Цепкие лапы времени - Плетнёв Александр Владимирович 38 стр.


 Может,  не стал спорить Терентьев,  только знаете почему-то по гитлеровскому периоду у них ностальгии нет. Самое досадное, что сейчас и наши люди этого «счастья» не осознают. И не поймут, пока сами не попробуют. Не обожгутся.

Мы там достаточно сытно жили. Не без проблем, конечно, но Автомобиль это так, повозка, почти расходник, глядя на сегодняшний автопром. Полные прилавки.

А идеи нет. Впрочем, и сейчас уж не так верят в идеалы коммунизма. Разве нет?

Наверное, можно придумать новые лозунги. Только люди устали от просто лозунгов. Раньше в Союзе (замечу, в прежние годы) была правильная пропаганда: на Чкаловых, на Гагариных, а ныне

Терентьев вдруг отвлекся, тем более что и Брежнев, махнув рукой де, «погоди», потянулся за сигаретой, долго возясь с зажигалкой, глазами показывая: «ты тоже давай, давай для маскировки. Зайдет строгая медсестра курит гость, а мне категорически нельзя».

«А и пусть порадуется. Что ему бедолаге-то тут осталось?»

Задымили. Взяв паузу.

«Так что там, сбился с мысли, по поводу героев ибн примеров для подражания? Может, я уж такой старый циник, но, по-моему, у нас там, в XXI веке в России новых героев нет. А те, что есть, не дотягивают. Или мы по-другому жить не привыкли обязательно великие устремления подавай?

Национальную идею.

Иначе жизнь не имеет смысла?

В теме национальной идеи существующая в цивилизованных странах гедония потребительского комфорта и тем более примитивная самоцель богатство ради богатства ведет к духовному обнищанию.

Некогда объединяющая коммунистическая религия (идеология) была дискредитирована ее же выродившимися адептами, а полноценное возвращение к истокам, стоит заметить, не самым отдаленным христианству, православной вере, в наш научно-просвещенный цифровой век слабоактуально. По крайней мере, без серьезных, могущих снова толкнуть людей в лоно веры катаклизмов и судьбоносных ударов (куда, кстати, вполне вписывается и экспансивно-агрессивное проникновение чуждого нашему менталитету Аллаха).

Американцы через свой Голливуд продвигают геройство одиночки, спасающего мир, хотя и вопят порой: Мы команда. А я все удивлялся, почему у них зачастую вместо красивого образно-объемлющего названия фильма, некоторые киноленты называют тупо по имени главного героя. Героя, что характерно, напрочь вымышленного. Какие-нибудь Джон Картер, Джон Уик, Джек Ричер, в придачу к солдату Джейн и рядовому Райну. Это что, так у них прививают пассионариям соверши подвиг и твое имя увековечат? Создавая и своего рода нарицательность?

Хотя и в отечественном кинематографе были и Бровкин и Перепелица, тот, что Максим.

Не оттуда ли и у советской военной агитки растут ноги?

Персонификация героя, чтобы любой винтик-рядовой отождествлял и себя с ним».

 Да уж,  прорезался покряхтывающий голос,  привезли вы нам дурную весть. Знаешь, что с такими вестниками делали? То-то! Так что смотри. Знаю, знаю, кто во власть полез молодежь наша комсомольская. Захотели обормоты новой сладкой жизни для себя, дорвались до кормила! Или это трагедия извечная как там его Тургенев? «Отцы и дети». Хоть бы как, лишь бы не так, как батька? А?

И не дав даже сообразить, что ответить, вероятно, не особо и требуя, стал сыпать вопросами:

 И когда мне? Того-этого? Или не знаешь? Врешь, поди? Все жалеете старика. Да с такими новостями, что вы привезли, либо раньше помрешь, либо снова в строй, чтоб не допустить!

