По-моему, Пётр оседлал тогдашнюю русскую пассионарность, что позволило ему стать «великим», но он же и пресёк её дальнейшее развитие, яростно преследуя самостоятельную активность во всём.[128] Об этом шла речь в Очерке 3. Этот двойственный процесс продолжился и, видимо, стал завершаться при Анне Иоанновне, причём его жестокость даже, как ни странно, во многом всё ещё нарастала. Так, если за 53 петровских рекрутских набора (16991725 гг.) из населения было вырвано 284 тыс. рекрутов, то всего лишь за 6 аннинских наборов 276 тыс. [П-3, с. 43].
В высокой активности, а не в более высокой культуре, видится мне успех русских при покорении народов Сибири [129]. Там, где активность основной массы местных жителей была высока, не помогали ни ружья, ни даже пушки. Так было с чукчами, с которыми воевали двести лет и независимость которых Николаю I всё же пришлось признать [Зуев, 1998; 2009]. Кстати, активных «инородцев» русские первопроходцы охотно включали в свои ватаги. Нынешняя активность чукчей очень низка, как и всех северных народов (кроме якутов), и многим кажется, что так было и при покорении Сибири.
Карл Эрнст фон Бэр
(Карл Максимович)
К сожалению, высокая активность народа всегда жестока. Благостные рассказы о том, что русские никого не уничтожали, а всем несли более высокую культуру, противоречат фактам (о чём уже была мельком речь в Очерке 2 и ещё будет в Очерке 5).
Александр Федорович Миддендорф
Порой мне даже кажется, что русские в Сибири были сильно похожи на испанцев в Центральной и Южной Америке с той разницей, что Латинская Америка давно обрела независимость, а кое-где и высокую смешанную культуру (красно-черно-белую, но с европейским языком), тогда как народы севера Сибири вымирают, притом без разбора национальностей.
Оценивая Северную экспедицию в целом, великий Бэр писал:
«мне невольно кажется, будто передо мною разыгрывается пятый акт трагедии, в котором погибают все действующие лица» [Бэр, 1847, с. 248].
Могу ещё добавить приведенный выше безуспешный призыв Миддендорфа:
«Тем обязательнее впредь должны быть для нас уроки истории».
Об этом и напоминает, при взгляде на карту, мыс Челюскин.
Очерк 5
Мыс Дежнёва, или: Не верь общеизвестному
Чукотка на Карте русских открытий. СПб., 1802
Карта составлена по западным данным. К востоку от Медвежьих островов видим «Пещаной мысъ». С юга Чаунской губы виден Чаун, к северу от неё уходит к краю карты мыс, на других картах означенный как «Необходимой Носъ» или Святой Нос. К востоку от него показан «мысъ Шелатской», за ним к юго-востоку мыс Рыркайпий, от которого тянется линия «Непроходимые льды». Нынешний мыс Дежнёва обозначен как «м. Чукотской», а нынешний мыс Чукотский как «Чукотской мысъ». Область верховий Анадыря, Малого Анюя и Чауна белое пятно, хотя она давно исхожена русскими
Предыдущие очерки уносили читателя на самый север Евразии на Таймыр и Северную Землю, и все они, как и предстоящая читателю повесть, сходны тем, что указывают мыс необитаемой земли, положенный на карту его открывателем, вслед за которым очень долго никто там не был.
Теперь обратимся к самому востоку Евразии, к мысу, где люди, наоборот, живут с незапамятных времен, а вот был ли там знаменитый первопроходец Семён Дежнёв, чье имя мыс носит, и плыл ли он знаменитым проливом, соединяющим два океана, об этом споры идут третий век и вряд ли скоро кончатся. Последняя публикация документов состоялась полвека назад (см. Прилож. 1), о чём же спорят? Вот что читаем в новейшей статье, мне известной [Шмакин, 2009, с. 40]:
«На протяжении трёх веков не утихают споры вокруг героического плавания наших земляков Семёна Дежнёва, Федота (Алексеева) Попова и Герасима Анкудинова (Анкидинова). В начале XXI века трудно себе представить, что такое грандиозное плавание в ледовитых морях могли совершить небольшие суда с плохим парусным оснащением. Подвиг Дежнёва настолько велик, что многим кажется чем-то почти мифическим. И это вызывает две крайности в его оценках либо восхищение, либо скептицизм. Кроме того, одностороннее или просто слабое представление о природных условиях Чукотки в совокупности со скудностью отписок Дежнёва дали почву для многих заблуждений. Так, историки недостаточно знают море Моряки и гидрографы плохо представляют себе условия путешествий по внутренним частям Чукотки»
Сам автор уверен, что его личные знания о Чукотке как раз то, чего нехватало до сих пор иным авторам, писавшим о Дежнёве. Его статью и мой комментарий см. в Прилож. 2.
Но так ли уж важно знать, где плавал Дежнёв? Ну был в проливе, ну не был всё равно он знаменит и таковым останется. Оказывается, это знать важно, и даже очень: те, кто мыслит Дежнёва плывшим мимо мыса Дежнёва, и те, кто категорически такую возможность отрицает, являют собой два разных способа видеть мир. Есть и третьи те, кто пишет первое, хотя понимает второе. Они тоже являют нам способ но не столько видеть мир, сколько жить в нём.
1. Явление героя
Семён Иванович Дежнёв родился около 1605 года в Великом Устюге, с 1642 года служил рядовым казаком на Колыме, в отряде казачьего десятника Михаила Стадухина.
