Таким образом, коммуникационное раскрепощение субъекта приводит к трансформации социально-эпистемологического фона его социальной активности. Цифровая повседневность, порождающая новые эпистемические практики, конкретизирует специфику социальной реальности цифрового общества. Она не детерминируется технологиями прямо и жестко известно множество случаев, когда технологические цифровые проекты обживались пользователями совсем иначе, чем это планировалось их разработчиками. Тем не менее, именно цифровые технологии лежат в основе новых эпистемических арен, на которых пользователи оттачивают свое умение понимать Прошлое, Настоящее и Будущее. Индивиды в цифровом обществе массово включены в процесс отбора технологических сервисов и решений, доместификация которых задает потом параметры распределения знания.
Библиография
Валевич Е.С. Эволюция коллективности в аспектах массы, толпы и вождизма // Ценности и смыслы. 2014. 5 (33). С. 106110.
Грановеттер М. Сила слабых связей // Экономическая социология. 2009. Т. 10, 4. С. 3150.
Касавин И.Т. Познание // Философия: Энциклопедический словарь / Под редакцией А.А. Ивина. М.: Гардарики, 2004. С. 872873.
Кастельс М. Галактика Интернет: Размышления об Интернете, бизнесе и обществе / пер. с англ. А. Матвеева. Екатеринбург: У-Фактория, 2004. 328 с.
Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая постиндустриальная волна на Западе / под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999. 631 с.
Корецкая О.В. Концепт post-truth как лингвистическое явление современного англоязычного медиадискурса // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2017. 73 (73). С. 136138.
Питт Дж. Научные и технологические знания: что между ними общего и в чем различия // Школа и производство. 2002. 3. С. 79.
Библиография
Валевич Е.С. Эволюция коллективности в аспектах массы, толпы и вождизма // Ценности и смыслы. 2014. 5 (33). С. 106110.
Грановеттер М. Сила слабых связей // Экономическая социология. 2009. Т. 10, 4. С. 3150.
Касавин И.Т. Познание // Философия: Энциклопедический словарь / Под редакцией А.А. Ивина. М.: Гардарики, 2004. С. 872873.
Кастельс М. Галактика Интернет: Размышления об Интернете, бизнесе и обществе / пер. с англ. А. Матвеева. Екатеринбург: У-Фактория, 2004. 328 с.
Кастельс М. Становление общества сетевых структур // Новая постиндустриальная волна на Западе / под ред. В. Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999. 631 с.
Корецкая О.В. Концепт post-truth как лингвистическое явление современного англоязычного медиадискурса // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2017. 73 (73). С. 136138.
Питт Дж. Научные и технологические знания: что между ними общего и в чем различия // Школа и производство. 2002. 3. С. 79.
Савельева И.М. Профессиональные историки в «публичной истории» // Новая и новейшая история. 2014. 3. С. 141155.
Спиркин А.Г. Знание // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983. С. 192.
Amoretti M.C. On the social dimension of beliefs and concepts // Epistemology of Ordinary Knowledge. Edited by Mariano L. Bianca and Paolo Piccari. Cambridge Scholars Publishing, 2015, рр. 195210.
Bianca M.L. The Epistemological structure of ordinary knowledge // Epistemology of Ordinary Knowledge. Edited by Mariano L. Bianca and Paolo Piccari. Cambridge Scholars Publishing, 2015, рр. 3-38.
Dosi G., Labini M. The relationships between science, technologies and their industrial exploitation: an illustration through the myths and realities of the so-called «european paradox» // Research policy. Amsterdam, 2006, vol. 35, 10, pp. 14501464.
Epistemology of ordinary knowledge. Edited by Mariano L. Bianca and Paolo Piccari. Cambridge Scholars Publishing, 2015. 321.
Frandsen F., Johansen W. Organizational crisis communication. Los Angeles, CA: SAGE, 2016. 280 p.
Howe J. Crowdsourcing. Why the Power of the Crowd Is Driving the Future of Business. N.Y., 2008. 280 p.
McClelland J.S. The Crowd and the Mob: from Plato to Canetti. L., 1989. 343 p.
Noveck B. Wiki Government: How Technology Can Make Government Better, Democracy Stronger, and Citizens More Powerful. Washington, 2009. 224 p.
Rheingold H. Smart Mobs: The Next Social Revolution. Cambridge, 2002. 266 p.
Rodin P, Ghersetti M, Oden T. Disentangling rhetorical subarenas of public health crisis communication: A study of the 20142015 Ebola outbreak in the news media and social media in Sweden // J Contingencies and Crisis Management. 2018; 00:1-10. https://doi. org/10.1111/1468-5973.12254
Schmitt Fr.F. Socializing Epistemology. In: Socializing Epistemology. The Social Dimensions of Knowledge. Ed. by Fr.F. Schmitt. Rowman a. Littlefield pbl., inc. 2004.
Surowiecki J. The Wisdom of Crowds: Why the Many Are Smarter Than the Few and How Collective Wisdom Shapes Business, Economies, Societies and Nations. N.Y., 2004. 296 p.
Thaller M. The Need for a Theory of Historical Computing // History and Computing II / Ed. by P. Denley, S. Fogelvik, and C. Harvey. Manchester: Manchester University Press, 1989. P. 211.
