Что ж, не так я себе представлял первый полноценный выход в общество на этом крейсере, но не думаете же вы, что я не выдержал неожиданного испытания.
Я выдержал. Ел быстро (и много), одновременно тщательно прорабатывая «Ниву». И отложил ее, вместе с ножом и вилкой, в некотором ошеломлении.
Человек по имени Прибой очень грамотно доказывал всем нам, что огневой мощи, а также скоростных возможностей нашей эскадры недостаточно, чтобы справиться с японским флотом. Он превосходит нас в соотношении два к одному. Экспедиция авантюрна, эскадру следовало бы остановить и пополнить новыми кораблями. Да даже и тогда
Я вдруг отчетливо представил, как они (я обвел взглядом соседей) окажутся, после разгрома нашего флота у Порт-Артура и Чемульпо, перед лицом японцев, зная, что сил опять недостаточно. Но что это уже не «они», это уже «мы» раз уж я на этом крейсере такое мне в голову даже не пришло. Я пассажир. Я сойду в Порт-Артуре, поблагодарю этих людей
Я начал рассматривать кают-компанию. Неплохо мы на корме, занимаем всю ширину корабля, световой люк на потолке, иллюминаторы по бортам, белая эмаль потолка и отличные дубовые панели. Длинный стол поперек, чистая скатерть. С правого борта пианино, с левого диван. Ну и буфет, конечно, а не выпить ли?
Я перевел взгляд на людей вокруг: одни смотрели на меня все с тем же злорадством, другие как бы сквозь меня, но все молчали и чего-то ждали.
Э-э-э, да да что случилось, господа? поинтересовался я.
Ничего особенного, господин Прибой, ответил мне мичман по фамилии Кнюпфер (мы подружились с ним позже, он командовал носовыми шестидюймовыми пушками). Вот, статья, видите ли. Сильная.
Я опустил голову и закрыл глаза. Это была смешная, но и серьезная ситуация.
Э-м-м, так, отозвался я наконец. Если вы не против я скажу несколько слов. Э-э, особенно о том, что очень трудно доказать то, чего нет. Как вот вы, сударь, докажете, что Прибой это не вы?
Мой сосед Дружинин, к которому я неожиданно обратился, продолжал смотреть на меня да ему все уже про меня ясно: хороший галстук, свежая рубашка, пишет очерки. Такие, как Дружинин, не любят таких, как я, и не полюбят.
Но это же ваш журнал, заметил он сдавленным голосом.
Так, э-э-э, с вашего позволения я попробую Господин Кнюпфер, помните, это же вы в первый мой день на корабле объяснили мне, что здесь нет капитана, а есть командир?
Я мельком взглянул на Ивана Николаевича Лебедева в левом конце стола а он и был командиром «Донского»: высокий, худой, русоволосый, отстраненно-доброжелательный. И кстати, в кают-компании он бывал частенько, хотя традиция предписывала ему есть одиноко, в своей каюте, как на Олимпе.
Теперь вы, доктор, продолжил я. Вы были у меня в каюте несколько дней назад. Как по-вашему, моя морская болезнь была настоящей?
Бесспорно, горячо отозвался он. Цвет лица не подделаешь. И глаза, и Не привыкли к волне, ха-ха-ха.
Итак, э-э, господа, перед вами человек, который вообще впервые на корабле, не плавал дальше Гельсингфорса и не знает, что надо говорить «ходил», а не «плавал» Ну, это теперь я уже знал. И вот такой человек берется писать в серьезный журнал статью, которую у него не возьмет там никакой редактор. Это все-таки «Нива», с вашего позволения. Дальше
Я обвел стол взглядом: пока все не очень хорошо. Но. Но.
