Броненосцы стыкуются с угольщиками борт о борт, превращаясь в странное двойное создание. Но с какими-то кораблями этого не получается, и тогда в ход идут баркасы, как бешеные работают тали, лебедки как оно там называется, то, что крутится, скрипит, поднимает на борт поддоны с мешками (узнать морские термины у любого в кают-компании).
И нам грузят этот уголь мешками, а то и навалом. И эти корабли-двойки, и баркасы, и весь мир вокруг постепенно скрывается в громадных черных облаках. Не говоря о том, что сейчас черный мир чудовищно жаркий у нас зима, а здесь находиться невозможно даже на палубе, не говоря о каютах.
И вот в этом ужасе начинается работа для всех, и срочная, и бегом: надо нагрузить каждое бронированное чудище углем свыше всех мыслимых пределов, поскольку каждая погрузка оказывается везением.
О везении позже, сказал я себе (моя голова сама по себе обдумывала очередной очерк, который я собирался назвать или просто «Уголь», или даже «Черный день эскадры»). А сейчас вот-вот начнется.
По требованию того, кому был брошен вызов, то есть лейтенанта Перепелкина, дуэль будет идти до полного изнеможения одного из дуэлянтов, беспощадно чеканит Веселаго.
Это что за шутки я-то думал, что соревнование будет на скорость или на объем груза. Или на то, чтобы выдержать, допустим, полчаса.
Дуэлянты вправе запросить пощады и выйти из боя, признав поражение, продолжал он (как же, ждите). Раз в пятнадцать минут объявляются двухминутные перерывы, дуэлянтам принесут пресную воду, которой им хватит, чтобы выпить и еще вылить на голову.
Со словами «Примерьтесь, вашескородь» сочувствующие матросы вручили мне лопату и рукавицы. Секундант Веселаго, не преминув окинуть меня ехидным взглядом, немедленно отобрал у меня лопату, сделал то же с Перепелкиным, поставил их рядом (лопаты оказались одинаковы), вернул обе по принадлежности.
Не то чтобы мы, как в вагнеровской опере о мейстерзингерах, были окружены толпой зрителей. Люди на крейсере вообще-то падали с ног, от дикой жары в машинах и кочегарках прежде всего. И оттого, что практически все грузили уголь. Да, иногда даже офицеры, потому что по всей эскадре командиры очень даже приветствовали, когда офицеры подают пример то есть сами берутся за лопату. А адмирал объявил премии за самую быструю работу, в основном для матросов. В общем, Блохин уже проходил мимо и одобрительно качнул головой. Он-то знал, что в Дакаре будут загружаться углем сверх всех мыслимых пределов, и их с Перепелкиным обмен загадочными репликами там, в кают-компании, явно о том и был: если вы выберете вот это как бы угольное оружие, то я соглашусь, а настоящий поединок запрещу, даже не сомневайтесь.
Я обвел взглядом все вокруг: зрители если и были, то лежали в изнеможении, привалившись к борту. Они все тут успели побывать внутри черного облака.
Готовьсь! протрубил Веселаго. Я покрепче взялся за лопату.
Передо мной была громадная, к счастью застилавшая солнце, гора фактически камня. Она загромождала палубу. Это был тот уголь, который поднимали нам на палубу навалом в сложенном парусе и струили вот сюда. А команда должна была лопатами сгрести его через горловины, через брезентовые рукава вниз. Что, собственно, я сейчас и собирался делать.
Ну а как складировали этот ужас там, в раскаленном металлическом нутре крейсера, я старался не думать.
Раз! Два! прогремел Веселаго. И совсем уже драматично: Пошел!
Я воткнул лопату в середину кучи. И ничего ведь страшного.
Первый котелок воды я счел чрезмерным, отпил немного, часть вылил на голову, а половину вернул секунданту. Затем сказал себе, что лучше не думать о том, что делаешь. Перевел взгляд на Перепелкина лицо неузнаваемо темного цвета, оскаленные белые зубы, движется как механизм, в оголенных местах промасленный, поблескивающий влажно.
Так и я тоже механизм. Руки, плечи и все прочее работают сами по себе, а я как таковой тем временем окончательно решаю, как построить новый очерк. Примерно следующим образом: мои уважаемые читатели полагают, что в экспедиции нашего флота все решит калибр беспощадных орудий и мощность паровых котлов те самые позорные девять узлов хода, или двадцать пять у японских миноносцев. И никому не придет в голову, что судьбу экспедиции может решить уголь, или, точнее, его отсутствие.
Авантюра не в том, чтобы прорваться, дыша огнем, в Порт-Артур. Она в том, что наши союзники-французы робки и запуганы, а настоящий наш противник может всего-то положить железные британские когти на их глотку, и вся наша эскадра с ее орудиями и минами застрянет где-то у африканских берегов. А еще можно нажать на германцев, и вот нет больше угля.
Потому что взгляните, дамы и господа, что происходило в Виго и Танжере, а сейчас творится здесь, в Сенегамбии
Тут я повернул затекшую шею в сторону берега и увидел, что берега нет, крейсер и все мы в черном облаке, это на палубу извергается очередной парус с углем, и углю нет конца. А мне в этом облаке теперь приходится еще и делать несколько шагов с тяжелой лопатой наперевес, потому что там, где ближе к рукаву, уходящему вниз, там я уже расчистил палубу, теперь надо тянуться за углем дальше.
