А. Геласимов. Чистый кайф. М., Городец, 2020
Прозу надо выбирать по тем же критериям, что и колбасу. Написано «Докторская», значит, шансы попробовать дряни 50 на 50. А вот «Докторскую среднекошерную» брать определенно не стоит: довесок к названию прозрачно намекает на отступления от ГОСТа. Есть риск нарваться на суррогат из ферментированной свиной шкуры, сои, эмульсии и вкусовых добавок. И вообще без мяса.
То же самое с изящной словесностью. «Роман в рассказах» Прилепина, «роман-пеплум» Иванова, «роман-реконструкция» Погодиной-Кузминой, «оптический роман» Немзер такой эрзац, что и в рот не возьмешь, хоть сахаром его облепи. Нынче Геласимов пополнил жанровую палитру: «роман-flow». Не уберегли степные боги пришлось читать.
Без flow, ясен пень, тут никак: Андрей Валерьевич, задрав портки, рванул за комсомолом. Главный герой опуса Баста, он же Баста Хрю, он же Баста Бастилио, он же Ноггано, он же N1NT3ND0, он же Василий Вакуленко, он же Элла Кацнельбо простите, кажется, это уже не он. Впрочем, автор в припадке запоздалого целомудрия устыдился откровенной заказухи: это, мол, вовсе не Баста, а портрет поколения, все совпадения случайны.
Ну, насчет поколения А.Г. явно погорячился, а что до портрета Он явно парадный, все признаки налицо: акцент на социальном амплуа, театральность позы, стремление историзировать модель. Формула известная: характер нордический, стойкий, в порочащих связях не замечен. Все, что бросает на протагониста хоть слабую тень, выметено, выскоблено, вымыто со щелочью. Где наезд на Децла и компенсация морального вреда? Где поддержка пенсионной реформы с неуклюжими извинениями в финале виноват, граждане, не сразу разобрался? Где торговля тряпьем с символикой АУЕ и шапками с цифрой 228 (для справки: статья УК за наркоту)? Не дождетесь! первый президент РФ любил сопровождать эти слова характерным жестом. Вместо биографии здесь агиография, вместо жизни житие, пусть и не безгрешное, уж простите за паразитную рифму.
Житие так житие. Нет тех крепостей, которые не брал бы А.Г. Благо в руках у него безотказный и универсальный инструмент. Подробности у Льва Пирогова: «Методика Геласимова напоминает об откровениях одного советского киноактера средней руки, снискавшего народную любовь изображением цыпленка-табака в передаче Вокруг смеха. Актерское мастерство это умение пользоваться набором штампов, поучал он. Чтобы засмеялись, сделай так, чтобы заплакали этак».
Остальное дело техники. Книжку про Чечню, не видав в глаза Чечни? да как два пальца об асфальт, из подручных материалов: «Трех товарищей» и словосочетания «груз 200». Про новых русских, которых в сериале видел? за не фиг делать: из фильма «Игрушка» и слова «Лэндровер» (авторская, если что, орфография). Про рэп? да проще пареной репы: две-три готовые рифмы сомнительного качества: «сети бессмертие» плюс терминология: «панчлайн», «битбокс» и проч.
Что до прочего так все уже сказано: грузите штампы бочками. Умница-красавица непременно окажется богатой наследницей и влюбится в героя любовь такая любовь. Дед непременно наденет все боевые ордена и отправится месить ментов, что наваляли его любимому внуку ветеран такой ветеран. От наркозависимости непременно спасаются в монастыре скрепы такие скрепы. А братва такая братва. И менты такие менты. И далее по списку.
В очищенном от клише тексте легко просматриваются два лейтмотива: а) ростовская юность рэпера Пистолетто; б) личностный и творческий рост героя из Пистолетто в Бустера.
Увереннее всего А.Г. работает по чужим лекалам. Ростов 90-х с терками-разборками, бандосами-лавандосами стоит на фундаменте «Бандитского Петербурга» и «Москвы бандитской» и потому выглядит более-менее сносно. Без посторонней помощи дела идут не в пример хуже. Сочинить погоняло герою ну никак не бином Ньютона. А вот вам, мля, Пистолетто и лучше выдумать не мог. А сообразить, что опустил протагониста, уравняв его с мультяшным персонажем, слабо?
Bildungsroman о личностном росте и прощании с дурью у г-на сочинителя как-то не задался. Видимо, годного образца не нашлось. Чтобы облегчить себе задачу, Геласимов силком засунул в текст аллегорию: эдемского змия в образе недобитой гадюки. Только вообразите: жила себе рептилия, хоть и башку размозжили, пока не уничтожил ее деревенский паренек, научившийся у экс-Пистолетто музыке. Мораль: искусство победило порок. Спасибо, а то мы не в курсе.
Кстати, с искусством и творческим ростом в романе вообще никак. Хотя примеров для подражания в мировой литературе более чем. Видимо, ниггерские частушки, перепертые на язык родных осин, не особо вписываются в этот паттерн. В итоге Геласимов, обреченный на самостоятельную работу, стопицот раз пересказывает одну и ту же немудрящую историю: как четкий пацан с раена всех порвал-ушатал-раскачал своим очередным чумовым-угарным-улетным треком. Для заказчика, понятно, это чистый кайф, но читателю-то вовсе не по кайфу.
Про сюжет вроде бы все ясно. А про композицию лучше и не вспоминать. В романе четыре хронотопа: настоящее гастроли в Дортмунде, прошлое бандитский Ростов, монастырь на Псковщине и Москва эпохи гламура. Повествование конвульсивно дергается туда-сюда-обратно, но зачем одному А.Г. ведомо. Флэшбеки мотивированы лишь в первой части, где герой встречает подружку ростовской поры, ныне Geschäftsfrau, а дальше возникают без всякой логики, по авторской прихоти.
