Немцы, похоже, поначалу не поняли, что огонь прицельный ведётся, а не беспокоящий, как с других танков, что маскировали мою стрельбу, а как я гаубицу накрыл мне кажется, это была именно гаубица, забеспокоились. Артиллерия усилила огонь. Я уничтожил три вкопанных по самую башню танка и две противотанковые пушки. Засёк одну зенитку, успел накрыть и её, с гарантией как Аверин сказал, ту даже в сторону отбросило, но тут страшный удар погасил сознание. Всё же вычислили немцы снайпера, что проредил их ряды. Мы как раз в ста метрах от линии обороны были, надеюсь, остальные справятся. Шансов стало больше. Лёгкие танки на максимальной скорости уже рванули вперёд. Только этого я уже не видел.
Очнулся я как-то сразу, болела голова, мутило, в глазах двоилось, всё указывало на полученную контузию. Чуть позже я понял, что качает меня потому, что, подхватив под мышки, меня фактически несут двое танкистов. Вот нас троих и штормило. Те поняли, что я очнулся, мышцы напряглись, да и голову я поднял. Отметил только, что всё ещё в комбезе, только тот распахнут на груди, шлемофона нет, но сапоги на месте. А двигались мы в колонне пленных, немцы с карабинами по сторонам были. Автоматчиков рядом не заметил. Танкистов я не узнал. Но то, что они на пределе сил идут, понял сразу: лица залиты потом, сами шатаются из стороны в сторону, но не бросили меня, такое дорогого стоит.
Отпустите, я постараюсь сам, смог прохрипеть я. Язык распух, сильно пить хотелось.
С облегчением остановившись, они помогли мне встать на ноги все носки сапог ободрал, ноги волоком тянулись. Нас обходили по сторонам другие пленные, но колонна длинная, время ещё есть. Стоял я с трудом, штормило сильно, но идти всё же смог. Поддерживать меня на ходу парням действительно было легче, чем тащить. Звон в ушах мешал говорить, им приходилось кричать, чтобы я расслышал. Они участвовали в той атаке, но были побиты на поле. Наш танк был повреждён, но не артиллеристами немцы авиацию вызвали, и рядом легла тяжёлая бомба. Троих, включая меня, контузило. У меня помимо контузии травма на голове большая шишка, именно она и вызвала потерю сознания, остальные быстрее оклемались. Танки ушли вперёд, беря село, чуть позже пехота подтянулась на зачистку. На поле у подбитых машин санитары возились. Аверин попросил за мной обоих парней присмотреть, они с БТ оба, легкораненые у одного ранение в руку, повязку я видел, у другого в шею. Как они меня тащили, не понимаю. Правда, выяснилось, не так и далеко меня унесли, если обернуться, то околицу села, которое мы штурмом брали, увидеть можно, и двух километров не прошли, как я очнулся.
С облегчением остановившись, они помогли мне встать на ноги все носки сапог ободрал, ноги волоком тянулись. Нас обходили по сторонам другие пленные, но колонна длинная, время ещё есть. Стоял я с трудом, штормило сильно, но идти всё же смог. Поддерживать меня на ходу парням действительно было легче, чем тащить. Звон в ушах мешал говорить, им приходилось кричать, чтобы я расслышал. Они участвовали в той атаке, но были побиты на поле. Наш танк был повреждён, но не артиллеристами немцы авиацию вызвали, и рядом легла тяжёлая бомба. Троих, включая меня, контузило. У меня помимо контузии травма на голове большая шишка, именно она и вызвала потерю сознания, остальные быстрее оклемались. Танки ушли вперёд, беря село, чуть позже пехота подтянулась на зачистку. На поле у подбитых машин санитары возились. Аверин попросил за мной обоих парней присмотреть, они с БТ оба, легкораненые у одного ранение в руку, повязку я видел, у другого в шею. Как они меня тащили, не понимаю. Правда, выяснилось, не так и далеко меня унесли, если обернуться, то околицу села, которое мы штурмом брали, увидеть можно, и двух километров не прошли, как я очнулся.
