Видимо, все-таки, понты. Ибо на повестке дня очередная атака клоуна. Пятая по счету.
Место действия романа глухая провинция, город Острог. Ну, с этим проблем не предвидится. Периферию столичные мастера культуры собирают из готовых деталей, как конструктор PlayBIG: грязь, отара пьяных аборигенов, полудохлый завод, селедка под шубой yes! Се вид Отечества, лубок. А большего и не надо: все же знают, что за МКАДом леший бродит, и псоглавцы кукишем крестятся.
В провинции С.Ф. бывал вел программу «Ездим дома», то есть катался на собаках с Татьяной Арно, чей бюст гарантированно перевешивал все информационные поводы. Теперь пришлось наверстывать упущенное по любимым новостным лентам. Впервые Филипенко опробовал эту схему в «Красном кресте» вроде как удалось. Ну, так с Богом! Однако компетентный Герасимец, что называется, слышал звон
В провинции С.Ф. бывал вел программу «Ездим дома», то есть катался на собаках с Татьяной Арно, чей бюст гарантированно перевешивал все информационные поводы. Теперь пришлось наверстывать упущенное по любимым новостным лентам. Впервые Филипенко опробовал эту схему в «Красном кресте» вроде как удалось. Ну, так с Богом! Однако компетентный Герасимец, что называется, слышал звон
В Остроге местный олигарх озолотился, засеяв бесхозные поля хлопком. Да, было дело: вывели в ВолГАУ ультраскороспелый сорт хлопчатника ПГССХ-1 и в 2018-м даже собрали 80 тонн хлопка. Но где? в степях Волгоградской области. В соседних регионах товарную продукцию получить не удалось. Что уж толковать о затерянном в северных лесах городке?
В Остроге Русская православная церковь отсудила у старообрядцев мощи святого Афиногена. Верно, был такой прецедент: в 2015-м Росимущество выиграло у Российской православной автономной церкви, основанной в 1990-м и не признанной Московским патриархатом, процесс о мощах преподобных Евфимия и Евфросинии Суздальских. Но каким ветром занесло мощи священномученика Афиногена Пидахфойского из Кремля в Острог? А если это мощи раскольничьего архиерея-самозванца XVIII века, то зачем они никонианам?
Можно и продолжить, но в этом случае дело кончится построчным комментарием. Чтоб закрыть тему провинции: под занавес выясняется, что Острог областной центр. Областной центр? Эта жопа мира, где на улицах хребты мерзлой грязи, где всей промышленности один завод, где даже порядочной церкви нет, лишь тюремная часовня?.. А что я говорил? леший и псоглавцы. Глубочайшее знание материала.
Ах да, чуть не забыл. Старообрядческого священника в романе кличут а вот ни за что не угадаете: отец Каземат. А почему не Бастион? Герасимец ты наш вечерний, из каких таких святцев погоняло? После чего можно с легкой душой отправить книжку в топку. Но не мне: ноблесс меня оближ.
Впору огласить спойлер: щедрый олигарх-хлопковод отправил за свой счет весь местный детдом в Грецию. Сметливые детишки поняли, что в России не видать им ни теплого моря, ни феты с оливками и принялись дружно резаться, вешаться и бросаться из окон.
Незатейливый сюжет, зато как обставлен. Главы претенциозно названы песнями: трагедия-то греческая, сиречь τραγωδία козлиная песнь, и в случае С.Ф. это чистая правда. Самоубийства статистов помилуй Бог, так это же Нобелевская лекция Бродского: «В настоящей трагедии гибнет не герой гибнет хор». Герой-следователь, впрочем, тоже руки на себя наложил. Ибо в лубке героев нет, есть функции: разъяснил скорбные дела детдомовские goodbye, my love, goodbye! Целевая аудитория насквозь промокла: слезовыжималка работает с повышенным КПД тут вам и сирое провинциальное паскудство, и слезинка замученного ребенка. Грех не присоединиться. Тем паче, вникать ни во что не надо гуманный автор все растолкует.
Вот сиамские близнецы Люба и Вера, которых автор ассоциирует с двуглавым орлом. У одной орлицы фейс поцарапан, у другой губа разбита: никак не могут решить, Крым наш или не наш. Дело, кстати, опять-таки кончится кр-ровищей: «Пока одна из сестер спала, вторая решила покончить с собой и наглоталась таблеток Завязалась драка, в ходе которой они выбрались сюда, и вот эта нанесла четыре ножевых ранения этой, а затем ударила в сердце себе». Что не ясно?
Вот местный Дон Кишот по имени Петя малюет плакат для одиночного экологического пикета. Лист ватмана прижат четырьмя книгами: «451 градус по Фаренгейту», «Над кукушкиным гнездом», «1984» и «Незнайка в Солнечном городе». Вопросы есть?
А город под названием Острог, где и работать-то негде, кроме как вертухаем, какой масштабный, какой глубокий символ! Гамлетовский: Россия тюрьма. Можно подумать, глянцевый Герасимец, автор «Сноба» и «GQ» шконарь давит, а не кресло в партере «Гоголь-центра».
Бесплатно прилагается полный набор новореалистических штампов: малолетка, не знающая, кто ее обрюхатил, менты-садисты, аминазин Ну, это вы и без меня знаете: ночь, улица, маньяк, калека калека, улица, маньяк. Канон незыблем со времени «600 секунд». И воевода Невзоров дозором обходит владенья свои, попутно проверяя посты. Пароль: легко ли быть молодым? Отзыв: так жить нельзя!
