Линия жизни четкая. Здоровье у вас отменное, и останется таким. На линии жизни заметен разрыв, это значит, что она резко изменилась. Впрочем, это произошло со всеми нами, не так ли? Однако на вашей линии жизни гораздо больше отрезков, чем я привыкла видеть, она как бы вся составлена из кусочков, фрагментов. А линия брака, она покачала головой, раздваивается. В этом тоже нет ничего странного два замужества.
Моей первой реакцией на последний комментарий было возмущение, но я его тут же подавила. Тем не менее миссис Грэхем уловила мое недовольство и подняла глаза на меня. Я вдруг подумала, что она и в самом деле весьма проницательна. Успокаивая меня, она снова покачала седой головой.
Нет-нет, милочка, с вашим прекрасным мужем ничего худого не случится. Дело совсем не в том.
Она слегка пожала мою руку.
Вам не грозит зачахнуть от одиночества и провести остаток жизни в трауре. Это всего лишь означает, что вы из тех, кто способен полюбить снова, если первая любовь уйдет.
Она еще раз пригляделась к моей ладони и провела коротким ребристым ногтем по линии брака.
Большинство двойных линий обрывается, но на вашей вилка. У нее на губах заиграла лукавая улыбка. Надеюсь, вы не двумужница?
Я рассмеялась:
Куда там! Времени не хватило бы.
Я повернула руку таким образом, чтобы миссис Грэхем было видно ребро ладони.
Я слышала, будто маленькие черточки вот здесь показывают количество детей. Это правда? спросила я как можно небрежнее край моей ладони был удручающе гладок.
Миссис Грэхем отмахнулась от этого предположения.
Ерунда! Линии здесь появляются уже после того, как вы родите парочку ребятишек. Предварительных указаний не бывает. Скорее на носу их обнаружите, чем на руке.
Правда?
Я глупо обрадовалась и собралась было спросить, не означают ли глубокие линии у меня на запястье склонности к самоубийству, когда нас прервали.
Преподобный Уэйкфилд вошел в кухню с пустыми чашками, поставил их на поднос и принялся шумно рыться в буфете, явно рассчитывая на помощь.
Миссис Грэхем вскочила на ноги, готовая защитить свое святилище кухню. Ловко отодвинув преподобного в сторону, она принялась нагружать поднос всем необходимым для продолжения чаепития в кабинете. Меня она тоже оттеснила с дороги.
Миссис Рэндолл, почему бы вам не вернуться в кабинет и не выпить еще чашечку чая вместе со мной и вашим мужем? Мы с ним сделали несколько поистине интересных открытий.
Было очевидно, что, несмотря на внешнее хладнокровие, он на самом деле ликует при мысли о своем открытии не меньше, чем мальчуган, припрятавший в кармане жабу. Разумеется, я обязана была пойти и изучить счета капитана Джонатана Рэндолла от его прачки или сапожника, а также другие архиважные документы.
Фрэнк настолько погрузился в изучение замызганных бумажек, что едва заметил мое появление в кабинете. Он весьма неохотно передал бумаги в пухлые ручки викария, встал у него за спиной и уставился через его плечо в текст, словно не мог оторваться от него ни на минуту.
Да? заговорила я самым любезным тоном, коснувшись листков. Да-а, очень, очень любопытно.
На самом деле мне бы ни за что не удалось расшифровать эти выцветшие записи, сделанные неразборчивым почерком. На одном из документов, сохранившемся лучше других, сверху был изображен какой-то герб.
Герцог кажется, герцог Сандрингем, верно? спросила я, глядя на изображение лежащего леопарда с надписью под ним, более четкой и разборчивой, чем остальной текст.
Вот именно, ликуя, подтвердил викарий. Вымерший титул, как вам известно.
Я этого не знала, но кивнула с видом знатока, демонстрируя свою сопричастность к моменту невероятного открытия. В таких случаях редко требуется нечто большее, нежели время от времени произносить: «В самом деле?» или: «Но это же просто потрясающе!» и кивать.
Я этого не знала, но кивнула с видом знатока, демонстрируя свою сопричастность к моменту невероятного открытия. В таких случаях редко требуется нечто большее, нежели время от времени произносить: «В самом деле?» или: «Но это же просто потрясающе!» и кивать.
Они некоторое время спорили, кому достанется возможность посвятить меня в суть дела, и возможность эта, вернее, как выразился преподобный, высокая честь досталась викарию. Как выяснилось, весь шум поднялся по следующему поводу: пресловутый Черный Джек Рэндолл был не просто выдающимся офицером английской королевской армии, но доверенным и тайным агентом герцога Сандрингема.
Скорее всего, агент-провокатор, не так ли, доктор Рэндолл?
Викарий изящно перебросил мяч Фрэнку, который его немедленно подхватил.
Да, пожалуй Язык, конечно, весьма непрозрачный
В самом деле? вставила я.
Во всяком случае можно не сомневаться, что Джонатану Рэндоллу была поручена миссия определенного характера: обнаружить якобитские симпатии среди наиболее известных фамилий в этом регионе Шотландии. Действовать так, чтобы тайные планы и склонности лэрдов и вождей кланов делались очевидными. Но тут есть одна странность. Разве самого Сандрингема не подозревали в связях с якобитами?
Фрэнк повернулся к викарию, всем своим видом выражая недоумение. Лицо священника отразило это недоумение, будто зеркало, гладкий лысый лоб пошел волнами морщин.
О да, полагаю, вы правы. Подождите-ка, давайте заглянем в Камерона. Он кинулся к книжной полке, уставленной кожаными корешками. Он, без сомнений, упоминает о Сандрингеме.