Что безобразия в стране творятся, знаю. Ты тоже застал прилавки пустые по своему малолетству? Про нынешнее «твое» не спрашиваю кормят с Кремля. А там в вашей России? Так уж и изобилие? Или как на Западе все есть, но цены́ не сложишь кусается? Успели мне уже показать фильмы цветные из будущего. А сам что скажешь?

Брежнев говорил со всеми его «кхе», «хм» и прочими шамкающими, кряхтящими паузами. Пусть и частил, но место подумать у Терентьева оставалось:

«Вот и пес его знает, что тут ему скажешь доходчиво и по сути как там у нас в России?

Я-то буду отталкиваться от своих палестин: в городах люд живет так, а глубинка, может, и прозябает. Наверняка для каких-то слоев пенсионного населения та же коммуналка тяжелое бремя. С другой стороны, слышал, что нередко старики поддерживают на свою пенсию детей и внуков.

Ну? И как, в какой коннотации сейчас все это ему объяснить, чтобы коротко, сравнительно с теми и этими реалиями, зарплатами и прочими прожиточными минимумами?»

Вспомнил, как подростком в восьмидесятых выстаивал очереди, принося домой «наборы» вкусные[103].

И «россиянию»  мясистые бройлерные окорочка не вкусные.

И уж было открыл рот попытаться ответить на поставленный вопрос, да прервали.

Сначала сунула нос медсестра, осуждающе зыркнув на терентьевскую сигарету (Ильич с неожиданным проворством свою успел спрятать). Затем в дверях нарисовался один из топтунов-помощников:

 Леонид Ильич, междугородний. Вы просили, если позвонит Щербицкий, вас предупредить.

Брежнев взял телефонную трубку, дождался соединения.

 Володя, здравствуй, дорогой Я знаю Это и мое решение Так будет лучше.

И еще минуты три слушал, хмурился, односложно «дакая» и «некая». Попрощался, отбил. И после еще несколько минут хранил, как показалось, удрученное молчание.

«Разбудил» его опять помощник:

 Леонид Ильич. Там Георгий Карпович приехал.

 Кто? Цинев? Я не вызывал.

 Но он очень просит настоятельно.

Наверное, это была какая-то наглость Ильич изобразил на слегка «провисшем» лице целую гамму чувств фирменные брежневские брови, словно индикаторы, отыграли на удивленное «вверх» и тут же в гневное «вниз»:

 Я сказал я занят! У меня гость! И пусть не ждет. Сегодня не приму. Особенно если он по делу Щелокова.

И в этот раз долго не мог отойти, отягощенный какими-то думами, сохраняя сердитое выражение.

Успокоившись лишь очередной сигаретой, он будто забыл (а может, это притаившийся пресловутый «старичок Альцгеймер»), но так или иначе, снова обратившись к собеседнику, к предыдущим вопросам не вернулся:

 Ты мне скажи, капитан, заговора в Кремле нет?

 Товарищ

 Не надо мне «товарищ»! Вы там уж господа все стали у себя в будущем.

 В вооруженных силах и на флоте оставили «товарищ»!

 Разговорчики у нас в коридорах всегда ходили, и заговоры среди партийцев иногда случались Хотя бы вот когда Никитку смещали. Андропов не шалит? Они меня за дурака держат, но я меж строк умею читать,  он указал на какие-то папки, что лежали на столе,  пусть из ума выжил, но два плюс два сложить еще могу. Что-то недоговаривают? Келейно решили? За спиной Политбюро? А ты не гляди так. Поди, и без того все секреты знаешь. Чего от тебя скрываться.

Только все да не все. Что похоронено, то и журналисты ваши не разнюхают. Смотри, сделают козлом отпущения. Еще ой как тесно станет в кремлевских коридорах власти.

Зажатая и забытая в брежневских пальцах, пропитанная аммиачной дрянью «мальборина» сама себя добивает[104].

Только все да не все. Что похоронено, то и журналисты ваши не разнюхают. Смотри, сделают козлом отпущения. Еще ой как тесно станет в кремлевских коридорах власти.