Наши вперёд ушли, а немцы, пустив их в свой тыл, ударили во фланги, снова взяв село, и вышли на поле. Аверин, что ремонтировал танк, вместе с экипажем укрылся внутри. Полчаса держались, обстреливаемые с разных сторон, пока немцы не прикатили зенитку и не расстреляли КВ. Я всё это время у горевшей санитарной машины пролежал, парни тоже там укрылись. Немцы двинули вперёд и взяли нас в плен. Парни не дали меня добить. Два часа сидели на обочине под палящими лучами солнца, пока не пошла эта колонна пленных, куда нас и включили. Аверин сгорел в своём танке никто из экипажа его не покинул.
Мы брели по дороге, а вокруг на поле дымили танки, с которыми я участвовал в атаке. Классическая двухступенчатая засада, только рукоплескать осталось тому германскому офицеру, что это придумал.
Шагая это мне удавалось делать всё легче и легче, парни уже не придерживали, я мельком провёл руками по карманам. Комбез мешал проверить карманы галифе, но нагрудные на гимнастёрке были вывернуты. Часы с руки пропали, ремня с личным оружием тоже было. Ножа за голенищем не чувствую значит, забрали. Награды мои на месте, немцев они не заинтересовали, а документы я и не искал. В карманах их не было. Ещё когда в Луцке был, у кладовщика железнодорожного депо выменял на трофейные часы непромокаемый пакетик. Когда пошёл в рейд с ротой Труханова, то убрал их, сложил трижды пакетик и привязал бинтом к правой ноге выше колена, чтобы ниже не съезжал. Как рейд закончился, известно. Когда уже в роте Трусова был, то в пакетик убрал корочки на новые награды и снова привязал к ноге. Проверил на месте документы, с внутренней стороны ноги. Почему я это сделал? Помнил, какие страшные бои шли в это время, а от попадания в плен никто не застрахован, просто подстраховался. Не хочу, чтобы в моём личном деле было записано, что был в плену. Документы есть, буду отрицать. Вещи все в танке пропали, но честно скажу: наплевать, лишь бы парни были живы. Но они все вместе сгорели
В карманах галифе нашлись спички и ключ от танковых замков. Последний случайно положил, и вот как вышло. Бинокль жалко, подарок, фонарик-«жучок» редкая вещь. А уж аккордеон просто до слёз, где я ещё такой аппарат найду?
Состояние, конечно, тяжёлое, мысли плавают, голова не прикрыта, и получить солнечный удар как нечего делать, однако вдали был виден лес, в который ныряла эта дорога. Туда нас и вели. Судя по солнцу, времени где-то часа четыре дня. Шанс бежать есть неплохой, только физическое состояние не радует, отлежаться бы, воды испить, искупаться, и тогда можно на рывок идти. В принципе, и в таком состоянии сбегу, я не хочу в плен, отлично знаю, что там всех нас ждёт. Парней бросать не хочу, спасли они меня, и сейчас, двигаясь рядом, подпирали меня плечами, вот и спросил:
Я как, громко говорю? Не ору?
Немного есть, сказал мне один из танкистов на ухо.
А сейчас лучше?
Да. Только мы слышим.
В плен нам нельзя, уморят быстро. Впереди лес шанс сбежать, немцы это тоже понимают и утроят бдительность. Бежать надо в удобный момент, зигзагами, чтобы сбить прицел. У немцев карабины, а не автоматы, очередь от живота не дашь. Шансы есть. Нападать на конвоиров не думайте, это потеря времени, и значит уменьшение шансов. Как я подам знак, бежим.
Хорошо.
Второй тоже кивнул, принимая план. Причём мне кажется, были другие свидетели нашего разговора, что шли спереди, по бокам и сзади, но промолчали. Возможно, поучаствуют. Я видел, как на меня изредка бросали оценивающие взгляды. Так и шли, пока не добрались до леса. Тут конвоиры действительно стали группировать колонну плотнее, подгоняя отстающих. Правду писали фронтовики, что пережили плен, тех, что отставали, обессилев, пристреливали. Я с момента, как очнулся, начитал семнадцать таких одиночных выстрелов, а когда в тень лесной дороги зашли, ещё четыре. А может, и пять, вроде сдвоенный выстрел был. Или эхо. Я поглядывал по сторонам, призвав все силы и ресурсы организма, готовясь бежать.
