Еще один документ показывает искреннюю веру сталинистов в то, что пришло время перейти к большей демократии предсмертное письмо Н. Бухарина Сталину. Арестованный 27 февраля 1937 года, кандидат в члены ЦК написал это письмо в тюрьме 10 декабря 1937 года, стремясь спасти свою жизнь. Изолированный с февраля, он пытался понять ситуацию. «Я, думая над тем, что происходит [в нашей стране], соорудил примерно такую концепцию: Есть какая-то большая и смелая политическая идея генеральной чистки а) в связи с предвоенным временем, b) в связи с переходом к демократии. Эта чистка захватывает а) виновных, b) подозрительных и с) потенциально подозрительных»[131]. Бухарин был членом конституционной комиссии и знал глубокие истоки этого проекта. Его предсмертное письмо подразумевает, что переход к демократии, по крайней мере до февральско-мартовского пленума 1937 года, воспринимался всерьез и как реальность, а не как уловка. Его жена А. Ларина вспоминала: «Да, казалось Н. И., что в 1935 году начала меняться общая идеологическая атмосфера. Он надеялся на демократизацию общества в связи с проектом новой конституции, правовая часть которой была написана Бухариным»[132]. Он объяснял репрессии, жертвами которых он стал, как предвыборную чистку потенциальных врагов. Согласно письму, до пленума, насколько было известно Бухарину, не планировалось проведение кампании массовых репрессий.
Феномен социалистического реализма помогает нам понять позицию партийных лидеров. Изображая жизнь, какой она должна быть, конституция, как и социалистический реализм, претендует на то, что она не просто отражает реальность, но и преобразует ее. Искусство и конституция были одинаково ориентированы только на желаемые элементы социалистической жизни, обеспечивая образец для подражания и закон для выполнения. Социализм был уже здесь «в принципе», и незначительные несовершенства вскоре будут исправлены или вычищены (массовыми чистками!).
Пришвин в своем дневнике помогает нам понять такое мировидение Сталина. 20 апреля 1950 года он пишет: «Сталин, конечно, прав что у нас нет заключенных. Так он верит в коммунизм, что нынешнее положение с заключенными считает временным и несущественным, как верит в свободное слово, что нынешнюю цензуру ни во что не ставит: это скоро пройдет»[133]. Власть настолько была устремлена в будущее (к идеалу), что значение настоящего времени (реальности) для нее сходило на нет.
Догматическое и упрощенное понимание доктрин Маркса[134] и искаженная картина результатов первого пятилетнего плана позволили Сталину объявить о триумфе социализма в СССР, обещанного ранее и столь долгожданного для изможденного населения. Провозглашенное примирение классов главный посыл избирательной реформы соответствовало эсхатологическому идеалу социализма как государства, свободного от конфликтов, и партийные лидеры так серьезно относились к нему, что осмелились предоставить всеобщее тайное избирательное право. Теперь, когда все классы (крестьяне и рабочие) стали социалистическими и лояльными, по мнению Сталина и Енукидзе, правительство могло предоставить право голоса бывшим врагам (кулакам, священникам и «бывшим людям»), расширить социальные льготы и даже помочь коллективизированным крестьянам в борьбе с голодом. Сталинское видение реализованного социализма и преобразованного крестьянства объясняет, почему возникла идея избирательной реформы с предоставлением права голоса бывшим врагам, но позже, когда абстракция (гармоничное общество) показала свое противоречие с реальностью (предупреждения о скрытых врагах и сопротивление партийных баронов, см. об этом в гл. 10), наиболее смелая часть конституционной реформы конкурентные выборы была кастрирована, и конституция стала фикцией.
Пришвин в своем дневнике помогает нам понять такое мировидение Сталина. 20 апреля 1950 года он пишет: «Сталин, конечно, прав что у нас нет заключенных. Так он верит в коммунизм, что нынешнее положение с заключенными считает временным и несущественным, как верит в свободное слово, что нынешнюю цензуру ни во что не ставит: это скоро пройдет»[133]. Власть настолько была устремлена в будущее (к идеалу), что значение настоящего времени (реальности) для нее сходило на нет.
Догматическое и упрощенное понимание доктрин Маркса[134] и искаженная картина результатов первого пятилетнего плана позволили Сталину объявить о триумфе социализма в СССР, обещанного ранее и столь долгожданного для изможденного населения. Провозглашенное примирение классов главный посыл избирательной реформы соответствовало эсхатологическому идеалу социализма как государства, свободного от конфликтов, и партийные лидеры так серьезно относились к нему, что осмелились предоставить всеобщее тайное избирательное право. Теперь, когда все классы (крестьяне и рабочие) стали социалистическими и лояльными, по мнению Сталина и Енукидзе, правительство могло предоставить право голоса бывшим врагам (кулакам, священникам и «бывшим людям»), расширить социальные льготы и даже помочь коллективизированным крестьянам в борьбе с голодом. Сталинское видение реализованного социализма и преобразованного крестьянства объясняет, почему возникла идея избирательной реформы с предоставлением права голоса бывшим врагам, но позже, когда абстракция (гармоничное общество) показала свое противоречие с реальностью (предупреждения о скрытых врагах и сопротивление партийных баронов, см. об этом в гл. 10), наиболее смелая часть конституционной реформы конкурентные выборы была кастрирована, и конституция стала фикцией.