Зажатая и забытая в брежневских пальцах, пропитанная аммиачной дрянью «мальборина» сама себя добивает[104].

Он без сожаления затаптывает ее в пепельнице. И вдруг, подобрев лицом, глядя с прищуром, заводит о другом:

 А травят обо мне байки да анекдоты там, в будущем твоем? Полощут? Или забыли у вас старика Брежнева. Нет?

«Нет?»  это Терентьев уже отрицательно мотал головой, угадав в этой ожидающей хитринке Брежнева, что тот ждет какого-то определенного ответа.

«Ему-то уж точно кто-то подкидывал ностальгические отзывы о брежневской эпохе. Что ж, и я не обману надежд».

 Так, Леонид Ильич, недаром у вас такая фамилия Брежнев. Бережный. Старались сберечь государство. Стабильность была. Вот люди и помнят.

Конечно, не упоминая, что «застой» стал для страны трясиной-ловушкой.

 Порадовали, порадовали старика. Приятно.  И совсем неожиданное:  Охоту любишь? Вот поправлюсь позову в Завидово на кабана.

И засмеялся, правда, сбившись, шумно сопя, даже перебив дыхание.

«Черт, как бы его кондратий не хватил».

Старик и действительно стал каким-то анемичным, видимо это возрастное быстро уставал. Однако, будто немного встряхнувшись, упрямо поджимая губы, продолжал разговор:

 Мне уже о другом надо думать. Андропов пусть сам жилы рвет. Куда мне еще в это лезть. Только мешать буду. Я ему верю. Или я ошибаюсь? Насчет Андропова?

И снова смотрит так пристрастно, испытующе, с той же хитринкой. Затем вздохнув и вовсе вдруг завернув к неожиданному, немало удивил:

 Я книжек не читаю. И не люблю. Тем более всякую дребедень в виде фантастики. Но разумею маленько просветили товарищи ученые о параллельных вселенных.

Пришла очередь Терентьева вытянуть лицо.

 формулы они свои умозрительные выводят весьма бойко В попытке объяснить невероятное через непонятное. А что выходит: вы крейсером сюда к нам, но ваше-то там где-то осталось!

Вы же там для всех и особенно для флота и опороспособности страны пропали невесть куда! Целый крейсер, самый большой и едва ли не единственный! А если ваши там правители-деятели решат, что это НАТО виновато? И что? Конфликт? Война? Да с применением Не подумали?

И без того страну разосрали, так теперь и мир под монастырь подведут. А людей жалко

Сталину каких трудов и человеческих жертв стоило вновь собрать имперские земли. Что тот Крым? Глупость сделали. Надо было не тревожить понапрасну, не брать по кусочкам, а выбрать момент и целиком!

 Чтобы вновь все соединить да собрать до кучи,  наконец включился озадаченный каперанг,  тоже нужна большая война. Только она вполне может стать последней.

 А может, мы отсюда сможем помочь вашим там?

Вот на этом моменте у Терентьева буквально отвалилась челюсть: «Офонареть!» Не знал, что и ответить.

А Ильич будто и не замечал. Приладил очки в роговой оправе, вытащил одну из папок:

 Вот. Коммунизм говоришь кх-м, проиграл? Ой ли? А вдруг вернем вашу заблудшую Россию в дело Ленина? У меня здесь постановление занять под это дело институт. Империалисты тоже на месте стоять не будут американцы пронюхали что-то. Надо опередить. Тем более у нас пока все карты на руках: и крейсер ваш, и точные координаты места, откуда вас кинуло и куда.

В Южную Атлантику отправили исследовательское судно и военных моряков. Само собой и в Баренцевом море работы ведутся.

«Не то чтоб я об этом совсем не думал  Терентьев пребывал в некотором изумлении,  но удивил Ильич!»

Назад Дальше