Целых три месяца женщины жили вместе и уже давно не были так счастливы. Когда накапливалась работа по дому, они решали, как с ней справиться. Просыпались, когда им хотелось, стирали простыни и одежду для себя, а не для Янсенов. Каждый день приносил им удовольствие, время текло медленно. В ночь, когда луна скрылась за облаками, у Марии родился ребенок.
Это случилось в сезон ветров, но весна была непредсказуемой, и вскоре ветер стих, что предвещало период удачи. Ведь рождение дочери это счастье, какие бы трудности ее ни ожидали. Мария вытащила наружу соломенный тюфяк и нарисовала на пыльной земле, в том месте, где собралась рожать, круг для защиты от злых сил. Кадин уселась на низкую ветку, зорко следя за каждым ее движением. Много времени минуло с тех пор, как птица нашла в снегу ребенка, завернутого в синее одеяльце, с волосами черными как вороново крыло. Теперь ночь была жаркой, а земля песчаной, но одеяло, приготовленное для новорожденной, было тем же его сшила Ребекка поздним вечером в доме Локлэндов. Ханна осыпала одеяло лавандой, чтобы отогнать мотыльков, и, аккуратно сложив, поместила на самое дно котомки Марии. Когда начались схватки, Мария взяла ножницы и, собрав в косу свои длинные черные волосы, доходившие до пояса, обрезала их так, что они едва касались плеч. Это было необычно для женщин того времени. Чтобы иметь ребенка, следует идти на жертвы, и эта была лишь первой из них.
В ту ночь она простила свою мать, которая рожала ее на снегу и бросила на произвол судьбы. Сердце Ребекки после этого ожесточилось, и все же именно к ней взывала Мария, когда стало трудно терпеть боль. Одри говорила ей, как надо дышать, и Мария все в точности выполняла. За свою долгую жизнь старая женщина присутствовала при рождении не менее сотни детей, да и сама Мария видела не один десяток младенцев, только что явившихся на свет на деревянном столе Ханны, и часто помогала ей. Ханна завязывала узлы на веревке, затем разрезала ее между узлами на куски заговор для легких родов. Здесь такого обычая не знали, и схватки прошли тяжело. Мария попросила Юни принести таз с водой и, когда заглянула в него, вода показалась ей черной и глубокой. В этот момент открывались миры между жизнью и смертью, прошлым и будущим. Она увидела мужчину, тосковавшего по ней, дом, окруженный садом, где росли белладонна и мандрагора, где сирень так благоухала, что пчелы прилетали со всего округа, чтобы пить нектар. Мария бросила в огонь отрезанную косу, что знаменовало конец ее старой жизни и начало новой. Дым был красным особенности рода всегда передавались от матери к дочери.
Это было 20 марта, и Мария хотела, чтобы ребенок родился до полуночи. День 21 марта был известен как самый несчастливый день года. Юни и Одри рассыпали на земле ровный слой соли, чтобы отогнать духов, способных пожелать зла младенцу. Мария к тому времени успела проклясть мир, который создал ее женщиной. Но без восьми минут двенадцать ребенок наконец появился на свет и все изменилось. Мария видела лицо своей дочери в черном зеркале, когда еще сама была ребенком, но не ожидала, что будет испытывать такие сильные эмоции: все остальное просто потеряло всякое значение.
Это было 20 марта, и Мария хотела, чтобы ребенок родился до полуночи. День 21 марта был известен как самый несчастливый день года. Юни и Одри рассыпали на земле ровный слой соли, чтобы отогнать духов, способных пожелать зла младенцу. Мария к тому времени успела проклясть мир, который создал ее женщиной. Но без восьми минут двенадцать ребенок наконец появился на свет и все изменилось. Мария видела лицо своей дочери в черном зеркале, когда еще сама была ребенком, но не ожидала, что будет испытывать такие сильные эмоции: все остальное просто потеряло всякое значение.
Красивая девочка, одобрительно сказала Одри.
