Наконец выбрала: два с малиной, два с земляничным желе, ром-баба и круассан с шоколадом. И тут же заторопилась в отель. Сластеной Илья был известным, значит, обрадуется! Ну и окончательное перемирие и ее полная капитуляция, два в одном, так сказать.
В отеле равнодушного негра за стойкой сменила девушка с татуировкой на щеке: голова льва, символа Венеции. «Однако, усмехнулась Ника, вот это патриотизм налицо. Точнее, на лице!» Там же, на стойке, попросила два кофе в номер. Девушка кивнула, не переставая жевать жвачку.
Не дожидаясь лифта, Ника легко вбежала на третий этаж.
Илья по-прежнему лежал в кровати и листал журнал.
Увидев ее, нахмурился:
Нагулялась?
Ника улыбнулась, радостно кивнула, сбросила куртку и сапоги и протянула коробку с пирожными:
Смотри, какая прелесть! А сейчас будет кофе! Ну вставай, поднимайся, лентяй! Сейчас будет пир!
Помолчав с минуту, словно раздумывая, стоит ли продолжать обижаться, он усмехнулся:
Ну пир, значит, пир.
Принесли кофе, и Ника ловко накрыла на стол.
Сидели молча. Илья не делился впечатлениями, не причмокивал, не закатывал в восторге глаза и не хвалил ее за сюрприз. «Сдержанность хорошее качество для мужчины, усмехнулась про себя Ника. Ну и черт с тобой». А после кофе решила похвастаться вытащила свою тартаругу и с улыбкой протянула ему:
Ну? Как тебе? Хороша? Не смогла удержаться. Правильно сделала?
Наверное. Ты же знаешь, в этих вопросах я не силен.
Нике почему-то стало обидно. Почувствовала, как снова закипают слезы. Ну разве сложно было порадоваться вместе с ней? Но волю слезам не дала резко встала и стала убирать со стола. Выходит, что крепко его задела, когда ушла одна гулять по дождливому городу. «Ну и черт с тобой, подумала Ника. У тебя свои обиды, у меня свои. Грустно одно: опять у нас с тобой что-то не получается».
Когда вернулась из душа, Илья лежал в кровати и смотрел телевизор. Тихо вздохнув, сняла халат и легла рядом. Они лежали на расстоянии десяти сантиметров друг от друга, и между ними была трещина, проем, ущелье глубиной в двести метров не перескочить, не переехать. Ника отвернулась и закрыла глаза. Спустя пару минут Илья выключил телевизор, погасил ночник и заворочался, укладываясь поудобнее.
Ника почувствовала, как напряглось ее тело спина, плечи, руки и ноги. От напряжения она немного дрожала. Но вдруг Илья осторожно, всем телом, прижался к ней, и, вздрогнув от неожиданности, Ника чуть расслабилась и постепенно оттаяла, размякла, растеклась, словно подтаявшее мороженое, но повернуться и встретиться с ним взглядом боялась. Боялась обнаружить свою радость и счастье.
Он крепко прижал ее к себе, и все вернулось на круги своя.
Нику затопило нежностью, накрыло горячей волной счастья и абсолютной, необсуждаемой любви. Повернувшись к Илье, она обняла его за шею.
Прошептать: «Любимый мой. Самый лучший. Единственный. Только ты! Прости меня, а? Ну что-то меня понесло Бывает, правда?» Ника почти собралась с духом, как в ту же минуту завибрировал и запищал телефон.
Он дернулся:
Черт! Как всегда вовремя!
Но звонок не проигнорировал и, глянув на экран, где высветилось имя звонящего, вскочил с кровати и бросился в ванную.
Ника откинулась на подушку и закрыла глаза. В эту секунду почувствовала себя опустошенной и обессиленной, такой усталой, будто разгрузила пару вагонов, и еще чудовищно, безвозвратно разочарованной.
«И так будет всегда, подумалось ей. Всегда, пока мы будем с ним вместе».
В ванной Илья перешел на громкий крик не услышать его было невозможно. Было понятно кричит на сына.
Да разве так можно? Мать вторую неделю в больнице, а ты ни разу не выбрался к ней! Дел у тебя много? Как же, дела у тебя важные, не сомневаюсь! Какие, не перечислишь? А, уроки! Ну ты эти сказки оставь для бабушки! Замолчи, слышишь! И оправдания твои мне не нужны! Сегодня же, понял! С бабушкой или без! Но чтобы сегодня!
