Пурпурный рассвет. Эпидемия - Руслан Темир 30 стр.


«Не могли же все так быстро заболеть? Количество зараженных, по сообщения в сети, огромное, но не настолько. Может эвакуировались? Может они с Юлей пропустили сообщение о какую-то государственной инициативе по обеспечению безопасности, и всех людей просто вывезли в безопасный район?» - размышляя, Вадим посмотрел на Юлю. Она бегала взглядом по окнам мелькавших мимо домов, закусив нижнюю губу, то и дело потирая левый висок.

Такую же картину запустения наблюдали во всех следующих селах. Лишь при выезде на трассу, ведущую к городу, увидели первую встречную машину и немного успокоились. Значит не одни, и ничего важного не упустили.

Через час въехали в город. Вадим ждал кордоны, карантинные службы, на худой конец - полицию. Но въезд в город свободен. На улицах лишь несколько машин, как будто это не в один из крупнейших городов юга России, а в захолустная деревня без асфальтированных дорог. Светофоры работали в режиме желтого мигающего сигнала. Пешеходов вообще не видно. Вадим сбавил скорость, и ехал, внимательно осматриваясь по сторонам. Перед одним из перекрестков, над которым издевательски сиял рекламный баннер «Геленджик место, где вы захотите остаться навсегда!», пришлось резко остановиться. Свора бродячих собак не меньше дюжины перебегали дорогу, по-хозяйски, ничего не опасаясь.

- Быстро же они обнаглели. - Буркнул Воеводов, вдавливая клаксон до упора.

Султан, увидев дворняжек, зарычал, оголив ряд белоснежных клыков. Юля посмотрела на волкодава, и сглотнула, попадись ее рука или нога в такую пасть перекусит, как хлебную палочку.

Собаки сигнала не испугались, удалось тронуться только тогда, когда они перебежали дорогу. Путь до больницы шел без поворотов по одной из главных и самых крупных улиц города Луначарского. Не смотря на четыре полосы, в час пик на ней собиралась приличная пробка, в которой можно было потерять не меньше часа. Сейчас улица больше походила на шоссе в пустыне из американских фильмов, только перекати-поля не хватало.

Подъехав к пропускному пункту гостиницы, Вадим посигналил. В окошке охранников никакого движения. Посигналил еще раз и опять никакой реакции. Выйдя из машины, подошел к стеклу, постучал и заглянул внутрь.

- Что там? спросила Юля, когда он вернулся обратно.

- Да фигня какая-то. Никого нет. Все выключено. На шлагбауме замок висит. И это Вадим посмотрел прямо перед собой. На территории армейские грузовики стоят.

- А зачем они тут? Юля не поняла связи, но встревожилась от одного вида Воеводова.

- Не знаю, но явно не из-за хорошего. Он завел машину и сдал назад.

- Куда мы?

- Тут есть еще один вход, ближе к зданию, сейчас объедем.

Вывернули обратно на Луначарского, и проехав вдоль всей больницы, свернули за небольшим магазином направо. За забором показался главный корпус. На небольшой площадке перед калиткой стояло два десятка машин. Вадим не стал церемониться и остановился прямо перед входом. Он уже не мог сидеть на месте, и чуть ли не выпрыгнул из машины.

- Пойдем, вход в приемное отделение здесь.

Они пересекли широкую заасфальтированную площадку и поднялась по ступеням к белой двери входа. Закрыто. За стеклом никого не видно. Воеводов несколько раз постучал, и только потом увидел кнопку радиозвонка. Нажал, никакой реакции, нажал еще несколько раз. В коридоре, размываемая несколькими стеклопакетами, показалась смутная фигура. Чем ближе она приближалась, тем лучше становилось рассматривался человек в военной форме с автоматом. Шел он медленно, чуть покачиваясь. Открыв первую дверь, парень, судя по погонам срочник, вышел в тамбур. Как только солдат увидел людей за стеклом, его, и без того воспаленные, глаза выпучились еще сильнее.

- Вы что еба. Совсем с ума сошли? Передавали, же, что запрещено самовольное обращение в больницы! Кричать у него получилось не очень, сиплый и севший голос еле пробил толщу стекла.

- Слышишь, салага. Ты как со старшими по званию разговариваешь? Вадим сдержался, чтобы не выразиться по крепче.

- Я, это того - Солдат начал запинаться, не ожидая такого отпора.

- Капитан Воеводов. Позови старшего или медперсонал. То, что Вадим уже в запасе, солдату знать было не нужно.

Трюк сработал, и военнослужащий скрылся в коридоре. Через пять минут вернулся в сопровождении врача, судя по белому халату. Медик выглядел не лучше, чем солдат: крупные капли испарины на лбу, ввалившиеся щеки, посиневшая кожа, приступы кашля.

- Что вы хотели? - Упершись рукой в стекло, спросил врач.

- Мне нужны данные по двум пациентам. Может откроете дверь? Вадим демонстративно дернул дверную ручку.

- Исключено. Карантин. Вы из каких войск? Спросил медик, и согнулся в приступе кашля.

- Не важно, но могу связаться, что бы вас поторопили.

- Некому уже звонить. Ладно, назовите фамилии.

- Воеводова, и - Вадим повернулся к Юле.

- Шныков, Владимир Шныков. Девяносто третьего года рождения. Юля поддалась вперед.

- Ждите здесь. Доктор скрылся в глубине коридора, оставив солдата одного на входе.

Время до его возвращения тянулось как расплавленный гудрон. Вадим начал ходить кругами, жалея о том, что бросил курить. Девушка скрестила руки на груди и жевала нижнюю губу.