Все ее знакомые старухи, которые тоже когда-то были красивыми, пришли взглянуть на новорожденную. Но помимо красоты в ребенке было что-то еще. Это видели даже те, кто вообще ни во что не верил, самые практичные, логически мыслящие, приземленные женщины оценили эту новую жизнь по достоинству. Малышка явно обладала даром видения, в этом не было ни малейшего сомнения. Глаза девочки были серебристого оттенка, волосы рыжие, как у Ребекки. На тыльной стороне левой руки виднелась черная отметка в форме полумесяца несомненный знак ведьмы.
Вскоре ребенок, завернутый в одеяльце, прошитое синей ниткой, уже лежал в надежных руках матери. Перед ней в эту ночь открылось будущее, и сердце Марии в ответ распахнулось ему навстречу. Она назвала свою дочь Фэйт[21]. Будь с ними в этот день Ханна, она бы сказала Марии правду, единственную в своем роде.
Это твое сердце ты держишь в руках будь с ним осторожна, не теряй его и не забывай, что я любила тебя так же, хоть ты и не была моей родной дочерью.
Когда Фэйт исполнилось пять месяцев, Мария поцеловала Юни и Одри на прощание. Она со слезами покидала их, потому что ничего, кроме добра, от них не видела, но Марию ждала ее судьба. Она уложила свою котомку, зашила бриллианты в подол платья, куда ворам было не добраться, и пошла в порт искать корабль, который доставил бы ее в Массачусетс. Перед этим она выпила чашку Бодрящего чая: чтобы найти свой путь через моря, требуется немалое мужество. Одри смастерила из тростника маленькую дорожную корзинку для Кадин, куда та и запрыгнула, когда Мария ей свистнула.
Ни на одно американское судно ее брать не хотели: маленький ребенок на корабле не приветствовался: считалось, что его хвори и плач не принесут удачи в плавании. Но, к счастью, подвернулась другая возможность.
Евреи построили на Кюрасао первую синагогу в этой части света, а в 1659 году открыли первое кладбище Бет Хаим, Дом жизни, где надгробия делались из коралла. Процветало и их поселение Плантация надежды. Многие из них уходили в плавание, доставляя через океан свитки Торы из синагог, сожженных дотла в Испании и Португалии.
Среди евреев преобладали купцы, переводчики и коммерсанты, но некоторые становились моряками, по существу пиратами, грабившими испанские корабли и считавшими своей обязанностью отомстить стране, где мучили и убивали их единоверцев. Португальские евреи в основном интересовались золотом и товарами, но тоже перевозили книги, включая запрещенную литературу, которая, как считалось, подстрекает рабов к мятежу. Иногда на такие корабли проникали воры, чтобы поживиться перевозимым добром, но находили лишь деревянные ящики с книгами, для одних бесполезными, для других настоящим сокровищем.
Еще Иосиф Флавий[22] в первом веке нашей эры сообщал о еврейских пиратах. Евреи часто обитали в море, поскольку ни одна страна их не принимала. Синан[23], который ходил в плавание вместе со знаменитым Барбароссой, направил все свои усилия на разгром испанского флота. Яков Куриэль был капитаном испанского корабля, пока во времена инквизиции его не отправили в тюрьму. Многие из этих людей носили в ушах золотые серьги, что символизировало чью-то утраченную жизнь. Часто они скрывали свое подлинное происхождение, но иногда его можно было распознать по амулетам с оттиснутой буквой хей древнееврейского алфавита. Они делали колбасу из курятины, и если их провоцировали, требуя съесть свинину, чтобы доказать непринадлежность к племени Израилеву, то ели свое поддельное мясо. Эти люди совершали морские путешествия во все концы земли и добирались даже до Варварийского берега[24], где нередко бросали вызов мавританским пиратам Северной Африки, которые питались исключительно кровавым рисом, приправленным кровью муренового угря, живого ископаемого, создания более древнего, чем акула.