Обзор страниц «Правды» в июне июле 1936 года может помочь нам понять, как этот важнейший идеологический нарратив успеха социализма был использован пропагандой. Освещение проекта новой конституции началось после июньского Пленума ЦК и получило новый импульс после опубликования проекта 12 июня. Статьи в газетах, посвященные свободе слова и собраний, структуре нового Верховного Совета и его функциям, знакомили читателей с принципами конституции. Эти публикации первых дней и недель общенациональной дискуссии имели решающее значение, поскольку они определили повестку дня и представили «нормативный стандарт» для общества. Риторика репортажей о народной реакции, включая письма, представленные как оригинальные, очень близко соответствовала словарному запасу и образам редакционных статей, выступлений Молотова и Калинина. Главный партийный орган представлял официальный дискурс, даже когда он имитировал крестьянскую речь (например, «трудовая спинушка крестьянина») в опубликованных комментариях с явными следами редактирования. Эти комментарии рабочих и колхозников, отобранные для публикации, если они подлинны, показывают, что авторы писем успешно овладели новой речью. Освоение нового политического языка было условием принадлежности к советскому обществу и зачастую ключом к продвижению и даже выживанию. Как комментарии публики, так и официальные статьи на страницах «Правды» отличались однообразным словарным запасом, жаргоном, метафорами и основными темами. До 6 августа, когда впервые появились материалы суда над троцкистами-зиновьевцами и отвлекли внимание читателей, в конституционных материалах газеты преобладали семь нарративов.
Главной темой рупора партии были достижения СССР, доказывавшие становление социализма: полная занятость, равенство женщин, искоренение национальных и расовых предрассудков, бесплатное образование. Достижения, воплощенные в конституции, должны были вдохновлять население на повышение производительности труда и урожая вторая тема газеты. «Руководитель московских большевиков [Н. С. Хрущев] призывает коллектив завода [имени Владимира Ильича] ответить на Сталинскую конституцию новым подъемом стахановского движения, повышением производительности и перевыполнением производственной программы». Авторы писем охотно отвечали на эти требования: ударница «Ганна Кошевая заявила, что обязуется дать не 800 центнеров [свеклы] с гектара, как это она раньше обещала, а 1 тысячу»[135]. В риторике газеты достижения социализма были представлены как дар власти населению с расчетом на ответный подарок повышение производительности.
Далее, почти все личные письма, а также выступления официальных лиц начинались с исторического или биографического введения, которое противопоставляло дореволюционное темное прошлое нынешней счастливой и благополучной жизни. Подобные параграфы о тяжелом прошлом были неотъемлемой частью типичных советских жалоб, описанных Матью Лено. По словам Нэнси Рис, рассказы о тяжелой жизни до революции превратили жалобы в «ритуальный дискурс», посредством которого простые люди осваивали и обсуждали вопросы политики, экономики и права. Комментарии «лишенцев» отражали ту же траекторию: переход от кулацкого прошлого к свету и сознанию, а затем, наконец, в соответствии с конституцией, к полноправному гражданству.
Я стал полноправным гражданином. Мой отец был кулаком, деревенским мельником Сам я тоже занимался некоторое время отцовским делом. В 1929 году я был отправлен в Вишерские лагеря, где я и пробыл почти четыре года. Из лагерей меня досрочно освободили и я уехал к себе на родину, в Орел. Однако устроиться на работу мне не удалось: надо мной довлели социальное происхождение моего отца и мое собственное недавнее пребывание в лагере. Я обратился к органам НКВД и поступил в качестве вольнонаемного на канал Волга-Москва Теперь я ударник Прочитав проект Конституции я почувствовал огромный прилив энергии Ведь Конституция предоставляет каждому гражданину советской страны, вне зависимости от его прошлого, права на труд, на отдых, на образование! Я решил, как только окончим канал пойду учиться и сделаюсь настоящим инженером[136].
Это омрачение прошлого навязывало гражданам положительную картину настоящего, тем самым конструируя память и манипулируя восприятием настоящего. Официальная мрачная картина прошлого резко контрастировала с популярным среди старшего поколения нарративом, который постоянно сравнивал нынешние трудности с дореволюционной жизнью в относительном благополучии[137].
Комментарии бывших лишенцев часто заканчивались истерическими похвалами Сталину с целью продемонстрировать свою лояльность и закрепить за собой вновь обретенное место в обществе. «Спасибо, товарищ Сталин» была четвертой среди наиболее распространенных тем в дискуссионных материалах на страницах «Правды». Затем следовали ссылки на международное сообщество, которое, по мнению сталинистов, либо замалчивало советскую конституцию (правительства), либо приветствовало ее демократический характер (международное коммунистическое движение). Настойчивое использование фразы «пример всему трудовому человечеству» выявляло миссионерскую составляющую в идеологии большевиков, считавших себя призванными принести гармонию всему человечеству. Слово «пример» говорит в пользу международного фактора среди мотивов принятия конституции. Внешнеполитическая перспектива была озвучена в другом нарративе на страницах газет выражении готовности защищать провозглашенные в конституции достижения социализма. «Любой гражданин с радостью пожертвует жизнью ради защиты нашей страны!» Эту тему поднимали военные, а еще чаще гражданские лица, например, работник Верх-Исетского завода Алексей Третьяков. Коллективное письмо 89-й авиационной эскадрильи предупреждало, что «наши враги готовятся к войне и изобретают сатанинские средства уничтожения людей». Они озаглавили свое письмо «У нас есть все для защиты новой Конституции» и уточнили, каким совершенным оружием обладают новыми самолетами, танками, артиллерией, катерами и химическим оружием[138]. Последним из наиболее влиятельных нарративов были призывы повысить уровень бдительности по отношению к врагам, которые, несмотря на свое перевоспитание, могут оставаться враждебными, как, например, священники. «Правда» была партийным рупором, который транслировал идеологические установки массам и формировал повестку дня, указывая публике, что думать.