Что являл собой этот стан, и насколько был пригоден для зимовки многих? Вряд ли то могли быть настоящие избы из брёвен, так как вокруг тундра. Но в наше время близ устья Чауна есть затор из некрупного плавника (истоки Чауна лежат в лесотундре). Для настоящего зимовья лес мелок, но, полагаю, временный стан построить было вполне можно и тогда. Хуже, что запасов, сделанных для себя зимовщиками, на всех хватить не могло, так что «и з голоду мы бедные врознь розбрелись» отправились искать местных жителей; но не нашли. При этом сам Дежнёв, как видим, оставался в стане.
Тот факт, что Меркурьев с товарами пребывал в низовьях Чауна, Дежнёв красочно подтвердил во второй отписке:
«Да во 159-м [1651] году генваря в 12 день шли от нас снизу Анандыри товарищы наши промышленые люди Мишка Захаров, да гостиной сотни торгового человека Василья Гусельникова прикатчиков его Безсонка Остафьева да Офоньки Ондреева покрученик их Елфимко Меркурьев вверх Анандыри реки в ясашное зимовье, к государеву аманату Чекч[о]ю и к товарищам нашим, к Семену Моторе с товарищы, с кормом и с одеженком и со всяким борошнишком. А те наши товарищы, жывучи у государевы казны и у аманата, помирали голодною смертью, кормились корою кедровою. А что было небольшее место свежей рыбы, и то пасли и кормили потолику государеву аманату, чтоб ему с нужы, оцынжав, не умереть и нам бы за то от государя в опале и в казне не быть[131]. И послыша то Михайло Стадухин, что идут в ясашное зимовье товарищы наши, и он, Михайло, переняв на дороге, товарищев наших пограбил, корм, и оружье, и платье, и собаки, и нарты, и всякой борошень, и завод сильно взяли, а их товарищев наших, били до умертвия. А в том у них бою и грабежу изветные челобитные поданы» [РАЭ, с. 136].
Ясно, что с низовья подлинного Анадыря купец везти товары не мог, а значит, низовьем «Анандыри» и здесь названо низовье Чауна. И это главное в определении конечной точки похода 1648 года: то был стан на Чауне. Достичь его без проводника сколько-то реально было из Губы Нольде по долинам рек Ръынлькывеем и Млельын (около 240 км см. карту на с. 131).
Далее в отписках Дежнёва есть только описание жестоких будней сборщиков ясака (см. Прилож. 1), и мы не узнали бы о его походе ничего больше, если бы Стадухин и Дежнёв не заспорили кто из них открыл коргу? [132] Первое лежбище моржей было открыто, как мы уже знаем, до них, в 1646 году, в Чаунской губе или близ неё, а второе, видимо, открыл Дежнёв, но и Стадухин претендовал на открытие какой-то корги (той же или другой, неясно). Спорщики рассорились навсегда, и их можно понять: в новых землях соболей почти не оказалось (сданный ясак мерили здесь не сороками, а штуками), но долги казне надо было возвращать, и «рыбий зуб» стал их главной надеждой. Где же была «дежнёвская» корга?
На следующем за цитированным выше листом отписки Дежнёва читаем:
«зимовье вверху Анандыри реки и рыбные ловли высоко в шиверах[133], а корму у нас нет, и того б рыбного промыслу не проходить и не опоздать и голодною смертью не помередь бы. А на коргу мы пришли 160-го году канун Петрова дни А с корги мы пошли вверх по Анандыре июля в 11 день. А зверей промышлять ходили четыржды» [РАЭ, с. 136].
Но Петров день 29 июня, до реки надо ещё дойти, а значит, на промысел моржа почти не было времени. Отчего такая спешка? Причина ясна: рыбу заготавливали в цепи озёр междуречья (там она остается после половодья), а туда лодку можно провести только в дни половодья, бывающего в конце лета. Река Чаун мелка, порожиста и внизу часто меняет русло, но в верхних плёсах довольно спокойна, и рыба там, как свидетельствуют путешественники, есть. Половодье бывает ныне в июне и сентябре, и вода обычно подымается на 3 м.
