособными мужиками, а старики да женщины с детьми единогласно выразили желание следовать с нами хоть к черту на кулички, но подальше от японцев. Из тюремной администрации взял к себе только шестерых, а остальных пока направил на перековку, помогать бабам в хозяйственных делах да работать веслами. Мутный народец, за такими глаз да глаз нужен.
Но с ними не обошлось без эксцессов. Неожиданно взбрыкнул молодой, но уже с хорошо просматривающейся проплешиной на голове чиновник судебного ведомства.
Кто вы такой, бурно возмутился он, чтобы я вам подчинялся? С какой стати вы командуете?
Любич Александр Христианович. Я едва сдержался, чтобы не дать ему в морду. С кем имею честь?
Бальц Рудольф Алексеевич! гордо представился чиновник. Коллежский асессор, секретарь судебной комиссии! И я не собираюсь вам подчиняться. Тоже мне, удумали в хозобслугу.
Не хотите? Хорошо. Тогда встанете в строй. Я обернулся к Серьге: Семен Потапович, выдайте бойцу штык.
Какой штык? Зачем штык? Бальц вытаращил на меня глаза.
Штык это оружие, пояснил чиновнику Стерлигов, не скрывая улыбки. Не пойдете же вы в атаку с голыми руками? А винтовку добудете в бою.
Но я же Бальц растерянно замялся. Я же никогда не воевал и вообще боевые действия уже закончились.
Возиться с ним мне вдруг резко надоело.
Ты как попал в плен? Отвечать!
Сдался проблеял Бальц. Вместе со всеми.
Я подтолкнул его к камере, где лежал Дубина.
Скажи, почему этот человек не сдался? Что помешало тебе поступить, как он?
Но
Считаешь себя особенным? Я взял его за воротник и притянул к себе.
Не
Так в чем дело? Боишься воевать? Страшно? Отвечать, гад! Или считаешь, что здесь хозяева японцы?
Бальц вместо ответа бурно разрыдался.
Тьфу. Я оттолкнул его от себя, а потом тщательно вытер платком руки. Заприте его в камеру обратно, пусть сидит и ждет своих хозяев
Больше никаких возражений от судейских не последовало. Я отдал еще несколько распоряжений, после чего вернулся в трактир, который, по уже сложившейся традиции, отвел себе под штаб-квартиру.
Там меня встретил Свиньин и подвел к открытому ящику, на котором ранее сидел японский капитан.
Смотрите, что я нашел, Александр Христианович. Интендант показал на толстые пачки японских купюр. Здесь пятьдесят пять тысяч иен, десять тысяч рублей и пять тысяч долларов. Могу предположить, что этот капитан из армейской финансовой службы, развозил жалованье по частям. И прибыл в Дербинское уже после того, как местный гарнизон отправился нам навстречу. Но для чего рубли и доллары, увы, не знаю.
Так давайте поинтересуемся у него самого. Наумов, куда ты определил пленного? Показывай
Урядник провел нас к чулану под лестницей на второй этаж, снял навесной замок и открыл дверь.
Вот он, тута.
Японец неловко встал с табурета и опять изобразил поклон.
Еще хмельной, ухмыльнулся казак. Прикажете отрезвить?
Но ответить ему я не успел. Капитан вдруг неуловимо быстрым движением скользнул вперед, коротко ударил урядника в кадык, а следующим ударом, но уже ногой, отправил в нокаут часового. Свиньин попытался схватить японца, но тут же кубарем полетел в угол, а капитан, уже с его саблей, кинулся на меня.
Первый удар рассек ремешок кобуры маузера на груди спасло только то, что, как только началась кутерьма, я интуитивно успел отпрянуть назад. От второго я ушел броском в сторону, но капитан все-таки успел чиркнуть клинком меня сзади по плечу. Несмотря на полноту, двигался он стремительно и быстро загнал меня в угол.
Первый удар рассек ремешок кобуры маузера на груди спасло только то, что, как только началась кутерьма, я интуитивно успел отпрянуть назад. От второго я ушел броском в сторону, но капитан все-таки успел чиркнуть клинком меня сзади по плечу. Несмотря на полноту, двигался он стремительно и быстро загнал меня в угол.
Спас один из казаков заскочив в коридор, он отвлек на себя японца. Спас ценой своей жизни капитан скупо рубанул его по ключице, убив с первого же удара. Потом опять кинулся на меня, но я уже успел выхватить шашку из ножен. По какой-то счастливой случайности я взял ее с собой, так как отправился в Дербинское верхом.
Скрежетнули клинки, я отбил удар, а потом прямым выпадом ткнул японца в лицо. Не достал, но все-таки заставил отпрянуть. Капитан отскочил, но тут же атаковал снова, ловко изобразив, что будет бить с левого плеча, тогда как рубанул с правого. Незнакомая манера боя слегка запутывала, но удар удалось отразить без особого труда, впрочем, ответные японец тоже успешно парировал.
Все эти сказочки о преимуществе кендзюцу над европейскими стилями не имеют под собой никаких оснований. Да, школы абсолютно разные по философии, но в техническом плане очень схожи, хотя в ассортименте и оригинальности приемов та же дестреза все-таки богаче. Правда, на мастерском уровне это преимущество нивелируется. Важен не стиль, а умение владеть мечом. А японец был мастером с большой буквы это я понял сразу.
Понял и он, что столкнулся явно не с рядовым противником. Одобрительно кивнул и разразился целой серией молниеносных ударов, даже слегка потеснив меня. Дело осложняло еще и то, что рубились мы в коридоре и были стеснены в маневрировании, да и само тело штабс-ротмистра отчаянно бастовало, здорово убавляя мне скорости. Отсутствие гарды на шашке тоже заставляло осторожничать, так как любой соскользнувший по клинку удар мог поставить точку в схватке.
«Тренироваться надо зло ругал я себя. Еще не хватало, чтобы разные макаки гоняли, словно какого-нибудь щенка первого года обучения»