И я могу. А можете ли вы
Могу! Могу! орет. Не дал договорить. Парфентьев, говорит, моя фамилия.
Того, о чем я хотел спросить, вы не можете, говорю.
Он запел песню на стихи «Все мы можем и не можем».
Я подпевал.
Потом спросил:
Кому же вы все-таки звонили, интересно знать. Любопытно, кому вы звонили?
А никому. Парфентьев моя фамилия, запомнили? Пар-фен-тьев! Новый год встречаю. Парфентьев встречает Новый год! Ясно?
Он запел: «Море, море, золотая волна».
Я подпевал. Отлично получалось. Дуэт по телефону. Красота!
Мы спели еще: «А нам до них и дела нет», «Любовь моя далекая», «Провожали гармониста», «Эх вы, эх вы!», «Давным-давно», «Привет вам всем, привет, ребята!», «Привет вам, птицы!».
Поздравили друг друга с Новым годом.
Он сказал:
А фамилию мою вы уж, пожалуйста, запомните, потому что она у меня другая.
И очень деликатно трубку повесил.
Потяни корову за хвост
Прочел я о конкурсе в юмористическом журнале и несказанно обрадовался. Мне как раз не хватало денег на одну вещицу. Я, правда, не собирался писать рассказ, или басню, или же фельетон, потому что считал все это сложным. Меня вдохновляло другое.
В самом конце условий я прочел нечто такое, что показалось мне весьма легким, даже чепухой, придумать веселую подпись к рисунку. И за пустяковое дело предлагалось сто рублей. Я, правда, учитывал, что многие пришлют свои подписи и многие будут претендовать на эту сумму. Но я даже представить не мог, как это не придумать подпись. И веселее других. Нужно только подумать. И поспрашивать других.
Может, кто так придумает, что и сам не придумаешь.
Тем более я человек до крайности веселый. Всю жизнь пробавлялся шутками. В бытность учебы меня за мои остроты часто из класса выгоняли, а один раз даже из школы выгнали.
Вырезал рисунок из журнала, гляжу на него во все глаза и чувствую: он расплывается и превращается в туман. Слишком долго глядел. Отдохну, думаю, и снова буду глядеть на него во все глаза. До тех пор, пока мысль не прискачет.
Пустяшненький рисунок: корова стоит на льдине, а мальчик с берега ее за хвост тянет. Какая может быть тут подпись? Два-три слова, ну от силы пять.
Но что писать?
И вдруг одна за другой полезли в голову подписи: «Не тяни корову за хвост», «Не тяни ее за хвост», «Зачем тянуть корову за хвост?», «Никого не тяни за хвост», «Корова тебе не кошка», «Не тяни за хвост ни кошку, ни корову», «Хвост не для того, чтобы за него тянуть», «Корова друг человека, а ты ее за хвост тянешь», «Сам потяни себя за хвост», «Не корову нужно тянуть за хвост, а себя за уши!», «Оставь коровий хвост!», «Брось хвост коровы!».
Все подписи мне нравились. Но я не мог решить, какая подпись лучше и чем она лучше другой.
Скажите, пожалуйста, спросил я соседа, как лучше: «Не тяни корову за хвост» или «Зачем тянуть корову за хвост?»
Гм затрудняюсь вам ответить, сказал он, смотря по какому случаю
Не стану же я ему объяснять, чтобы он вместо меня премию получил.
Какое предложение вам кажется смешнее, спрашиваю, первое или второе?
Откровенно говоря, ничего смешного я в ваших предложениях не вижу.
Вы серьезно?
Вы же видите я не смеюсь.
Он действительно не смеялся.
А как сделать смешно?
Он не понял. Я стал объяснять:
Представьте себе рисунок: мальчишка тянет корову за хвост. Корова на льдине, а мальчик на земле. Какую смешную подпись написали бы вы под таким рисунком?
А зачем вам это?
Нужно.