А дальше посмотрим, что за человек писал. То есть попробуем угадать, кто он на самом деле. Возраст я многого еще не умею, но э-э-э Если что-то умею, так понимать человека по тому, как он пишет. Этот Прибой пишет как человек весьма среднего возраста. Вы можете заметить, по журналам, что наше поколение оно иное. Другие слова, по-другому строим фразы. Читаю Прибоя: «Мне приходится говорить о таких вещах, в рассуждениях о которых надо бережно взвешивать каждое слово, чтобы не сказать того, чего не знает наш противник» а фраза у него на этом не кончается, тянется, как змея. Вы знаете Чехова, но люди моего Я постарался избежать слова «круга». Люди помоложе по стилю отличаются. Они стремятся бросить вызов, рассердить, делать резкие, короткие фразы. Прибой же пишет довольно спокойно, ему хватает лишь фактов. Я бы, зная, что в фактах слаб, попытался бы выиграть за счет эмоций, эффектов.
У меня возникло странное чувство: кто-то на меня смотрит особым образом. Я бы даже сказал, что кто-то следит за мной сзади, однако сзади были лишь иллюминаторы. Но чей-то взгляд изменился. И это было не просто любопытство.
А вот теперь посмотрите на это место читаю, э-м-м вот «Обратили ли вы внимание, как обставлен главнокомандующий сухопутными и морскими силами для руководства морскими операциями? Для этого у него имеется морская походная канцелярия и начальник этой канцелярии Русин. Это выдающийся по своим способностям офицер, но все-таки не более чем капитан второго ранга, то есть по-сухопутному подполковник, и не более как начальник канцелярии. Какое же влияние он может иметь на решения и распоряжения главнокомандующего морскими силами, да еще не моряка по профессии?»
Все молчали.
Господа простите, госпожа Рузская, я уже несколько раз вас неделикатно обошел итак, сударыня и господа. Мало того, что тут у нас «обставлен главнокомандующий», этот оборот выдает возраст автора. Но еще он пишет вещи, которые может знать только человек, который служит в Порт-Артуре. Или был там. Ну откуда мне знать про походную канцелярию, да еще про Русина? Вы об этом знаете? А то, что я не был на Дальнем Востоке, очень легко установить просто по моим публикациям в «Ниве». В каждом номере. Они все из Петербурга.
Хорошо, это не вы а все-таки как вы видите автора, кто он? раздался голос слева, ближе к Лебедеву.
Смотрите на угол зрения этого человека, увлекся я, даже перестав мямлить и жевать слова. Он не боится все это сказать, хотя и назвался псевдонимом. То есть боится, но не внутренне. Получается, он достаточно высокопоставлен. И его не очень волнует сухопутная армия, а только флот. Если не принадлежит к верхушке флота, то где-то близко к ней, но как-то чуть сбоку, потому что не то чтобы не критичен, но говорит без надрыва, что ли. Итак, старше сорока, моряк, в чинах, был или есть в Порт-Артуре, причем в штабе командующего. Вот, примерно так.
А в чем-то убедительно, не правда ли? раздался слева голос да, Перепелкина. После чего обладатель голоса сделал замечательную штуку он как бы посмеялся, но со сжатыми губами, получилось что-то вроде короткого беззвучного плача.
И все вздохнули, и кто-то пошел выпить, и заговорили все одновременно и обо всем, оставив меня в покое. Раздавалось отовсюду:
А что вы хотите да, мы срываемся и ругаемся без толку и не разобравшись. Потому что когда лучшие люди, институтки и прочие, шлют телеграммы японскому императору с пожеланиями ему победы воля ваша, но это уж
Простой вопрос: кто начал войну? Кто на кого напал? Мы, что ли, атаковали японцев? Так вот, спросите их они не знают, кто напал, или им все равно.
Хорошо, а вот извольте цитату: «Патриотизм есть пережиток варварского времени. Мы должны желать уменьшения нашего государства, ослабления его и всеми силами содействовать этому».
Вот-вот
Автора, автора! Он кто?
Не догадались? Лев Толстой, русский писатель. От горшка два вершка и борода до пояса.