Структура в романе отсутствует. Дальше грядет полный триумф апофатики: в «Чистом кайфе» нет ни характеров, ни портретов, ни мало-мальски убедительной психологии. Не дождетесь! следует характерный ельцинский жест. У Жоры подключичный катетер, а у Вадоса «потолстевшая корма» вот и вся разница между героями второго плана. Умница-красавица Юля тоже начисто лишена всякой индивидуальности, вплоть до вторичных половых признаков. Оно и понятно: она не героиня, а функция восхищается Бустером, и хватит с нее. Сам Бустер, судя по речи, невразумителен гопояз пополам с метафорами: «Он будто оброс новой оболочкой, вплавился в нее, как жук в смолу».
Структура в романе отсутствует. Дальше грядет полный триумф апофатики: в «Чистом кайфе» нет ни характеров, ни портретов, ни мало-мальски убедительной психологии. Не дождетесь! следует характерный ельцинский жест. У Жоры подключичный катетер, а у Вадоса «потолстевшая корма» вот и вся разница между героями второго плана. Умница-красавица Юля тоже начисто лишена всякой индивидуальности, вплоть до вторичных половых признаков. Оно и понятно: она не героиня, а функция восхищается Бустером, и хватит с нее. Сам Бустер, судя по речи, невразумителен гопояз пополам с метафорами: «Он будто оброс новой оболочкой, вплавился в нее, как жук в смолу».
Что в книге хорошего, так это качественная редактура. Не в пример прежним текстам из «Эксмо»: «пожар нечеловеческой боли в истерзанной рогоносным статусом хрипатой груди», «она пломбировала его кричальное отверстие» Респект редактору Пучковой. А то ж хотелось намертво запломбировать автору все наличные отверстия, чтоб неповадно было.
Скучные все это материи, надо сказать. Но финал «Чистого кайфа» и того скучнее за happy end Геласимову впору вручить удостоверение кондитера шестого разряда. Экс-Пистолетто разъезжанто кабриолето и держит банко миллионо. Счастливое семейство гуляет по Дортмунду, а детишки «Публика, хоть не понимала ни единого слова, была в полном восторге. Не каждый день два крохотных человека читают у них в старом городе русский рэп».
А чего вы, собственно, хотели? Контркультура мерзость еще бóльшая, чем официальная культура. Андерграунд кончается там, где начинаются гонорары, но продолжает прикидываться таковым. Тому в истории мы тьму примеров слышим, от Маяковского до Шнура. Баста явление того же порядка, глянцевый яппи с закосом под реального пацана. Так что, извините, без вариантов
При всем при том не слишком понятно, чем «Чистый кайф» читателю ценен. Михаил Визель по доброте душевной подсказывает: «Геласимова интересует несколько внесюжетных тем, доселе в русской литературе не особо разработанных. Во-первых, скользкая тема веществ, на которых плотно торчат все без исключения герои в первой части. А во-вторых, что существеннее тот самый невозможный рэперский язык. Который какой-нибудь профессор кафедры славистики немецкого университета, привыкший профессионально восторгаться Буниным и Набоковым, не колеблясь, определил бы как клоачный».
Ага, нашел первопроходца. Скользкую тему веществ, насколько помню, впервые затронул Гумилев в рассказе «Путешествие в страну эфира». А дальше были булгаковский «Морфий», агеевский «Роман с кокаином» и так далее вплоть до ширяновского «Низшего пилотажа». Невозможный язык так это тоже традиция: от классической фени в «Лучшем из них» до гопояза в «Добыть Тарковского». Зачем тратить время и деньги на семьдесят седьмую воду на чужом киселе? вопрос остается открытым.
По легенде, товарищ Сталин, прочитав «С тобой и без тебя», хмыкнул в усы: «Эту книгу нужно было издать в двух экземплярах для него и для нее». Вот и «Чистый кайф» надо было печатать тем же тиражом: автору и заказчику. А публика тут совершенно лишняя.
О национальной мерзости великороссов
Намедни Людмила Улицкая в интервью «ВопЛям» объявила: «Россия страна традиционно антисемитская Речь, собственно, идет не столько об антисемитизме, которым сильно заражена была русская культурная общественность, а о ксенофобии, о нелюбви к другим, к чужим, которые едят другую пищу, молятся другому богу».
Хм. Сдается мне, есть здесь сермяжная неправда. Тимура Муцураева помните? Если нет, я напомню: «Нам равных нет, мы все сметем! / Держись, Россия, мы идем!» На редкость толерантная и политкорректнаялирика, аж Минюст включил в список экстремистских материалов под номером 691. А что же автор, пострижен и посажен? Нет, по слухам, командует сельским Домом культуры в Чечне. Да-а, страшна русская ксенофобия. Страшнее Кинга и Лавкрафта вместе взятых.
Пример показательный и далеко не единственный. Нынче всяк уважающий себя литератор просто обязан доложить граду и миру о национальной мерзости великороссов. И ничего, знаете. Даже без Минюста обходится.
Чижова: волки против пауков
Информация к размышлению: Чижова Елена Семеновна. Кандидат экономических наук. Директор Санкт-Петербургского Русского ПЕН-клуба. Автор десяти изданных книг общим тиражом 207 тысяч экземпляров. Лауреат премий журнала «Звезда» и «Северная Пальмира» за роман «Крошки Цахес» (2001). Лауреат «Русского Букера» за роман «Время женщин» (2009), на момент присуждения премии не известный массовому читателю.