Второй тоже кивнул, принимая план. Причём мне кажется, были другие свидетели нашего разговора, что шли спереди, по бокам и сзади, но промолчали. Возможно, поучаствуют. Я видел, как на меня изредка бросали оценивающие взгляды. Так и шли, пока не добрались до леса. Тут конвоиры действительно стали группировать колонну плотнее, подгоняя отстающих. Правду писали фронтовики, что пережили плен, тех, что отставали, обессилев, пристреливали. Я с момента, как очнулся, начитал семнадцать таких одиночных выстрелов, а когда в тень лесной дороги зашли, ещё четыре. А может, и пять, вроде сдвоенный выстрел был. Или эхо. Я поглядывал по сторонам, призвав все силы и ресурсы организма, готовясь бежать.
Мы проходили мимо новенькой «тридцатьчетвёрки», запертой, в дуло пушки была вставлена длинная ветвь с листьями. Скорее всего, немцами, чтобы их тыловики не пугались. Похоже, оставлена экипажем. В бою не участвовала, краска целая. По ходу, двигалась в сторону границы. Вот это тревожный звоночек скорее всего, брошена из-за поломки. Если бы в тыл шла, то тут на пустые баки можно было бы подумать. Стоит давно, по следам видно и мусору на танке. Наши, видимо, махнули рукой, значит, нужен серьезный ремонт, а немцам не до трофеев, их и так хватает. Это шанс толкнув локтем соседа, я мотнул головой в сторону леса, и мы рванули. На ходу я крикнул:
Товарищи, бежим!
Это и спровоцировало массовый побег. Слишком много целей для конвоиров, конечно, звучали выстрелы, падали убитые и раненые, но убежало куда больше людей. Где-то спереди и сзади заработали пулемёты, а мы, уйдя за корпус танка, убегали всё дальше в глубь леса. Думаю, метров двести отбежать, и хватит. Переждём. Да и источник воды стоит найти, жажда уже не мучила, а просто убивала.
Стойте! Да стойте вы! кричал я напарникам.
Другие беглецы мелькали среди деревьев тут и там, убегая всё дальше, а парни всё же остановились, тяжело дыша. Этот мощный рывок заметно подорвал их силы. Один из бойцов прислонился к стволу берёзы и, пытаясь восстановить дыхание, в два приёма вытолкнул:
Немцы догонят.
Делать им больше нечего. Удержать бы тех, что на дороге остались. Если какая немецкая пехотная часть встретится, сообщат, но сами точно бегать и собирать не будут. Идём по-тихому вперёд, силы бережём. Нужен водоём. Пить до смерти хочется. Ощущение, как будто целое ведро холодной, колодезной воды готов выпить.
Это да, согласился тот.
Давайте познакомимся. Старший сержант Бард. Командир танка. Девятнадцатая танковая.
Сержант Бабин, командир танка. Двадцатая танковая, ответил тот, что в руку был ранен.
Красноармеец Тихонов, мехвод, ответил боец с ранением в шею.
Ищем водоём. Желательно от места побега не удаляться. Хочу глянуть ту «тридцатьчетвёрку».
Товарищ старший сержант, так она же закрыта?
У меня ключ при себе, немцы плохо обыскали. Идём.
Мы прошли всего метров пятьдесят, когда я почувствовал заметный запах разложения. Похоже, убитый где-то рядом. Наш или немец. Запашок знакомый, уже приходилось встречать. А раз есть труп, то, может, и оружие найдётся. Начали искать, ориентируясь по запаху, и нашли. К сожалению, наш. На стропах висел лётчик, лейтенант, судя по кубарям. Комбеза на нём не было, в изорванной пулями командирской форме. Оружие при нём. Тихонов мигом взлетел на дерево и с третьего раза смог сдёрнуть купол. Сразу сняли ремень с пистолетом ТТ и планшетку. Она мне ушла, а пистолет я Бабину отдал. Наручных часов у убитого не было, но в кармане нашёлся перочинный нож. В нашем положении всё пригодится. Остальное пришло в негодность, пропитавшись трупным ядом. Чуть в стороне выворотень был, почва песчаная, бойцы споро выкопали могилу сломанными ветками. Вскоре мы похоронили, завернув в купол его же парашюта, тело летчика. Его документы я убрал в планшетку. После направились дальше.