Второй котелок воды я употребил весь, и мне его было мало. Держись, Перепелкин
Итак, все боятся помогать нашей эскадре все, кроме германцев, вот они нам настоящие друзья. Испанцы в Виго пришли в ужас, боясь грозных англичан, и долго переписывались с Мадридом как это так, русские грузятся немецким углем в их гавани, что делать? Танжер это уже Франция, Дакар тоже, но губернатор в Дакаре запрашивал Париж и он, союзник наш, отказал!
А корабли к тому времени уже заканчивали работу, поздно, друзья. Рожественский да, он самодур, да, он избивает матросов, калечит их (а можно ли об этом писать, как насчет цензуры), но в отношениях с союзниками без самодурства никак. Он просто грузит уголь, а дипломаты тем временем вставляют шпильки друг другу. Кстати, дипломаты эти и сами все понимают наши, флотские, и французы с испанцами; и они просто танцуют с нами изящный танец.
Третий котелок мы что, работаем уже три четверти часа? Черный демон сверкает белками глаз это Перепелкин побеждает меня там, во мраке; мир исчез, хотя вон она, чистая и почти прохладная, зеленовато-прозрачная, наполненная светом и рыбками вода, по ней к «Донскому» идет черный катер, на носу его белая фигура в средневековых развевающихся одеждах Это мне снится.
Очерк должен быть с цифрами. Вот: никто и подумать не мог, что броненосец примет на борт более двух тысяч тонн проклятого угля, после сорока с лишним часов непрерывной работы всей команды. Наш «Донской» принимает вдвое меньше? А вот еще взмах лопатой
Но теперь наших красавцев-кораблей больше нет. Есть чумазые горы металла, уголь лежит везде, из-за него матросов выселяют из кубриков и укладывают в коридорах и на палубе (на которой заодно и прохладнее, всего-то градусов тридцать). Для этих черных куч плотники сооружают деревянные загоны прямо на палубах, рядом с такими же загонами, из которых доносится мычание и блеяние немцы подогнали также суда-рефрижераторы, но несколько сотен человек на корабле нуждаются в немалом количестве мяса, лучше свежего
Очерк должен быть с цифрами. Вот: никто и подумать не мог, что броненосец примет на борт более двух тысяч тонн проклятого угля, после сорока с лишним часов непрерывной работы всей команды. Наш «Донской» принимает вдвое меньше? А вот еще взмах лопатой
Но теперь наших красавцев-кораблей больше нет. Есть чумазые горы металла, уголь лежит везде, из-за него матросов выселяют из кубриков и укладывают в коридорах и на палубе (на которой заодно и прохладнее, всего-то градусов тридцать). Для этих черных куч плотники сооружают деревянные загоны прямо на палубах, рядом с такими же загонами, из которых доносится мычание и блеяние немцы подогнали также суда-рефрижераторы, но несколько сотен человек на корабле нуждаются в немалом количестве мяса, лучше свежего
И эта угольная пыль везде, ее не смыть так, как это можно сделать на палубе; она течет черными речками во всех внутренних помещениях во время ежедневной уборки Куда пойдет эскадра дальше и где остановится где остановится солнце в траурной угольной кайме, записать где остановится адмирал сообщит только уже в море, вне связи с берегом
Где чертов котелок, дайте хоть морской воды Перепелкин падает на колени, поднимается, опираясь на лопату, я стою если это мне не кажется, и катер подошел, и там белая фигура неужели женская Да, так вот никто на эскадре не должен знать, где наша следующая остановка и где нас будет ждать новый угольный ужас ужас ужас
Белая фигура выплывает из черных облаков, она высокая, эта фигура это потому, что я лежу. Ангельские одежды летят надо мной по ветру.
И у ангела этого удивительные зеленые глаза и вздернутый нос. А еще он смешно говорит ломающимся, высоким, незабываемым каким-то голосом, а еще ангел не умеет произносить букву «р». Он и правда женщина, нет он совсем юная девушка, и он упрекает кого-то:
Что вы делаете, господа? Господа, на «Ослябе» сегодня скончался вахтенный начальник, лейтенант Нелидов. От солнечного удара.
Да нет же, не от «удара» она говорит она говорит «удар-га», или просто «удага», и делает это с удовольствием, раскатывая слово. И то же с «обмогоком».
Это пока только обмогок. Положите под тентом, сейчас я его посмотгю
Тут я вижу что-то страшное: ко мне бежит боцман, а может, просто матрос, направив на меня ствол чего-то вроде маленькой пушки. За боцманом тянется длинный брезентовый рукав, уходит за край зрения, за край мира И меня смывает, гонит к корабельному борту тугой поток невкусной соленой воды, и меня вытаскивают из черной лужи, окатывают соленым потоком снова и тащат куда-то на мостик, где веет ветер и видно море.
А Перепелкин стоит на одном колене среди черных луж, но пытается подняться, и лопаты он не выпустил.
Я проиграл дуэль.
А там, внизу, постепенно пришла в голову мысль, матросы в трюме работают голые, с завязанными лицами, в зубах держат паклю, чтобы не задохнуться. Складируют спущенный нами вниз уголь. И на палубе нашими лопатами машет кто-то еще. А я тут лежу, и я жив. Потом пришла другая мысль: если они перенесут меня в каюту, то я там сварюсь.
Но никто меня не трогал здесь, на горячем ветерке, и только ближе к вечеру пришел чистый переодетый во что-то почти не запачканное углем Илья Перепелкин. Он плохо выглядел, то есть нахальные карие глаза его были слегка усталыми.