Катя впервые рассмеялась.
Видимо, да.
А Ксеня, маленький Мишка, по-прежнему стояла на пороге и хлопала сонными карими Мишкиными глазами.
Катя! Она босиком! с испугом выкрикнула Кира.
Катя тут же отправила дочь в кровать, но Ксенька сопротивлялась:
Пирожные! Глаза у нее загорелись. Мама, хочу! И тут же добавила жалостливым голосом: А колбаски у нас нет?
«Господи, какая я дура сладкого натащила! А надо было еды. Деликатесов каких-нибудь ветчины, хорошего сыра, колбасы, фруктов. Надо исправлять ситуацию».
Ксеньку усадили за стол, налили ей чаю, и она с важным видом принялась чаевничать, осторожно поглядывая на незнакомую гостью.
Это Кира, сказала Катя, жена твоего деда.
И обе, и Кира и Катя, смутились.
Наконец Кира сказала, что ей пора. Как ей хотелось погладить эту кареглазую девочку по головке! Как хотелось прижать к себе! Но оробела, не посмела.
Катя пошла ее провожать. В прихожей, пока Кира одевалась и подкрашивала губы, повисла неловкая тишина обе снова молчали, не понимая, не зная, как все закончить и распрощаться.
Это было тягостное и затянувшиеся молчание. Первой начала Кира.
Катя, смущаясь, сказала она, я так рада, что мы поговорили. Это тяготило меня. Мы должны были с тобой перешагнуть и это сделать в память твоего отца, согласна? Это так, как я чувствую. Нет, я счастлива! Мне кажется, она на секунду запнулась, что Мишка, то есть твой папа, тоже был бы счастлив!
Катя молчала.
Ну мне пора, сказала Кира. Катя ей не возразила было понятно, что и она устала, к тому же дочка.
Катя пошла отвести Ксеньку в кровать, а Кира, оглянувшись на дверь, аккуратно подложила четыреста евро на подоконник, под цветочный горшок с засохшей фиалкой.
Катя молчала.
Ну мне пора, сказала Кира. Катя ей не возразила было понятно, что и она устала, к тому же дочка.
Катя пошла отвести Ксеньку в кровать, а Кира, оглянувшись на дверь, аккуратно подложила четыреста евро на подоконник, под цветочный горшок с засохшей фиалкой.
Когда Кира вышла за порог, Катя, закрывая за ней дверь, тихо сказала:
Простите меня!
Киру душили слезы, и она только кивнула.
И только на улице она позволила себе разреветься. Но слезы эти были не печальные и не тяжелые это были слезы облегчения, освобождения. Радости. Бывает же, что люди плачут от радости?
Зяблик был дома, и по его встревоженному виду было понятно, что Киру он ждал и беспокоился.
Она была страшно голодна и опять укорила себя, что не купила ничего по дороге. Зато купил Зяблик стол был накрыт, и на нем в пластиковых контейнерах и коробочках стояли готовые салаты, пирожки и даже горячее жареное мясо с гарниром.
Ну, Зяблик! Ты даешь! рассмеялась Кира и тут же подумала, что прежде эстет Зяблик никогда бы не позволил себе есть из пластиковой посуды.
За поздним обедом или ранним ужином Зяблик торжественно сообщил, что вечером они идут в театр.
Ого! воскликнула Кира. Вот это сюрприз!
Зяблик скромно ответил, что должен «гулять» гостью если уж не по карману кабаки, то театр он как-нибудь потянет.
Спектакль оказался так себе, но Кира не пожалела как она соскучилась по московскому театру! Запах театрального занавеса, деревянная, немного скрипучая сцена, буфет с вечным ситро и ароматом свежесваренного кофе, пирожные эклеры и бутерброды с копченой колбасой все как из детства и далекой юности.
Зяблик, кажется, был не только доволен, но и страшно горд собой. Галантно ухаживал, подавал плащ и поддерживал Киру за локоть. Вечер был теплым, совсем весенним, и они с удовольствием шли пешком.