Минуту было тихо, видимо, мальчик Ваня пытался оправдываться.
Ника положила на голову подушку слушать это было невыносимо.
Спустя пару минут Илья вошел в комнату красный как рак, разъяренный.
Спишь? спросил он раздраженно.
Тут, пожалуй, уснешь. Ника отвернулась к стене.
Извини, скупо выдавил он, семья, понимаешь ли
Ника резко села на кровати.
Понимаю, как не понять? Прости за то, что лезу не в свое дело, а что, собственно, с твоей женой? Серьезные проблемы?
Илья удивился ее вопросу, густо покраснел, плюхнулся в кресло.
Да так, ерунда, обследование.
Обследование, кивнула Ника, понимаю. А вот насчет ерунды Знаешь, мне кажется, просто так, из-за ерунды, в больницу не ложатся, извини.
За что? удивился он.
Что лезу не в свое дело, повторила Ника. Но ты мне выбора не оставил. Если только прикинуться глухонемой.
Ты права. Это ты меня извини.
Послушай, а разве нельзя было отложить эту поездку? Перенести? Чтобы ехать со спокойной душой, с уверенностью, что все хорошо? Когда не болит душа за близких?
Хо-ро-шо? по складам повторил он. А ты вообще понимаешь, как у меня хорошо? На работе проблемы. Партнер, он чертыхнулся, партнер мой, милый Дима Орланский, которого я, если ты помнишь, вытащил из фантастического дерьма, кажется, что-то замыслил. И, как понимаешь, не подарок к моему дню рождения. Жена? Да, у нее проблемы, как ты изволила выразиться. Что-то нашли, что-то подозревают. Очень надеюсь, что все обойдется. Очень, повторил он, встал и подошел к окну. Сын Да, сын Тут тоже проблемы, увы. Учиться не хочет, школу прогуливает. Врет постоянно. Он почти перешел на крик и повернулся к ней. Врет, понимаешь? Все время врет, даже по пустякам! Там, где это вообще не имеет смысла! Зачем, не понимаю! Вот искренне не понимаю: зачем? И это бесит меня больше всего! Да, кстати! Еще и деньги таскает! Нет, ты прикинь, из бабкиного кошелька, из моего. Что остается? Метить купюры? А для чего? Чтобы сдать его ментам? Поставить на учет? И ведь сволочь такая, Илья усмехнулся. Никогда и ни в чем мы ему не отказывали, понимаешь? Никогда и ни в чем! Чего ему не хватало? Тряпья? Да навалом! Айфон? На, заинька! Седьмой надоел? Вот восьмой! А дальше будет девятый! Потерпи еще годик, малыш. Чего еще надо, не знаешь? Вот и для меня это большая загадка.
Слушай, сказала Ника дрогнувшим голосом, ну ты же знаешь, так часто бывает. Перебесится, возраст такой! И все придет в норму, я тебя уверяю! Ну в кого ему быть Ника запнулась.
Да ни в кого! закричал Илья. В самого себя, понимаешь? Сейчас они все такие оторванные! Безбашенные, шибко смелые. И ни хрена не боятся знают, гады, что их прикроют! Бабки дадут и прикроют от армии откосят, в институт пропихнут. В конце концов, от ментов отмажут! Мажоры, блин! Сопляк! Четырнадцатый год, а наглости Ты спросишь, кто виноват? А я тебе отвечу мы, родители! Родаки, по их выражению! Пихали и в рот, и в жопу нате вам, получите! Жалели, охали. Хотели дать всего и побольше у нас же такого не было, правда? Так пусть будет у мальчика! А этот мальчик Он безнадежно махнул рукой и устало плюхнулся в кресло. Бабке хамит, а она, между прочим, его больше всех балует и покрывает его делишки. В больницу к матери так и не съездил.
Слушай, сказала Ника дрогнувшим голосом, ну ты же знаешь, так часто бывает. Перебесится, возраст такой! И все придет в норму, я тебя уверяю! Ну в кого ему быть Ника запнулась.