Но Петров день 29 июня, до реки надо ещё дойти, а значит, на промысел моржа почти не было времени. Отчего такая спешка? Причина ясна: рыбу заготавливали в цепи озёр междуречья (там она остается после половодья), а туда лодку можно провести только в дни половодья, бывающего в конце лета. Река Чаун мелка, порожиста и внизу часто меняет русло, но в верхних плёсах довольно спокойна, и рыба там, как свидетельствуют путешественники, есть. Половодье бывает ныне в июне и сентябре, и вода обычно подымается на 3 м.
Это междуречье читатель может рассмотреть на задней обложке книги. Оно являет собой обширную долину, со всех сторон окруженную горами, а значит, затопляемую в половодье. Образуется единый водоток, уходящий из долины тремя путями в Анадырь, Малый Анюй и Чаун. Средняя его часть образует в половодье цепь плёсов, разделенных шиверами, а в межень здесь остаётся цепь озёр, изображённая на карте. Замечательно, что одно из озёр называется Мелкорыбное не потому, конечно, что в нем мелкая рыба (она заносная, а потому всюду одинакова), а потому, что оно мелкое и рыбное. В мелком же озере можно было вычерпать сетью всю занесенную туда рыбу.
Всё это любопытно само по себе, однако важнее другое: беглое замечание Дежнёва даёт нам понять, где он в тот год жил и куда плавал.
В самом деле, если он через 12 дней после прихода на коргу уже шёл вверх по реке, то корга от реки недалека. А если он прошёл по ней до верховья за несколько недель до паводка и несколько дней паводка, то река не слишком длинна никак не подлинный Анадырь. Более того, если иной рыбы, кроме заносной, в реке мало или нет, то большие рыбные реки есть рядом. Всё это подходит к Чауну, но не к Анадырю, где рыбу ловят повсюду и всегда.
Вся река Чаун[134] от анюйского волока до моря не длинней 300 км, то есть вчетверо короче Анадыря (1150 км). Хоть и трудно понять, как отряд Дежнёва мог успеть даже это сравнительно короткое путешествие проделать, но ведь проделал же. Значит, надо принять это как факт и понять, как это было возможно. Очевидно, что в 1652 году Дежнёв шёл от корги к шиверам вверх по Чауну, ведя лодки (а возможно и малые кочи[135]) бечевой и шестами, и достиг водораздела. Затем он перешёл на сам Анадырь, где в это время, судя по донесениям других, уже стояло его зимовье.
От какой корги он шёл? Дежнёв описал «свою» коргу так (см. Прилож. 1, с. 351):
«пошли мы в судах на море, чтоб где государю учинить прибыль большая. И нашли усть той Анандыри реки корга за губою вышла в море. А на той корге много вылягает морской зверь морж, и на той же корге заморной зуб».
Итак, «усть той Анандыри реки корга за губою вышла в море». Это могла быть корга у мыса Песчаного[136]. Там ещё в 1646 году было открыто первое моржовое лежбище, но открыто с моря, с севера. Дежнёв же вышел на него с юга, из губы и, естественно, если счёл своим открытием.
Именно так понял, как увидим далее, положение корги Иван Рубец и притом нашёл её. Так что не стоит сомневаться: ближняя корга была у мыса Песчаного. Он, судя по старинной карте в начале Очерка, выступал тогда в море, а ныне размыт, и на отмели остался лишь островок в километре от берега. Нашёл Рубец не только саму коргу, но и людей Дежнёва на ней.