А завтра уезжать, вздохнула Кира, а что-то не хочется.
Вот как? Зяблик удивился ее заявлению. А мне казалось, что для тебя это вынужденная и не очень желанная поездка.
Так и было, согласилась Кира, ехать сюда мне совсем не хотелось. Знаешь, так странно у меня остались только воспоминания последних лет. Нет, правда, странно! Наша неприкаянность, бездомность, вечный поиск чужих случайных углов. Нищета, подсчет копеек. Скандалы с Ниной, хмурость Катьки и ее полное, тотальное неприятие меня. Ну а потом Мишкино увольнение и снова одни проблемы. Проблемы, проблемы они накручивались как снежный ком и никогда не кончались. И мы захотели все изменить, поменять и уехать, понимая, что здесь ничего не изменится. Нам нечего было терять. И я согласилась, думая, что спасу его, себя и нашу семью. И в общем, спасла. Нет, я не жалею. В итоге у нас все сложилось. Конечно, там тоже было полно дерьма не сомневайся. И все-таки мы выстояли. И Мишка снова работал по специальности. И снова был счастлив. Ты же знаешь, что для него была работа и как ему тяжко было без нее. Нет, не жалею! твердо подтвердила она. Мы много поездили объездили всю Европу. Мы отдыхали. Да, позволяли себе кое-что: кафе, магазины. Хотя и привыкли довольствоваться малым ты знаешь.
Ну что ты оправдываешься? Ты все сделала правильно. И, думаю, Мишка был счастлив.
Да, я не хотела ехать сюда, повторила Кира. Боялась встречи с Катей, не хотела напрягать тебя. Мы же близкими с тобой не были, правда? Ты не замечал меня, я, уж извини, немного презирала тебя. Ну и Жуковский, кладбище, воспоминания. Вечная, непреходящая вина перед родителями за то, что оставила их. Кира замолчала, а потом продолжила: А вот сегодня как-то все поменялось, что ли? Вот чудеса! Не ожидала, если честно. Наверное, после встречи с Катей и Ксеней. Ну и ты Постарался! Она улыбнулась. Спасибо, Лешка! Вот, праздник устроил!
Да брось, ты о чем? засмущался Зяблик.
Кира с благодарностью и нежностью погладила его по руке и повторила:
Лешка, спасибо!
Они шли по вечернему городу, освещенному и нарядному, незнакомому и даже чужому. И все-таки своему. Пахло свежим липовым цветом и распустившейся сиренью.
Кира думала, почему этот город вызывал у нее такую тоску и отторжение. Разве было только плохое? И почему помнится только плохое темное, тяжелое, беспросветное? Разве она не была в нем счастлива? Разве не здесь, в этом городе, она встретила Мишку, свою единственную любовь? Разве не было поцелуев в стылых подъездах, поездок за город в набитых электричках? Зеленой поляны и красных прозрачных сосен, сквозь высокие кроны которых просвечивало розовое солнце, нагретой солнцем травы, запаха сена, доносящегося с поля поблизости? И протяжный звук электричек И остывший чай из помятого термоса, и чуть подтаявший сыр на бородинском хлебе. И потертое одеяльце, на котором они валялись, обнявшись и прижавшись друг к другу. И даже те чужие, случайные комнаты? И их сиротливые скитания Разве им было плохо тогда? Разве они не были счастливы? Они были вместе.
И их утренний кофе, наспех сваренный в чужой кастрюльке. И вечера долгие, зимние, протяжные, немного печальные и очень светлые. С бесконечными разговорами, не кончающимися никогда. И случайный билетик в театр самый дешевый, конечно же, в бель-этаж. Но праздник! И новая книжка, из-за которой они почти дрались: «Ну когда же ты, поросенок, наконец дочитаешь?» И даже поездки к Зяблику, которого она не очень любила. И его узкий диван в кабинете, и музыка за стеной джаз или блюз, у Леши всегда был прекрасный музыкальный вкус. И его помощь всегда, при любых обстоятельствах, о таком нельзя забывать. Почему же она все забыла? Наверное, потому, что так было легче. Как боялась она этой поездки в Москву! Как заставляла себя, как сомневалась! Как в последний день хотела порвать билет.