Да ни в кого! закричал Илья. В самого себя, понимаешь? Сейчас они все такие оторванные! Безбашенные, шибко смелые. И ни хрена не боятся знают, гады, что их прикроют! Бабки дадут и прикроют от армии откосят, в институт пропихнут. В конце концов, от ментов отмажут! Мажоры, блин! Сопляк! Четырнадцатый год, а наглости Ты спросишь, кто виноват? А я тебе отвечу мы, родители! Родаки, по их выражению! Пихали и в рот, и в жопу нате вам, получите! Жалели, охали. Хотели дать всего и побольше у нас же такого не было, правда? Так пусть будет у мальчика! А этот мальчик Он безнадежно махнул рукой и устало плюхнулся в кресло. Бабке хамит, а она, между прочим, его больше всех балует и покрывает его делишки. В больницу к матери так и не съездил.
А школа? тихо спросила Ника. Вы были в школе?
Школа? усмехнулся Илья. Как же, были. Директриса знаешь что ответила? «Сейчас они все такие. Да не волнуйтесь вы так, кривая вывезет!» Кривая! Ты понимаешь, кривая! А для чего я пахал все эти годы, не скажете? Для чего все тогда: частные школы, педагоги эти, все удовольствия? А если не вывезет эта кривая? Туда, куда надо, не вывезет? Куда надо вывозит прямая, правда ведь? А кривая на то и кривая, чтобы вывезти криво, разве не так? По всем законам физики! К тому же жена, от волнения он закашлял. Депрессия у нее, понимаешь? От всех этих дел и подозрений Ну, о нас с тобой. Ладно. Он попытался выдавить из себя улыбку и хлопнул рукой по колену. Что я тебя гружу, честное слово! Рассопливился, как полный мудак, извини. И так у нас с тобой в этот раз, запнулся он, как-то не очень, правда?
Ника подошла, обняла его за голову и крепко прижала к себе. Осторожно кивнула:
Да, как-то не очень.
Но я не мог отложить эту поездку. Ты так мечтала о ней, так долго ее ждала!
Мало ли о чем я мечтала и чего долго ждала, вздохнув, усмехнулась Ника. Пережила бы и это.
И подумала: «Да не во мне дело, не надо рассказывать байки. А то я тебя не знаю. Ты Ты просто сбежал от больной жены, от проблем! Не меня, себя пожалел. И все у тебя виноваты: партнер, сын, теща. Жена. Я, наконец». И возникшая было жалость тут же исчезла как не было. Остались раздражение и злость. Да-да, именно злость. Кстати, совершенно несвойственное ей чувство.
Извини, повторил он, смущаясь своих неожиданных откровений. Достал меня сын, вот я и сорвался. Не выдержал. Остапа понесло, извини.
Надо признать, что нытиком и жалобщиком Илья никогда не был. Стараясь сгладить неловкость, он притворно повеселел:
А ужин? Глупо его игнорировать, правда?
Ужинать ей совсем не хотелось, аппетита как не было. Да и парочка пирожных сделали свое дело. «Зря я их съела, подумалось ей. Что-то подташнивает». И снова навалилась адская усталость, просто руки не поднять. И ко всему прочему разболелась голова. «Все-таки заболеваю, печально констатировала она. Нашлялась, Илья прав. Проявила самостоятельность. Взбрыкнула, покорная лошадка. Вечная терпеливица и жалельщица».
Закажи еду в номер, предложила Ника, совсем не хочется выползать на улицу, Илюша. Извини.
Нет, давай все-таки выберемся! продолжал настаивать он. Залежались мы с тобой, совсем раскисли. Ну под зонтом, малыш! К тому же, он улыбнулся и кивнул на вешалку, у тебя есть роскошный дождевик и сказочные резиновые сапоги! Ну что? Одеваемся, детка? И не страшны нам ни буря, ни ветер!
«Господи, подумала Ника, как же мы совпадаем! В голову приходит одно и то же. Единение душ, прости господи. Только зачем?» И все же настояла на своем:
Нет, не пойду. Неохота, устала. И веселиться не хочется, и изображать елку в цирке. И делать вид, что все хорошо. Надоело. Да и на душе очень пакостно. И потом, я действительно себя отвратительно чувствую. Легла, укуталась в одеяло и отвернулась.
Понимала, что он обиделся. Замолчал и больше не уговаривал. И ужин в номер заказывать не стал. Размолвка так размолвка, по полной. Чего мелочиться?
Лег с краю, отодвинувшись от нее на самую дальнюю, как только позволила двуспальная кровать, дистанцию. Включил телевизор спасибо, что на тихий звук. Перед сном подумала: «Ноги крутит, руки ноют, как батогами избили, точно заболеваю. Кстати, а что такое батоги? Надо завтра спросить у Гугла».