Если еврей покупает целого барана или ягненка, забивает его и [] оставляет себе переднюю часть туши, которая, по его закону, позволительна для употребления в пищу, и продает или отдает заднюю часть (которую, по его закону, недопустимо употреблять в пищу) христианину, которому известны эти обстоятельства, то этот христианин, разумеется, совершает смертный грех. Это потому, что он тем самым нарушает христианский закон, по которому запрещено христианину вкушать пресный хлеб евреев, и «пресный хлеб» понимается как любая их пища Мясо в данном случае это «еврейская пища», ибо животное было куплено евреем, приготовлено и забито евреем в соответствии с еврейским обрядом.
[Но если еврей приходит к христианскому резнику и у него зарезает животное и забирает себе переднюю часть, но оставляет заднюю], то очевидно, что [христианский] резник [который продает заднюю часть другому христианину] не использует «еврейскую пищу» в данном случае и покупатель также не использует «еврейскую пищу», поскольку мясо, о котором идет речь, не принадлежит еврею и не он его продает. Нельзя назвать это мясо «его едой», ибо притяжательное местоимение «его» означает принадлежность.
Когда христианин не ест пищу, приготовленную евреями, а, напротив, ест пищу, которую евреи отвергли и отказываются готовить для себя, это не ставит христианина ниже еврея, но наоборот, выше, поскольку это подтверждает слова Апостола и христианский закон, который не проводит различия между продуктами. Это очевидно тому, кто серьезно подходит к этому вопросу. В противном случае получается, будто употребление в пищу всего, что евреи отвергают в соответствии со своим законом, это грех, а это уже смехотворно. Не есть такую пищу значит, на самом деле, проводить различие между продуктами, а это значит иудействовать и грешить!
Но не все итальянские юристы проявляли подобную гибкость. Несмотря на ренессансные веяния в Италии сохранялись и были чрезвычайно активны истинные сыны и защитники церкви, особенно из числа монахов нищенствующих орденов. Один из них, францисканец Иоанн Капистран, в молодости успевший побывать юристом, а затем бурно проповедовавший по всей Европе, на юге Германии призывая к изгнаниям евреев, в Бреслау и Силезии к их сожжению, говорил:
Если они полагают то, до чего мы дотронулись, нечистым и поэтому отказываются покупать и употреблять в пищу мясо, забитое христианами, как же может подобать христианам есть мясо, которое отвергают преступные и грязные руки неверного еврея? Мы не должны снисходить и употреблять в пищу то, что приобрело нечистоту их рук и ног, особенно вино, которое выжимали их ноги, даже если мы их слуги. Если мы не избежим такой пищи, это запятнает нашу славу.
Самые нетерпимые нотки, присущие когда-то Агобарду Лионскому, не исчезли из арсенала католического духовенства и к концу Средневековья, но иудео-христианские отношения в жизни, в том числе в мясных лавках, были наполнены более контактами, чем конфликтами.
Часть III
Между Экклесией и Синагогой: апостаты, прозелиты и полемика устами вероотступников
Глава 8
Основные вехи иудео-христианской полемики в Средние века
Иудео-христианская полемика началась еще до оформления христианства как отдельной религии и как церкви. Это полемика Иисуса с фарисеями в Евангелиях, полемика с иудеями в Деяниях и Посланиях апостолов, где фарисеи критикуются за лицемерие, иудаизм за формализм, а Тора предстает собранием устаревших законов, Ветхим заветом, который христиане готовы заменить чем-то более новым и более истинным. Евреи тоже не остались безучастными к появлению в их среде радикального мессианского движения, отвергающего сами основы иудаизма. В Талмуде и мидрашах есть тексты, осуждающие Иисуса, представляющие его лжепророком и лжемессией, язычником или вероотступником, предателем, колдуном и злодеем. Наиболее полным антихристианским текстом талмудической литературы является «Родословие Йешу», своего рода контревангелие, где евангельский сюжет излагается с еврейской точки зрения, и Иисус предстает талантливым юношей, но испорченным тщеславием и жаждой власти; он выкрадывает тайное имя Бога из Святая святых Иерусалимского храма и использует его для свершения чудес и завоевания дешевой популярности.
Часть III
Между Экклесией и Синагогой: апостаты, прозелиты и полемика устами вероотступников
Глава 8
Основные вехи иудео-христианской полемики в Средние века
Иудео-христианская полемика началась еще до оформления христианства как отдельной религии и как церкви. Это полемика Иисуса с фарисеями в Евангелиях, полемика с иудеями в Деяниях и Посланиях апостолов, где фарисеи критикуются за лицемерие, иудаизм за формализм, а Тора предстает собранием устаревших законов, Ветхим заветом, который христиане готовы заменить чем-то более новым и более истинным. Евреи тоже не остались безучастными к появлению в их среде радикального мессианского движения, отвергающего сами основы иудаизма. В Талмуде и мидрашах есть тексты, осуждающие Иисуса, представляющие его лжепророком и лжемессией, язычником или вероотступником, предателем, колдуном и злодеем. Наиболее полным антихристианским текстом талмудической литературы является «Родословие Йешу», своего рода контревангелие, где евангельский сюжет излагается с еврейской точки зрения, и Иисус предстает талантливым юношей, но испорченным тщеславием и жаждой власти; он выкрадывает тайное имя Бога из Святая святых Иерусалимского храма и использует его для свершения чудес и завоевания дешевой популярности.