Tapscott D, Williams E. Wikinomics: How Mass Collaboration Changes Everything. N.Y., 2006. 324 p.
1.2. Образы Прошлого как продукт управления исторической памятью
Прошлое не является нейтральным когнитивным концептом, оно представляет собой сложный социальный конструкт, содержание которого актуализируется повесткой дня Настоящего. Его отдельные периоды и события нагружены этически, аксиологически, эстетически, идеологически: люди представляют себе Средневековье темным, а Ренессанс светлым, советская ностальгия раскрашивает в пастельные тона эпоху брежневского застоя, Великая Отечественная война героическое время, послевоенное время сурово, а 1937 год черный. Так формируются угнетающие или вдохновляющие образы Прошлого сообщения об ушедших эпохах, в которых «сухой информационный остаток» форматируется аргументационными и композиционными тактиками коммуникантов. Смысл, закладываемый в конкретный образ, укоренен в общественном сознании, он может быть романтическим или травматическим и способен побуждать к действию, детерминируя выбор, поскольку репрезентация прошлого всегда предполагает чувственную форму.
Образ Прошлого это представления о наиболее значимых исторических событиях, людях, процессах, закрепленных в общественном сознании в форме устойчивого кода (набора символов); устойчивая абстрактно-символьная модель исторической реальности, представленная в массовом сознании [Мазур, 2013]. Иногда их отождествляют с политическим мифом [Евгеньева, Титов; Гущин], однако такая трактовка представляется неоправданно зауженной. Образ Прошлого может не иметь прямых политических коннотаций и восходить к стереотипам массовой или любой другой культуры. Образ Прошлого представляет собой базовый элемент «коллективного воображения». Л.Н. Мазур определяет образ Прошлого как устойчивую абстрактно-символьную модель исторической реальности, которая представлена в массовом сознании [Мазур, 2013, с. 251]. В этом качестве он может обладать разной степенью полноты реконструкции, зависящей от его пространственно-временной организации, коммуникативными и эстетическими характеристиками. Прагматический потенциал образа Прошлого зависит от степени его парадоксальности и амбивалентности, избыток которых разрывает целостность образа, а недостаток подрывает его мотивационную функцию. Конкретные образы Прошлого могут образовывать иерархии и системы, могут циркулировать как дефрагментированные мифологемы, среди них есть типичные и единичные, устойчивые и изменчивые. Они различаются по силе воздействия и ареалу распространения, но каждый из них зависит от продуцирующей активности социальных структур памяти.
Образ Прошлого это представления о наиболее значимых исторических событиях, людях, процессах, закрепленных в общественном сознании в форме устойчивого кода (набора символов); устойчивая абстрактно-символьная модель исторической реальности, представленная в массовом сознании [Мазур, 2013]. Иногда их отождествляют с политическим мифом [Евгеньева, Титов; Гущин], однако такая трактовка представляется неоправданно зауженной. Образ Прошлого может не иметь прямых политических коннотаций и восходить к стереотипам массовой или любой другой культуры. Образ Прошлого представляет собой базовый элемент «коллективного воображения». Л.Н. Мазур определяет образ Прошлого как устойчивую абстрактно-символьную модель исторической реальности, которая представлена в массовом сознании [Мазур, 2013, с. 251]. В этом качестве он может обладать разной степенью полноты реконструкции, зависящей от его пространственно-временной организации, коммуникативными и эстетическими характеристиками. Прагматический потенциал образа Прошлого зависит от степени его парадоксальности и амбивалентности, избыток которых разрывает целостность образа, а недостаток подрывает его мотивационную функцию. Конкретные образы Прошлого могут образовывать иерархии и системы, могут циркулировать как дефрагментированные мифологемы, среди них есть типичные и единичные, устойчивые и изменчивые. Они различаются по силе воздействия и ареалу распространения, но каждый из них зависит от продуцирующей активности социальных структур памяти.
Социальные структуры памяти
Историки обозначают понятие «память» во всех проявлениях этого феномена латинским термином memoria. Социальные философы говорят о различных структурах социальной памяти. Память (как индивидуальная, так и коллективная) базовое свойство культуры, позволяющее обеспечивать транспоколенческую, диахроническую целостность социума, использовать прошлое для проектирования будущего, формируя коллективную идентичность как фундамент социальной солидарности. Родовой категорией для всех структур коллективной памяти выступает понятие социальной памяти.
Социальная память представляет собой общий информационный срез цивилизации, ее социокультурных структур и форм коллективного наследования прошлого, что означает синтез общечеловеческих и национальных черт. В социально-гуманитарном знании сформировалось множество влиятельных походов к исследованию социальной памяти. Например, Ю.А. Папенина выделяет социологический, постструктуралистский, информационный, психологический, культурологический и другие подходы [Папенина]; Д.И. Наумов структурно-функциональный, социально-психологический, феноменологический, информационный, культурносемиотический [Наумов]. Между этими подходами нет непроницаемых границ, практика социально-философских исследований предполагает их определенную интеграцию, основанную на коммуникативном взаимодействии подходов и концепций. Родовым понятием для всех структур памяти в социально-философской традиции является категория «социальная память».