Это просто невероятно, пробормотала я, когда мое внимание привлекла огромная, занимавшая чуть ли не всю стену пробковая доска. На ней располагались самые разные вещи, главным образом бумаги: счета за газ, заметки, сделанные рукой викария, газетные вырезки, послания епархиального совета, вырванные из книг страницы. Но были там и некоторые мелкие предметы, например ключи, крышки от бутылок и, кажется, даже какие-то автомобильные запчасти, закрепленные при помощи гвоздей и клейкой ленты.
Я лениво разглядывала это странное собрание, вполуха слушая дискуссию за спиной. (Герцог Сандрингем был-таки якобитом, решили они.) Но тут я заметила генеалогическое древо, прикрепленное четырьмя кнопками за уголки. Верхняя часть включала имена, относящиеся к началу семнадцатого столетия, но меня больше заинтересовало имя, написанное в самом низу: Роджер У. (Маккензи) Уэйкфилд.
Извините меня, вмешалась я в финальную часть диспута о том, что держит в лапе леопард на гербе герцога лилию или крокус. Это древо вашего сына?
А? О да, да, конечно!
Викарий, снова просияв, поспешил подойти ко мне. Он осторожно снял документ со стены и положил его на стол прямо передо мной.
Я не хочу, чтобы он забывал историю своей семьи, объяснил он. Генеалогия старинная, восходит к шестнадцатому веку.
Пухлым указательным пальцем он провел линию снизу вверх почти с благоговением.
Я дал мальчику свое имя, это удобнее, поскольку он живет здесь, но не хотел, чтобы он забыл свое происхождение. Боюсь, что моей собственной семье в этом отношении нечем похвастаться.
На лице викария появилось виноватое выражение.
Все больше викарии да помощники приходского священника, затесался для разнообразия один книготорговец, вот и все. Проследить историю семьи удалось примерно до тысяча семьсот шестьдесят второго года. Скудная информация, мало документов. Он покачал головой, явно сокрушаясь о генеалогической беспечности своих предков.
Мы очень поздно ушли от викария; он пообещал, что завтра первым делом отправит письма в город, чтобы с документов сняли копии. Большую часть пути до дома миссис Бэйрд Фрэнк что-то упоенно рассказывал о шпионах и якобитах, но в конце концов обратил внимание на то, что я почти ничего не говорю.
Что с тобой, любимая? спросил он, нежно взяв меня за руку. Тебе нездоровится?
В голосе его звучало беспокойство пополам с надеждой.
Нет, я чувствую себя хорошо. Я просто подумала Я запнулась, вспомнив, что мы уже обсуждали эту проблему. Я думала о Роджере.
О Роджере?
Я нетерпеливо вздохнула.
Господи, Фрэнк! Ну как можно быть таким забывчивым? О Роджере, сыне преподобного Уэйкфилда.
Ах да, конечно, отозвался Фрэнк рассеянно. Милый ребенок. Ну и что с ним такое?
Да ничего просто сейчас очень много таких детей. Я имею в виду сирот.
Теперь взгляд у Фрэнка был уже не отсутствующий, в лице проявилась резкость. Он покачал головой.
Нет, Клэр. Ты знаешь, я хочу ребенка, но я тебе говорил, как отношусь к усыновлению. Это ну, в общем, я не смогу считать своим ребенка, которого зачал не я. Это, наверное, смешно и даже эгоистично с моей стороны, но ничего не поделаешь. Может, со временем я изменю свою точку зрения, но сейчас
Некоторое время мы шли рядом несколько отчужденно. Потом Фрэнк вдруг повернулся ко мне и взял меня за руки.
Клэр, заговорил он негромко и хрипловато, я хочу нашего ребенка. Важнее тебя для меня нет ничего в мире. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, и в то же время хочу сохранить тебя для себя. Чужой ребенок, с которым у нас нет ничего общего, будет казаться мне пришельцем из иного мира, захватчиком, это для меня непереносимо. Зачать нашего ребенка, видеть, как он растет в тебе, как он придет в этот мир это для меня значит даже больше, чем видеть в нем твое подобие и мое тоже. Подлинная частица семьи.
Глаза у него сделались большие и умоляющие.
Да, ты прав. Я поняла.
Мне хотелось оставить эту тему, по крайней мере сейчас. Я пошла дальше по дороге, но Фрэнк догнал меня и обнял:
Клэр, я люблю тебя.
Он произнес это с такой искренностью, что я невольно опустила голову ему на грудь, ощутив тепло его тела и силу обхвативших меня рук.
Я тоже люблю тебя.
Мы немного постояли так на ветру, который задувал вдоль дороги. Внезапно Фрэнк откинулся назад и с улыбкой посмотрел на меня.
И потом, шепотом проговорил он, ласково убирая волосы с моего лица, мы могли бы над этим поработать, так ведь?
Разумеется, улыбнулась и я.
Он взял меня под руку и близко притянул к себе.
Сделаем еще попытку?
Конечно. Почему нет?
Мы двинулись вместе по Джирисайд-роуд. И когда я увидела Бара Мор, пиктский камень на углу улицы, я вспомнила о других древних камнях.
Я совсем забыла! воскликнула я. Мне нужно показать тебе нечто экстраординарное.
Фрэнк посмотрел на меня, сжав мою руку, и притянул ближе.
Я тоже, сказал он, улыбаясь. Ты свое чудо покажешь мне завтра.
Но на следующее утро нам пришлось заниматься другими вещами. Я забыла, что мы запланировали поездку в Грейт-Глен, на озеро Лох-Несс.