Через десять минут вернулся врач, неся в руках кипу бумаг, вид у него был еще более подавленный. Вадим учащенно задышал, и подошел ближе к двери.

- Так, Воеводова. Скончалась вчера в двадцать три сорок восемь. Шныков Владимир, сегодня утром, в девять сорок семь. Двое поступивших с ним, тоже. Говорил он монотонно, без эмоций, словно произносил такие слова уже тысячный раз за последние дни. Сожалею. Тела не выдаем. Говорил уже, карантин. Все в крематории. Прах и свидетельства о смерти можете востребовать позже. Если выживете.

Закончив, он развернулся, дернул солдата за руку, и скрылся с ним за за закрытой дверью.

Вадим стоял на одном месте и смотрел им в след.

«-Скончалась. Вчера. В одиннадцать вечера. Мама умерла. Он медленно, по слогам, проговаривал слова в голове, не веря им. Ее сожгут. Даже не увижу её. -»

В себя его вернул громкий крик. Повернулся назад и увидел, как Юля опустилась на асфальт, надрывая горло. Люди так не кричат, это больше походило на предсмертный крик животного. Глаза девушки выглядели сумасшедше, как будто разум покинул ее вместе с исторгнутым из легких воздухом.

- Тихо, тихо. Вадим подбежал и опустился рядом. Он не знал, что нужно делать, как успокоить, ведь самого разрывало горе. Неуклюже коснулся ее плеча. Юля посмотрела на него и перестала кричать, во взгляде стоял немой вопрос и она, сорвавшись в плач, уткнулась ему в плечо. Обнял ее за плечи и отвернулся, что бы не видела, как по щекам побежали слезы.

26 июня

21.11 по московскому времени

Всю дорогу из Геленджика до Бетты ехали молча. Юля то плакала, то затихала, безучастно смотря в окно. Султан пытался пробраться к хозяину, но ему все время мешали рычаг коробки передач и ремень безопасности. Смирившись, пес положил голову на колени к девушке.

Вадим ехал медленно, оттягивая приезд. Он не знал, что делать дальше. Вообще не было желания, что-либо делать дальше. Единственный человек, которого любил, умер. Кроме матери у него никого не было. Отец погиб, когда ему не было и двух лет. Мать рассказывала, что папаша любил выпить, и, вспомнив армейские годы, нарядиться в тельняшку и отправиться на поиски приключений. Мужиком он был рослым и крепким, немногие решались связываться с пьяным бугаем, что еще сильнее развязывало ему руки. Старший Воеводов частенько вытаскивала его из «обезьянника»[1]. Но коса всегда найдет свой камень, и в одной из драк отцу проломили череп. Умер не сразу, пролежав в реанимации несколько месяцев. В конце концов его отключили от систем жизнеобеспечения, написав в свидетельстве - «смерть головного мозга». С тех пор жили вдвоем с матерью. Других родственников у них не было, родителей мама потеряла еще во времена Великой отечественной. А теперь он вообще остался один, если не считать пса.

- Вадим. Юля вырвала Воеводова из пучины мыслей.

- М?

- Что дальше делать? Как мне домой вернуться? Голос её звучал как через подушку- глухой, сдавленный.

- Не очень хорошее решение. Вадим не отводил взгляд от дороги.

- Это почему? У меня там семья, родители.

- Ты давно им звонила. Новости видела?

- Позавчера разговаривали. Сегодня звонила, не ответили. Папа говорил, что не очень себя - Юля осеклась, понимая к чему он клонит. Отвернулась к стеклу и тихо заплакала.

- Понимаю, что ты чувствуешь. Но и ты должна понимать. Видишь же, сколько заболевших и умерших. Вадим громко вздохнул. Говорить было тяжело, даже просто дышать тяжело, как будто он пытается вдохнуть под водой. Там большой город. Эпидемия уже везде. Риск заражения очень высокий. Даже если доберешься, там будет намного сложнее. От людей можно ждать чего угодно в такой ситуации. У тебя там есть кому защитить?

Девушка сначала кивнула, затем по её лицу проскочила тень сомнения.

- Некому.

- Оставайся у меня. Сколько хочешь. Еды хватит. Подождем, что будет дальше. А там уже решим. Как уляжется, я тебя сам отвезу.

- Вадим. Юля повернула к нему заплаканное лицо. Ты и так уже очень много для меня сделал.

- Давай помолчим. Прервал он ее, стараясь сделать это как можно мягче. Поговорим лучше завтра.

Девушка отвернулась обратно к окну, положив руку на голову Султана.

Воеводов смотрел на дорогу и бегущую ему навстречу разделительную полосу. Он знал каждый метр этих тридцати с лишним километров. Каждый участок связан с каким-то воспоминанием или событием. Эту гору он рассматривал из окна рейсового автобуса, когда с матерью ездили в Геленджик, выбирать подарок по случаю окончания начальной школы. А вот на этот подлесок смотрел, когда впервые слушал компакт диск группы Нирвана, который тогда казался ему каким-то откровением. Вот на этом повороте стояли больше двух часов, когда ездили с дядей Геной и его семьей в дельфинарий, в машине перегрелись тормоза и мама с женой дяди Гены бегали к речке, набирали воды и поливали колеса, не зная, что диски могут от этого лопнуть. О матери напоминало абсолютно всё. Горе превратилось в сгусток тугой боли. Легкие, сердце и желудок начали скручиваться в тугой комок, сбивая дыхание и заставляя согнуться. Если бы в машине не было девушки, наверное, дал волю бы чувствам, но как всегда сдерживался и скрывал эмоции. О том, что будет, когда войдет в квартиру, где мамой пропитан каждый сантиметр, даже боялся думать.

Назад Дальше