А как все окончилось? Как быстро все окончилось. И завтра она уезжает. Все, все. Теперь уже все.
С утра Зяблик был дома и даже неловко возился на кухне готовил отъезжающей гостье горячий завтрак. На стол торжественно были поданы глазунья, ветчина и отличный кофе в час дня он должен был везти Киру в аэропорт.
Надоела я тебе? поинтересовалась она. Любой гость это хлопоты и перемены в привычной, устоявшейся жизни.
Зяблик горячо и, кажется, искренне стал возражать:
Что ты, о чем? Господи, я хоть в театре побывал и в кабаке! Мы с тобой от души потрепались! Ты, Кирка, разбавила мою скучную жизнь. Вот, прогулялся по улицам сто лет пешком не ходил, ей-богу!
Кира кивнула.
И я. Сто лет не была в театре, сто лет не гуляла по улицам и сто лет не была в ресторане.
После второй чашки кофе решила спросить:
Леш! А почему ты их ну, Сережу с матерью, не перевезешь к себе? Так было бы проще. И легче, мне кажется Извини, что лезу не в свое дело.
Ты права. Я думал об этом и даже предложил это Сережиной матери. Но она отказалась. И ее тоже можно понять: там она хозяйка, а здесь? На правах гостьи? Она гордая, одалживаться не станет. Да и там все привычно и все под рукой. Ну а Сережа Без матери он не поедет.
А ты? Не думал продать эту квартиру и переехать поближе, к ним? Да и деньги. Ты наверняка выручишь хорошие деньги с этого обмена.
Ты права, я думал об этом. Скорее всего, так и сделаю. Правда, очень хотелось оставить эту квартиру Сережке. Но, скорее всего, не судьба. Да и деньги Понимаешь, они нужны постоянно врачи, массажисты, реабилитологи, лекарства. В санаторий хотим с ним поехать, на грязи, в Мацесту. А еще лучше куда-нибудь на источники, ну или на Мертвое море. Говорят, помогает
Знаешь, некоторые обнадеживают, говорят, что в таких случаях бывают чудеса и спинальных больных поднимают. На костыли, конечно, или на вокеры. И, разумеется, не здесь, не у нас, а за границей. Но снова деньги, деньги. Без них никуда. Но я, знаешь, надеюсь! И это решу.
Так, жестко сказала Кира и прихлопнула ладонью по столу. Я все поняла! Давай документы. Все до одного, все ксерокопии. Обследования, анализы, снимки все, что в наличии! Ну а я там разберусь! Во-первых, у меня есть знакомые. Во-вторых, язык у меня приличный, найду клинику, доктора. В общем, Зяблик, обещаю, что сделаю все, что смогу и что не смогу. Все, хватит трепаться, иди собирай документы. А я пойду собирать чемодан нам через два часа ехать.
Зяблик кивнул, и Кира увидела, что глаза его полны слез.
Спасибо тебе, тихо сказал он и вышел из кухни.
Кира собирала чемодан. Да что там собирать ерунда. Две пары брюк, одна юбка и пара кофточек. Подошла к окну.
Прощай, Москва. И спасибо. Я так боялась тебя! Но ты меня обняла и успокоила. Спасибо.
Она смотрела на улицу, по которой шел поток бесконечных машин. На маленькие фигурки торопящихся, как всегда, людей. В Москве всегда все спешили. Смотрела на Садовое кольцо, на знакомое желтое здание Музея Чайковского аккурат напротив Зябликовых окон. И вспоминала, вспоминала, как была счастлива здесь, в этой квартире. Оказывается, очень счастлива, очень. Несмотря ни на что.