Но перестроечных слоганов фатально не хватает на пять с половиной авторских листов. Чучело прозы приходится набивать опилками. Да не перва зима волку: в «Красном кресте» роль наполнителя играли стихи Барто, Рыжий, Вяземский, Георгий Иванов, Леннон. В «Острог», кроме бесконечных цитат из российской попсы, имплантирован оммаж себе, любимому рассказ Филипенко «Катаракта», опубликованный в «Esquire». А что, дешево и сердито.
Но перестроечных слоганов фатально не хватает на пять с половиной авторских листов. Чучело прозы приходится набивать опилками. Да не перва зима волку: в «Красном кресте» роль наполнителя играли стихи Барто, Рыжий, Вяземский, Георгий Иванов, Леннон. В «Острог», кроме бесконечных цитат из российской попсы, имплантирован оммаж себе, любимому рассказ Филипенко «Катаракта», опубликованный в «Esquire». А что, дешево и сердито.
Скучно? Мне тоже. Но добрый сочинитель на этот случай припас развлечение: для начала расскажет, как следак в сортире аэропорта дрочил на светлый образ бывшей жены, а потом с сиамскими близняшками любовью занимался. Не пугайтесь, во сне.
Кажется, все сказано. Без ответа остался лишь один вопрос: вам шашечки или ехать?
Этюд в кременьких тонах
В. Пустовая «Ода радости». М., «Эксмо», 2019
Валерия Пустовая, могучий столбище российской литкритики, решила: наша попа рождена сверкать. И, невзирая на релятивное отношение к содержанию победительной правды, нелепое сближение пафоса выкриков из трюма, окриков от руля и манифестацию рабовладельческих полномочий земной необходимости, добровольно сошла с лощеного паркета на топкую почву прозаического подполья, чтобы проявить юзера как человека и раздвинуть экран до мироздания. Это мир наших аватаров, щупающих ногами отзывчивую землю, это плотный мир, в котором еще не выедено пустот непознанно-нулевая мифологема России, разоблачение тайны, вскрытие комплексующего и вожделеющего «Оно», одушевление тени. Ибо человек литературен по природе потому что не может не вжевывать резину в почву опыта.
Эта термоядерная шизофазия, сплошь из раскавыченных цитат В.П., переводится на русский кратко: критикесса написала роман. Автобиографический, если кто не в курсе.
Наткнувшись в тексте на «кременький с розовеньким диванчик», я понял, что не обойдусь без Олейникова: «Трещит диванчик, / Мы с вами тут, / У нас романчик, / И вам капут». Все и впрямь по классику: мы с вами тут, романчик и диванчик в наличии. А капут сейчас организуем. Долго ли умеючи.
Я уже столько писал отечественную эгобеллетристику, что сейчас вряд ли скажу нечто новое. Уж не взыщите.
Полузабытый японский жанр (на языке оригинала «ватакуси сесэцу»), популярный на рубеже XIXXX веков, невзначай воскрес здесь и сейчас. Побег сакуры отменно прижился на русской березе, и что ни год, плодоносит: то Аствацатуров, то Скульская, то Москвина, то Непогодин, то Степанова, то Громова имена их ты, Господи, веси. Банзай, коллеги, и мы не лаптем мисо хлебаем!
И с чего бы вдруг состоялось второе пришествие?
Перефразируя Славоя Жижека, скажу: политика, экономика, религия, общественная жизнь превратились в инсценировки. Единственная несомненная реальность спектакулярного мира ты сам. Стало быть, достоин памятника нерукотворного.
А вот это уже спорный вопрос, достоин ли. Будь моя воля, отправлял бы всех эгобеллетристов на консультацию к Веллеру: «Сами по себе вы никому не интересны, успокойтесь Если вы не герой и не звезда, то ваша собственная жизнь со всеми ее подробностями никого не волнует».
Верно, все жанры хороши, кроме скучного. Да поди-ка объясни это литератору, которого всяк Божий день манечка навещает. Потому Скульская доверительно поведала публике про мамино крепдешиновое платье с полотняными подмышниками. Москвина про дедушку Иделя Мовшиевича, который запрещал бабушке делать аборты. Степанова про прадедушку Залмана, что варил мыло, про бабушку Дору, что варила гороховый суп и тетю Галю, что варила кофе и писала на редкость содержательный дневник о погоде и мороженых овощах. Громова про папу, который категорически не собирался жениться на маме. Exegi monumentum, ага. «Новая искренность», если кто не понял.
Злоязыкий Роман Арбитман писал: если старая искренность тихо плакала в чулане, то новая повела себя напористо, под стать коробейнику в электричке. Но авторы предлагают публике не газеты самих себя. Свои копеечные взлеты и грошовые падения, свою пыльную скуку и уцененные измены. Зачем? они и у читателя точно такие же.
Вопреки гуманному Евтушенко, людей неинтересных в мире есть. И гораздо больше, чем хотелось бы.
К чему все это говорю? к тому, что Пустовая ничем не отличается от предшественников. Сейчас сами увидите.
В.П. не обновила канон и даже в шлифовке его не особо отличилась. Приданое у нашей пишбарышни знатное: ворох многословных фейсбучных почеркушек. Такой багаж публике в последние годы предъявляли все, кому не лень от маститого Гришковца до безвестного Ромы Сита. Сенсаций, воля ваша, не упомню. Но для человека чужого опыта не существует хотя уж критику-то сам Бог велел тематическое досье собрать
В.П. не обновила канон и даже в шлифовке его не особо отличилась. Приданое у нашей пишбарышни знатное: ворох многословных фейсбучных почеркушек. Такой багаж публике в последние годы предъявляли все, кому не лень от маститого Гришковца до безвестного Ромы Сита. Сенсаций, воля ваша, не упомню. Но для человека чужого опыта не существует хотя уж критику-то сам Бог велел тематическое досье собрать