В 1646 году в колымских острогах стало известно, что к востоку от Колымы протекает большая река Анадырь, и русские тут же сочли, что она богата соболями. Все известные тогда русским северные реки, от Онеги до Колымы, текут в Ледовитый океан, и естественно было счесть, что Анадырь таков же. О том, что местные жители зовут Анадырем другую реку, текущую в другое море другого океана, никто ещё не подозревал.
Осенью того же года в острог Нижне-Колымск вернулся коч под командой Исая Мезенца, заявившего, что он открыл к востоку от устья Колымы, «в двух сутках парусного побегу» от неё, залив («губу»). Вот что о нём доносил якутскому воеводе нижнеколымский приказчик в своей отписке:
«В прошлом во 154 году летом с усть Колымы ходили на море гуляти в коче вперед промышленные люди девять человек: Исейко Мезенец и Семейка Алексеев Пустоозерец с товарищи и с моря пришли к нам на Колыму реку в расспросе сказали: бежали они по большому морю, по за льду, подле Каменю двое сутки парусом и доходили до губы, а в губе нашли людей, а называются чухчами [] и сказывают, что на море тово зверя много ложитцаде он наместо» [Белов, 1948, док. 4].
«В прошлом во 154 году летом с усть Колымы ходили на море гуляти в коче вперед промышленные люди девять человек: Исейко Мезенец и Семейка Алексеев Пустоозерец с товарищи и с моря пришли к нам на Колыму реку в расспросе сказали: бежали они по большому морю, по за льду, подле Каменю двое сутки парусом и доходили до губы, а в губе нашли людей, а называются чухчами [] и сказывают, что на море тово зверя много ложитцаде он наместо» [Белов, 1948, док. 4].
На берег мореходы выйти не посмели, но произвели с местными жителями (чукчи ли то были, неясно) немой торг. Те охотно отдавали моржовые клыки («рыбий зуб») в обмен на европейские товары.
На следующий год произошло ещё два важных события: тот же приказчик послал морской отряд проведать вновь открытую местность, и в составе его был Дежнёв; а из Якутска туда же, в Чаунскую губу, бежали неудачливые казаки-мятежники. Но если первые попасть туда не смогли всё лето из-за непроходимых в тот год льдов, то беглые мятежники сумели осенью войти в залив и поселились в устье реки, текущей с юга, которую, по всей видимости, полагали Анадырем. Ныне эту реку называют «Чаун», а залив Чаунской губой.
В том неудачном походе 1647 года Дежнёв начал собственное промысловое дело. О походе сообщает новая отписка того же приказчика: он отправил к тому же самому заливу большую группу служилых и промышленников, и среди них особо отмечен казак Дежнёв. Причём сказано, что он отпущен нареку Анадырь, и что взять его в поход просил купец Федот Алексеев Попов.
«И мы его, Семейку Дежнёва, отпустили для тое прибыли с торговым человеком с Федотом Алексиевым и для иных новых рек проведывать и где бы государю мошно прибыли учинити. И дали им наказную память и где буде найдут неясашных людей, и им аманатов имати и государев ясак с них збирати и под ево царскую высокую руку подводити» [Белов, там же].
Во второй отписке приказчика (июль 1648 г.) Дежнёв уже объект интереса начальства:
«Семейка Дежнёв бил челом государю и подал челобитную на новую реку Анандыр, и тот Семейка на новую реку не прошел и с моря воротился и зимовал на Ковыме реке. И в нынешнем 156 [1648] году тот же Семейка Дежнёв бил челом государю, а челобитную подал мне на ту же новую реку Анадыр ис прибыли, а прибыли государю явил с той реки с иноземцев 7 сороков 5 соболей. И я того Семейку по той челобитной на новую реку Анандырь с Ковымы реки отпустил и наказ ему, Семейке, вместе с Федотом Алексеевым, торговым человеком, дал».
Тем самым, Дежнёв обещал привезти и сдать 285 штук соболей, чем купил само право идти на реку «Анадырь». Приказчик выдал ему железо для подарков «иноземцам» и отдельный наказ (док. 5), то есть сделал его самостоятельным лицом: ему и его «товарищам» было предписано идти на реку «Анандыр», тогда как остальным приказчик предписал следовать на морской промысел моржей. Из обеих отписок видно, что Анадырем русские в то время называли Чаун.
И вот отряд Дежнёва, в составе большого отряда Федота Попова, отплыл из устья Колымы к Чауну, причём поход этот стал знаменитым. Через 190 лет известный сибирский историк-публицист Пётр Словцов описал событие так:
«Приказчик одного купца, колмогорец [Федот] Алексеев [Попов], берёт казака Семёна Дежнёва в виде казённого досмотрщика и 20 июня 1648 г. из дельты Колымы снимаются с деревянных якорей семь кочей и плывут под ровдужными [т. е. кожаными] парусами на восток к р. Анадырю, который по тогдашней наслышке падал в Студёное море. На каждом коче сидело казаков и промышленников до 30. Четыре кочи погибают, а оставшиеся на прочих Алексеев и Дежнёв с частью своих товарищей 20 сентября дерутся с чукчами на берегу, как между тем бурею разносит их суда, и одно из них выброшено к югу будто бы за Анадырем» [Словцов, с. 95].
Слова «будто бы», видимо, значат, что здесь Словцов имеет в виду уже Анадырь другой, подлинный, текущий в Тихий океан, ибо море к югу есть. Сам он в такую возможность не верил, ибо у Дежнёва указаний на это нет, а такой путь неправдоподобно долог для одного сезона плавания. Ныне, когда известно, что Дежнёв плавал в середине LIA, довод Словцова ещё более уместен.