Джейми медленно поднялся с пола под восторженные крики зрителей. Неровно дыша, он кивнул, дотащился до одной из немногих устоявших скамей и, весь залитый потом и кровью, опустился на нее, чтобы принять из рук трактирщика кружку эля. Допив эль, он поставил пустую кружку на скамью, перевел дыхание и наклонился вперед, опираясь локтями на колени; рубцы на спине у него обозначились особенно резко.
На этот раз он не спешил надеть рубашку; несмотря на холод в таверне, он сидел с обнаженным торсом до самого ночлега. Он вышел под хор пожеланий доброй ночи, и вид у него был куда спокойнее, чем в последние дни, несмотря на боль от многочисленных ссадин и ушибов.
Ободранная голень, рассеченная бровь, разбитая губа, расквашенный нос, шесть ссадин на костяшках пальцев, растяжение связки на большом пальце и два шатающихся зуба. Плюс такое количество разных ушибов, что я не в состоянии их сосчитать, со вздохом завершила я инвентаризацию. Как вы себя чувствуете?
Мы были одни в небольшом сарае на заднем дворе, куда я отвела Джейми, чтобы оказать первую помощь.
Отлично. Он улыбнулся, попытался встать, но не смог выпрямиться и поморщился от боли. Все в порядке, только ребра немного болят.
Разумеется, болят. Вы опять весь черно-синий. Зачем вы так себя ведете? Как вы думаете, из чего вы сделаны? Из железа? раздраженно спросила я.
Он виновато улыбнулся и потрогал распухший нос.
Нет. Но хотел бы.
Я вздохнула еще раз и осторожно ощупала его торс.
Не думаю, что есть переломы, пожалуй, только ушибы. На всякий случай я сделаю тугую повязку. Стойте прямо и поднимите рубашку, руки не прижимайте к бокам.
Я принялась рвать на полосы старый платок, который пожертвовала жена хозяина таверны. Поругиваясь из-за отсутствия пластырей и других привычных атрибутов цивилизованной жизни, я наложила тугую повязку и закрепила ее заколкой с пледа Джейми.
Трудно дышать, пожаловался он.
Свободно дышать вам будет больно. Не двигайтесь. У кого вы научились так драться? Тоже у Дугала?
Нет. Он поморщился, когда я приложила уксусную примочку к рассеченной брови. Меня научил отец.
Правда? Кем же был ваш отец? Чемпионом по боксу?
Что такое бокс? Нет, он был фермером. И тоже объезжал лошадей.
Джейми со свистом втянул в себя воздух я накладывала уксусную примочку на голень.
Мне было десять или одиннадцать, когда отец сказал, что ростом и статью я пошел в материну родню, значит, придется научиться драться.
Он задышал легче и протянул мне руку, чтобы я могла наложить бальзам из календулы на разбитые костяшки пальцев.
Отец говорил: «Раз ты вырастешь рослый и сильный, половина мужчин, которых ты встретишь, тебя испугается, а половина захочет драки. Уложи одного тогда остальные не полезут. И научись делать это быстро и чисто, не то тебе придется драться всю жизнь». Он отвел меня на гумно и швырял на солому до тех пор, пока я не научился давать сдачи Ой, жжет!
Раны от ногтей чрезвычайно опасны, сказала я, прижигая царапины на шее. Особенно если противник не моет руки. А я сильно сомневаюсь, что этот буроволосый вообще моется. Я не сказала бы, что сегодня вы сделали это «быстро и чисто», но вы впечатлили публику. Ваш отец гордился бы вами.
Я говорила с долей иронии и удивилась, заметив, что по его лицу скользнула легкая тень.
Мой отец умер, произнес он серьезно.
Мой отец умер, произнес он серьезно.
Простите.
Я закончила обработку и сказала как можно мягче:
Я в самом деле так считаю. Он гордился бы вами.
Джейми молча улыбнулся в ответ. Он вдруг показался мне совсем юным. Сколько же ему лет? Я хотела было спросить, но тут позади кто-то кашлянул.
Это оказался вездесущий приземистый Мурта. Не без веселости он поглядел на перетянутые ребра Джейми и вдруг швырнул ему маленький кожаный кисет. Джейми поймал его, и кошелек звякнул.
Что тут? спросил Джейми.
Мурта высоко поднял редкие брови.
Твоя доля от ставок, парень, что же еще?
Джейми покачал головой и собрался вернуть кисет.
Я никаких ставок не делал.
Мурта выставил вперед ладонь.
Ты сделал дело. И заслужил популярность, по крайней мере у тех, кто на тебя ставил.
Но не у Дугала, вставила я.
Мурта был из тех мужчин, которые каждый раз удивляются, узнавая, что у женщин тоже есть голос, но вежливо кивнул.
Это верно, сказал он и добавил, обращаясь к Джейми: Но тебя-то это не должно беспокоить.
Нет?
Мужчины обменялись взглядами, значение которых осталось для меня загадкой. Джейми медленно выдохнул сквозь сжатые зубы и наклонил голову.
Когда? спросил он.
Через неделю. Может, дней через десять дней. Возле Лаг-Круйме. Знаешь это место?
Джейми еще раз наклонил голову; он явно остался доволен новостями.
Знаю, ответил он.
Я переводила глаза с одного лица на другое оба выглядели совершенно непроницаемо. Значит, Мурта что-то узнал. Быть может, это «что-то» связано с загадочным Хорроксом. Я пожала плечами. Как бы там ни было, со спектаклями покончено.
Думаю, Дугал вместо этого может плясать чечетку перед публикой, проговорила я.