В эпоху поздней античности и литературы Отцов Церкви, патристики, антииудейская полемика решала ключевые для молодой религии задачи. Она способствовала выделению христианской общины из еврейской, прояснению ее самоидентификации через отталкивание от иудаизма и искоренению наиболее многочисленного поначалу иудео-христианского сообщества, так называемой «церкви Петра», состоявшей из евреев, увлеченных новым учением, но не отказавшихся от старого закона, а затем и из неевреев, членов христианской общины, не чуждавшихся и иудейских заповедей и ритуалов. Так, епископ антиохийский и блестящий проповедник Иоанн Златоуст в своих антииудейских проповедях восьми «Словах против иудеев» обрушивался на христиан, державших иудейские посты, праздновавших иудейские праздники и захаживавших в синагоги:
А как некоторые считают синагогу местом досточтимым, то необходимо сказать несколько и против них. Почему вы уважаете это место, тогда как его надлежит презирать, гнушаться и убегать? В нём, скажете, лежит закон и пророческие книги. Что же из этого? Ужели, где будут эти книги, то место и будет свято? Вовсе нет. А я потому-то особенно и ненавижу синагогу и гнушаюсь ею, что, имея пророков, (иудеи) не веруют пророкам, читая Писание, не принимают свидетельств его; а это свойственно людям, в высшей степени злобным.
Сама прагматика сочинения этих антииудейских проповедей состояла в том, чтобы отвратить христиан, еще не твердых в своей вере, от иудаизма.
В ту же эпоху возникли особые жанры антииудейской полемики: testimonia, или собрание библейских цитат по разным полемическим темам, диалог и трактат. Стандартным названием антииудейских диалогов и трактатов было Adversus Judaeos, «против иудеев», ставшее уже обозначением жанра. Диалог как полемическое сочинение мог быть записью реального диалога, мог быть диалогом вымышленным, но представленным как реальный: таков, например, «Диалог Юстина-мученика с Трифоном-иудеем» II века, где Трифон чрезвычайно слабый собеседник, чья функция состоит прежде всего в том, чтобы задавать вопросы и тем самым подталкивать красноречие Юстина, а своими неубедительными аргументами демонстрировать неправоту иудаизма и правоту христианства. Были также заведомо воображаемые диалоги диалоги-видения или аллегорические диалоги. Во всех этих жанрах потом продуктивно работали средневековые католические богословы.
Иоанн Златоуст. Мозаика в соборе Св. Софии
Соседство христианского населения Европы с иудейскими общинами неизбежно приводило к сравнению вер, спорам, страху влияния и «заражения», обращения единоверцев в чужую религию. Инициаторами полемики, как правило, выступали христиане как сильная сторона: христианство было господствующей религией, религией большинства и власти, церковь могла побудить светских правителей устроить диспут и принудить иудеев участвовать в нем. У иудеев, конечно, не было такого «административного ресурса». Но главное христианству как позднейшей религии, выросшей из иудаизма и основывающейся на его фундаменте Библии, представлялось необходимым для доказательства своей правоты уличить в неправоте современный иудаизм, а лучше всего убедить евреев самих признать свои заблуждения и истинность христианства. Евреи тоже опасались влияния христианства и не зря: случаи перехода в христианство были нередки, и, соответственно, иногда затевали полемику с целью продемонстрировать своим единоверцам несостоятельность христианского учения. Но такое случалось крайне нечасто, в основном в исламских странах, где христиане были в более уязвимом положении, чем евреи.
Лист из «Истории франков» Григория Турского
В раннее и отчасти в высокое Средневековье, вплоть до XIII века, иудео-христианская полемика не подвергалась особому регулированию и по преимуществу была делом частным, спонтанным и вполне мирным. Целью таких камерных диспутов, диалогов или триалогов, был поиск истины, возможно, убеждение или даже высмеивание или унижение оппонента, но не немедленное его обращение в свою веру вкупе с искоренением важных атрибутов его собственной, как это сделалось впоследствии.
Подобные частные беседы между людьми высокопоставленными или учеными могли фиксироваться с возможными искажениями, конечно, в хрониках, письменных «диалогах» и даже в еврейских полемических сборниках. Так, например, спор о вере между франкским королем Хильпериком, его приближенным евреем, поставщиком двора Приском и епископом Григорием Турским был записан (или, возможно, сочинен?) последним в его «Истории франков». Спор начался с того, что иудей отказался от епископского благословения:
Итак, когда король Хильперик все еще находился в упомянутой вилле, он решил ехать в Париж и приказал отправить обоз. Когда я пришел к нему, намереваясь проститься, появился один иудей по имени Приск, с которым король был знаком, ибо он покупал для короля товары. Ласково потрепав его волосы рукой, король обратился ко мне со словами: «Приди, святитель божий, и возложи руку на его голову». Но так как иудей воспротивился этому, король сказал: «О дух строптивый и род всегда неверный (Мф 17:17), не понимающий, что сын божий возвещен ему голосами пророков, не понимающий того, что таинства церкви выражены в ее священнодействиях». В ответ на слова короля иудей сказал: «Бог и в брак не вступал, и потомства не плодит, и совладетеля царствия своего не терпит» (пер. с лат. В.Д. Савуковой)