А вы сами когда-нибудь тянули корову за хвост?
При чем здесь я?
У вас никогда ничего не получится, пока вы сами не потянете корову за хвост.
А зачем мне тянуть?
Чтобы вы поняли, что это такое.
А вы тянули?
Мне не нужно.
Если бы он знал, в чем дело, не говорил бы, что ему не нужно!
Поступаю проще: посылаю все подписи. Пусть там жюри разберется.
В письме сообщаю, что могу еще прислать в таком духе, если этого недостаточно.
Получаю ответ: присылайте, если у вас хватит духа.
Шлю еще.
Жду денег.
Но не получаю ни шиша.
Неужели недостаточно?
Неужели и в самом деле для этого нужно потянуть корову за хвост?
Музыкальная история
Рудольф Ивановский вышел на репетицию к дирижерскому пульту, держа в одной руке дирижерскую палочку, а другой рукой судорожно протирая глаза. Но сколько он их ни протирал, он не видел знакомых лиц, ни одного своего музыканта.
Он видел нечто странное.
Где я? спросил он сам себя.
Да, да, все симпатичные ребята сидят, улыбаются, очень милые люди, но он их всех впервые видел, посторонние личности, незнакомые субъекты, батюшки мои, что у них за инструменты!
Рудольф Ивановский не пил и на отдых заслуженный не собирался. Он хорошо себя чувствовал и вошел в то здание, в которое входил уже много лет. И поднялся по той лестнице, по которой он много лет поднимался. И находился он в зале, в котором столько лет дирижировал. Он, без сомнения, стоял за своим пультом.
Но между тем были сомнения.
Рудольф Ивановский ткнул своей дирижерской палочкой в грудь напротив сидящего музыканта и спросил:
Кто вы?
Я музыкант, ответил тот.
А где мой музыкант, который сидел на вашем месте?
На кладбище.
Он умер?
Нет.
Так что же он там делает?
Играет на трубе.
Как странно! Ну, а вы? Вот вы. Где Смольников? Где он?
На кладбище, маэстро.
А что он там делает?
Разумеется, играет на скрипке.
Слава богу, они не умерли, но почему они играют там, а не здесь? И где, позвольте вас спросить, остальные музыканты?
Остальные на свадьбе, маэстро. Они играют на свадьбе всю ночь.
Но почему же вы не играете на свадьбе, а они?
Они нашли себе работу, маэстро, а мы не нашли.
Что вы называете работой, позвольте вас спросить?
Я называю работой то, за что платят деньги.
А здесь им не платят деньги?
А как же, маэстро! Они ведь нашли замену. Мы их заменяем. Когда мы найдем себе работу, они нас заменят.
Значит, все мои музыканты на кладбище и свадьбе?
Кто где, маэстро.
Где еще?
Где попало, маэстро.
Ничего себе музыканты!
Но ведь мы заменяем их. Мы все готовы. И они нас заменят в нужную минуту по долгу дружбы и товарищества, маэстро!
Вы все готовы?
Все.
Но я вижу одни барабаны! Надо же, чтобы одни барабанщики собрались!
Это недоразумение, маэстро. Чистая случайность. Какая-то путаница произошла. Такое бывает раз в жизни, маэстро.
Но это безобразие! Это даже не замена! Бред! Сплошные барабаны, черт возьми! Оркестра нет, а впрочем Все готовы?
Все.
Начнем! Новаторский оркестр! Что в мире не творится! Мы не отстанем, мы тоже пойдем вперед, черт возьми! Яблоко Ньютона, черт возьми! Начнем!
И Рудольф Ивановский взмахнул своей дирижерской палочкой, и барабанный оркестр грянул как гром с ясного неба под сводами театра.
Среди потока самотека
Убедившись в том, что я ничего не умею делать, я начал писать рассказы.
Я посылал их во все журналы и везде получал отказы.