Моряки были грубым народом: им было нечего терять, кроме своих жизней. Одри советовала держаться от них подальше, но, когда ей отказали на других кораблях, Мария разыскала капитана шхуны «Королева Эстер», направлявшегося в Новую Англию. Корабль возил товары для продажи в Ньюпорт на Род-Айленде, где еврейская община существовала с 1658 года, но первым портом захода должен был стать Бостон. В этом городе находился большой рынок, где продавали ром, который судно перевозило в огромных бочках, издававших такое благоухание, что моряки на судне шутили, что можно опьянеть, не приняв ни капли спиртного.
Капитан Абрахам Диас собрался было отправить Марию домой, чтобы берегла дочь и оставила море для мужчин, но его сын Самуэль упал на причале. На нем был тяжелый черный плащ с пуговицами из спинного хребта акулы, а под ним жилет, толстая полотняная рубаха и кожаные бриджи. Хотя погода стояла прекрасная, Самуэль был настолько болен, что дрожал при ярком солнечном свете, его оливковая кожа приобрела землистый оттенок, а под глазами появились темные впадины. И все же это был красивый человек с крепким стройным телом и сильными руками моряка. Его длинные густые черные волосы были зачесаны назад и перевязаны кожаной тесемкой. На мочке уха с внутренней стороны висели три кусочка золота в память о трех близких людях, которых он любил и потерял в этом жестоком мире. Самуэль был молод, ему только что исполнилось двадцать три года, а эту цифру он всегда считал счастливой, хотя в последнее время всерьез задумывался, не изменила ли ему удача. Недавно он заболел лихорадкой денге, болезнью, которую часто называли костоломной лихорадкой, потому что у пораженного ею человека так сильно болели кости, словно они действительно ломались, настолько непереносимой была боль. Часто у больных возникало кровотечение, и они харкали кровью. В заключительной стадии хвори многие слепли и теряли способность двигаться. Бывали и такие, кто предпочитал наложить на себя руки, чтобы не испытывать агонию. Выжившие клялись, что, перенеся эту лихорадку, ощущают себя так, словно сделаны из стекла, и молоток, которым размахивает безрассудный враг, крошит в мелкие осколки их тела и души. Люди заражались в топких, болотистых, кишащих москитами местах, которые в изобилии встречались на близлежащих островах, где целые облака насекомых закрывали солнце и делали свет тусклым, как в сумерки, превращая небо в колышущуюся темную завесу, более опасную, чем обычное поле боя, поскольку потери наносились невидимым врагом.
Самуэль Диас прислонился к ограждению причала; его глаза остекленели от боли. Он мог быть дерзким или учтивым, в зависимости от обстоятельств, а мореплавателем был столь превосходным, что некоторые клялись, будто он владеет секретами черной магии, хотя на самом деле Самуэль обладал глубокими знаниями математики и созвездий, которые распознавал на небе и учитывал при составлении морских карт. Авраам Закуто[25], еврейский профессор астрономии и навигации, создал таблицу небесных координат, позволявшую морякам не сбиваться с курса, даже когда они не могли определить местоположение по солнцу. Большинство мореплавателей по традиции отправлялись в путь с евреями, навигаторами и математиками, на борту. Самуэль Диас родился в Испании, бежал оттуда в Португалию и, по существу, вырос в море. У него были темные, с золотыми крапинками глаза, он умел разговаривать на пяти языках и был бы счастлив поговорить с такой красивой женщиной, как Мария, если бы ему хватало дыхания. Самуэль чувствовал во рту вкус крови, а когда его взгляд упал на море, он заметил в его глубинах мурену, извивавшуюся в предсмертных судорогах, и подумал, что, возможно, это знак его близкой кончины. Он был молодым мужчиной необузданных страстей, но теперь это не имело значения. И тогда Самуэль поклялся, что, если Бог дарует ему жизнь, он станет другим человеком, более серьезным и не таким заносчивым.