Непроницаемость тотчас сменилась недоумением.
Что?
Ничего, не обращайте внимания. Спокойной ночи, пожелала я и удалилась со своим медицинским коробом, чтобы найти себе место для ночлега.
Глава 12
Командир гарнизона
Мы все ближе подъезжали к Форт-Уильяму, и я начала всерьез обдумывать план действий по прибытии.
Я считала, что многое будет зависеть от командира гарнизона. Если он поверит, что я благородная дама, попавшая в беду, то, вероятно, даст мне сопровождающих до побережья для моего выдуманного отплытия во Францию.
Однако он может отнестись ко мне с подозрением из-за того, что я приехала вместе с Маккензи. Я не похожа на шотландку, но не примет ли он меня за шпионку? Ведь и Колум, и Дугал подумали, что я английская шпионка.
Но зачем кого-то к ним подсылать? Наверное, из-за их антимонархической деятельности, одним из свидетельств которой был сбор средств для принца Карла Эдуарда Стюарта, претендента на трон.
Но в таком случае почему же Дугал позволил мне наблюдать? Он с легкостью мог отсылать меня прочь во время этих мероприятий. Но разговоры велись по-гэльски, возражала я себе.
Впрочем, и тут есть неоднозначность. Я припомнила странный блеск в глазах Дугала, когда он спросил: «Я полагал, что вы не знаете гэльского?» Возможно, это было своего рода проверкой, на самом ли деле язык мне незнаком. Вряд ли в горы Шотландии стали бы посылать шпионов, которые не могут объясниться по меньшей мере с половиной населения.
Ну а разговор между Дугалом и Джейми, который я подслушала? Из него очевидно, что Дугал действительно якобит, а Колум пока еще нет
Голова у меня кружилась от гипотез, и я искренне обрадовалась, увидев, что мы подъезжаем к большой деревне. Это означало приличный ночлег и ужин.
Постоялый двор и вправду оказался неплох по местным меркам, к которым я уже начала привыкать. И хотя кровать явно предназначалась для карликов, которые не прочь провести время с блохами, она во всяком случае помещалась в отдельной комнате. Несколько раз мне приходилось спать на скамье в общей комнате, окруженной мужским храпом и завернутыми в плед немытыми телами.
Обычно я засыпала сразу, несмотря на условия сказывалась усталость от езды в седле и вечерних политических агитаций Дугала. Правда, в первый вечер на постоялом дворе я бодрствовала целых полчаса, пораженная невероятным разнообразием типов храпа. Общей студенческой спальне для будущих медсестер до такого далеко.
Прислушиваясь к этому хору, я думала о том, что мужчины в госпиталях по-настоящему не храпят. Тяжело дышат, вскрикивают, стонут, а порой всхлипывают или плачут во сне. Никакого сравнения с такой вот бандой здоровых мужиков. Возможно, больные или раненые мужчины не могут уснуть крепко и как следует расслабиться, чтобы издавать подобный шум.
Если мои предположения справедливы, то мои спутники отличались отменным здоровьем. Так они и выглядели с разбросанными во сне крепкими ногами и руками и румяными лицами при свете очага. Убаюканная этой какофонией, я завернулась в дорожный плащ и тоже уснула.
По сравнению с этим опытом я чувствовала себя одинокой в моей крохотной попахивающей мансарде. Я сняла постельное белье, встряхнула матрас, чтобы сбросить нежеланных соседей, но все не могла уснуть уж очень тихо и темно стало в комнате, когда я задула свечу.
Из зала двумя этажами ниже доносилось эхо голосов и какая-то возня, но все это лишь усиливало во мне ощущение изолированности. Впервые после приезда в замок я осталась совершенно одна, и не могу сказать, что мне это особенно понравилось.
Я не без труда начала проваливаться в сон, когда вдруг услышала зловещее поскрипывание досок в коридоре. Шаги были медленные и неуверенные, словно идущий крался, выбирая половицы, которые поменьше скрипят. Я тотчас села на постели и начала ощупью отыскивать свечу и огниво.
Вслепую хватая воздух, я наткнулась на огниво, но уронила его. Я застыла, шаги за дверью тоже замерли.
Потом что-то зашуршало видимо, человек снаружи проверял задвижку. Я знала, что дверь не заперта. К ней были прибиты скобы для болта, но сам болт я не нашла. Я схватила подсвечник, вытащила из него огарок свечи и как можно тише встала с постели, сжимая в руке свое глиняное орудие.
Дверь со слабым скрипом открылась. Единственное окно в комнате было закрыто ставнями, не пропускавшими ни ветра, ни света; тем не менее, когда дверь приотворилась, я разглядела серую полоску во мраке. Она росла, но затем, к моему удивлению, уменьшилась и вскоре совсем исчезла: дверь закрыли. Повисла тишина.
Я стояла у самой стены целую вечность сдерживая дыхание и стараясь расслышать хоть что-то кроме стука собственного сердца. В конце концов я понемногу начала подвигаться к двери вдоль стены, возле которой, как мне казалось, доски лежали плотнее. Я вытягивала ногу вперед, касалась ею половицы и постепенно переносила на нее вес; я ощупывала босыми пальцами щель между половицами, прежде чем подтянуть и поставить на пол рядом с первой вторую ногу.
Возле двери я остановилась и прижала к ней ухо, обеими руками ухватившись за дверную раму, напряженная в ожидании вторжения. Мне казалось, что из-за двери доносятся какие-то звуки, но я не была в этом уверена. Если они и в самом деле есть, то, может, они доносятся снизу? Или я улавливаю чье-то дыхание по ту сторону?