3. Мыс Шелагский «и есть Нос»
Настаивая, что открыл коргу он, а не Стадухин, Дежнёв привёл единственную деталь морского берега мыс, до которого Стадухин, по его мнению, не доплыл. Этим Дежнёв породил вековой спор о том, докуда плавал он сам, и потому нам важен его довод. В первой отписке он сообщил:
«А с Ковымы реки итти морем на Онандирь реку и есть Нос, вышел в море далеко, а не тот Нос, который от Чухочьи реки лежит, до того Носу Михайло Стадухин не доходил, а против того Носу есть два острова. А на тех островах живут чухчи, а врезываны у них зубы, прорезываны губы и, кость рыбей зуб. А лежит тот Нос промеж сивер на полуношник, а с русскую старону Носа признака вышла: речка, становье тут у чухоч делано, что башня ис кости китовой, и Нос поворотит круто к Онандыре реке под лето. А доброво побегу от Носа до Анандиры реки трои сутки, а боле нет, а итти от берегу до реки недалеть, потому что река Андирь пала в губу» [РАЭ, с. 131132].
Здесь неясно, до какого Носа из двух Стадухин, по мнению Дежнёва, не доходил, однако позже, во второй отписке, Дежнёв уточнил:
«не доходил он, Михайло, до Большево Каменного Носу. А тот Нос вышел в море гораздо далеко, а жывут на нем люди чюхчи добре много. Против того ж Носу на островах жывут люди, называют их зубатыми, потому что пронимают оне сквозь губу по 2 зуба не малых костяных. А не тот, что есть первой Святой нос от Колымы, а тот большей Нос» [РАЭ, с 138].
«не доходил он, Михайло, до Большево Каменного Носу. А тот Нос вышел в море гораздо далеко, а жывут на нем люди чюхчи добре много. Против того ж Носу на островах жывут люди, называют их зубатыми, потому что пронимают оне сквозь губу по 2 зуба не малых костяных. А не тот, что есть первой Святой нос от Колымы, а тот большей Нос» [РАЭ, с 138].
На пути от устья Колымы до Чаунской губы есть всего два мыса типа нос, (т. е. мыс, остро уходящий в море): это Медвежий и Шелагский. Первый лежит при выходе из бухты Амбарчик. Верней всего, Носом, «который от Чухочьи реки лежит», Дежнёв назвал именно его. Наоборот, мыс Большой Баранов (до которого через 90 лет доплыл Дм. Лаптев), с моря выглядит изгибом берега.
Второй Нос, больший, лежит у восточного входа в саму Чаунскую губу, это мыс Шелагский. Дежнёв заявляет, что Стадухин не достиг второго «Носа», а иного на этом пути нет. (Напомню: Дежнёв имел наказ плыть на уже известную реку «Анандир», т. е. на Чаун, а не куда-то дальше, и Нос помещал на этом пути.) Дежнёв хочет заявить этим свое право на коргу, очевидно лежащую далее «Болыиево Каменного Носу», то ли на юг, (тогда это корга в Чаунской губе, о чём мы говорили), то ли на восток. За Шелагским полуостровом есть пляж у лагуны, но без отмели (см. карту), а корга есть лишь за мысом Аачим (см. карту на с. 131), и вернее, что речь шла о ней.
мыс Медвежий (от мыса Столбового 8 км)
мыс Шелагский (между меридианами 4 км)
Поскольку «Нос» единственная географическая реалия знаменитого похода, встал вопрос, соответствует ли описание Носа какому-то мысу. То, что это мыс Шелагский, заявлял еще Словцов, но сколько-то подробного описания этого мыса тогда не было, да и сам Словцов слишком категоричен и скорее был ярким публицистом, нежели строгим ученым. Теперь, когда у нас есть подробная карта Чукотки, вопрос допускает обстоятельный ответ.
Мыс Шелагский скалист (он в самом деле «каменный») и «далеко в море вышел», путь коча там «поворотит круто к Онандыре реке под лето», т. е. на юг, в пролив. Речки к югу от него («с русскую старону», считая от «стана») есть. 1) На цветной карте (см. врезку 2 задней обложки книги 411) видны справа и слева от заброшенного поселка Шелагский два ручья (в половодье это речки). Два острова лежат к югу, и ближний, Большой Роутан, виден с Шелагского полуострова (до него 38 км), а главное лежит на пути с Чауна в море. К северу от острова есть две постоянные речки: одна побольше, в 20 км от мыса (Янранайваам), другая поменьше, в 14 км от мыса.