Тут раздался всеобщий хохот. Похоже, здешние люди относились к графу Толстому примерно так же, как и я.
Госпожа Рузская, у вас муж в Порт-Артуре. А если его поставить напротив этого писателя
Господа, мой муж человек со спокойными нервами, и у него много других дел
Пятнадцать узлов для «Донского» это вы хватили. Только если рассердится. Но какая разница, если вся эскадра идет по последнему инвалиду, то есть девять узлов. А японские миноносцы, заметим, дают двадцать пять. Круги могут нарезать вокруг, как Тузик.
А паруса вы забыли? Господин сочинитель
А, со мной уже разговаривают я точно победил.
Господин сочинитель, вы на новых кораблях эскадры видели такие реи и снасти, как у «Донского»? А я скажу почему. Потому что дословно «для увеличения автономности» корабль хранит, изволите ли видеть, полную фрегатскую парусность, и идея была опять цитирую что «прибегали бы к углю лишь в случае крайней необходимости». Вы на паруснике, господин Немоляев. А лет ему уже двадцать пять. А срок его службы был двадцать.
Ну мы же Брандвахта
Простите? удивился я.
Вы знаете нашего адмирала? тихо объяснил мне подобревший Кнюпфер. У Рожественского для каждого корабля есть кличка. «Сисой» у него Инвалид, «Светлана» Горничная. А мы Брандвахта. Это то есть такой корабль, что годится только на караульную службу в гавани. И наше место в кильватере, если вы заметили последнее.
Тут из левого угла раздалось тихое «видите ли, как».
И все смолкли разом.
Господин Немоляев, продолжал звучать в этой тишине голос Лебедева, думаю, с вами сегодня пытались поступить как-то сурово. А вы наш гость, и кто-то чуть о том не забыл. Но раз уж вы выдержали это испытание сами, мое вмешательство было не нужно. А бронированный крейсер первого ранга «Дмитрий Донской» боевой корабль эскадры. Вот так.
Я быстро окинул взглядом все лица, ища знакомые усмешки в усах. И не обнаружил ни одной.
И подумал: кем нужно быть для того, чтобы тебя вот так слушали?
А вот теперь уже просто нужно было выпить, к примеру, водки.
Несу, не сомневайтесь, сказал всей компании незнакомый мне лейтенант, приближаясь к растопыренной трубе граммофона с пачкой пластинок в руке. Свинство, мадам и господа, на «Аскольде», помнится, у нас один лейтенант был с виолончелью вообразите. Да и сейчас на эскадре есть певцы, а адмирал на «Суворове» без духового оркестра за стол не садится
Предупредительный кашель раздается откуда-то из командирского угла.
А тут некому потрогать пианино за клавиши, стоит и пропадает, только лишь граммофон.
Но недовольные смолкли, когда из медного цветка трубы и из далеких мест и времен донесся перелив звуков.
Рузская с любопытством склонила голову, блеснув жемчужными серьгами, потом соприкоснулась плечом с Блохиным, что-то ему рассказывая. Лебедев замер, дым его сигары шел вверх тонкой неподвижной струей. А потом вдруг все опять заговорили одновременно.
И так дальше у нас в кают-компании и повелось в какой-то момент начиналась вот эта музыка, этот торжественный полонез, шествие, путь. И это под нее шли через тяжелые волны корабли, мигая друг другу огнями потерявшийся где-то впереди флагман и его семья мощных броненосцев, неуклюжие транспорты, стройная красавица «Аврора», все, все на юг, а потом на северо-восток, неся за собой громадное облако дыма.
И так дальше у нас в кают-компании и повелось в какой-то момент начиналась вот эта музыка, этот торжественный полонез, шествие, путь. И это под нее шли через тяжелые волны корабли, мигая друг другу огнями потерявшийся где-то впереди флагман и его семья мощных броненосцев, неуклюжие транспорты, стройная красавица «Аврора», все, все на юг, а потом на северо-восток, неся за собой громадное облако дыма.