Но это меня не останавливало. Многие писатели начинали таким же образом, можно вспомнить Джека Лондона. Он тоже не сразу пробился, не сразу стал великим писателем. Мысль, что я не умею писать рассказы, мне даже в голову не приходила. Невозможно же, в самом деле, даже рассказы писать не уметь!
Глядя на портрет Джека Лондона, я улыбался и говорил:
Вот так-то, коллега, не сразу нас с тобой поняли!
И вдруг я получаю приятное письмо из солидного журнала за подписью консультанта. Он пишет: «среди потока самотека я обратил внимание на ваш рассказ «Яблоки из Гурзуфа», который не кажется мне неинтересным» Дальше мне предлагалось зайти.
«Среди потока самотека рассказ ваш взволновал глубоко» с радостью насвистываю и напеваю.
Письмо наклеил на картонку. Чтобы раньше времени не истрепалось. Согнул пополам. И в карман. Чтобы те, кто во мне сомневались, изменили свое мнение, когда им ткнут в нос.
Никто до этого не предлагал мне зайти в редакцию. Наоборот: советовали не заходить и даже не писать. А тут колесо фортуны, как говорится, повернулось в обратную сторону. Точь-в-точь, как у Джека Лондона в его романе «Мартин Иден».
Помчался в редакцию, нашел в конце коридора в темном углу консультанта за столиком.
Это я. говорю, написал «Яблоки из Гурзуфа». И показываю ему письмо, наклеенное на картонку.
Он свой почерк узнал, а рассказ не мог вспомнить.
Мы вместе вспоминали, а потом искали рукопись: она у него куда-то запропастилась, попала не в ту папку. Он все папки перерыл, но рассказа не нашел.
На другой день приношу второй экземпляр «Яблок из Гурзуфа».
Он рассказ прочел и говорит:
Ну как же, помню! Сразу видно, что вы были в Гурзуфе и все видели своими глазами. Очень точно сказано про жару. Жара там действительно есть. У вас очень хорошо написано: «жжет». Она именно жжет. А вы не были в Кушке?
И я сказал, что был в Кушке, хотя там никогда не был.
Вы помните Кушку? спросил консультант.
Еще как!
Я служил там, сказал консультант. Вот где жара!
В Гурзуфе тоже жарко! испугался я.
Нет, в Кушке жарче Там жжет, сказал он задумчиво.
Значит, все в порядке?
В порядке? Там, в Кушке, осталась моя любовь. Она осталась там, а я уехал. Разве это порядок?..
У меня отлегло от сердца.
Напишите ей письмо, сказал я.
Такая загорелая девка сказал он откровенно.
Позовите ее сюда, сказал я.
Слово «жжет» меня покорило в вашем рассказе. Меня всю жизнь что-нибудь жжет. То солнце. То работа. То любовь. Очень емкое слово!
Старался вовсю, сказал я. Специально для этого нелинованную тетрадку купил. Не получается лист рву безо всякого! Долой! Раз не получается!
Это очень хорошо Пойдемте к редактору, я вас ему представлю.
Редактор сказал консультанту:
В таком случае, милый, не возьметесь ли вы сами редактировать рассказ? Вы открыли нового автора, так будьте для начала его редактором, тем более у нас освобождается штатная единица.
У него точные слова, сказал консультант. У него очень точные слова
Тем более у него очень точные слова, сказал редактор. Я, правда, не читал рассказа, но я думаю, у него точные слова, раз вы говорите, что они у него точные.
Рассказ был напечатан.
А на следующий день моего нового редактора, бывшего консультанта, уволили.
Не думаю, что за меня. Но в то же время у него ведь не было других авторов
Как же я теперь буду жить? пожаловался он мне. Я ведь не умею ничего делать
Я подбодрил его.
Пишите рассказы, сказал я, пишите их побольше, рассылайте во все издательства, как Мартин Иден. Действуйте, как я. И все будет в порядке.
Давайте вдвоем, сказал он, у меня одного не получится.