Анна Хейнс справедливо предполагала, что суть «Заявления» наверняка не секрет для большевиков:
Я думаю, что послание Уоттса было наверняка перехвачено и давно лежит на столе у Чичерина: вся почта из Москвы приходит вскрытой.
Как мы упомянули выше, Артур Уоттс, несмотря на неприятие «Заявления», уже цитировал выдержки из него в своем послании советскому чиновнику.
Этим чиновником был симпатизировавший квакерам начальник отдела стран Антанты и Скандинавии НКИД Сантери Нуортева, которому Уоттс писал:
Я убежден, что наш Комитет всегда с готовностью будет предоставлять продовольственную и материальную помощь там, где в ней есть нужда, не ставя никаких дополнительных условий, таких как разрешение на распространение религиозного учения Общества Друзей. Тем не менее квакеры полагают, что Вам необходимо знать, что мы имеем желание вступить в религиозное братство с русскими людьми, которые исповедуют взгляды, схожие с нашими собственными.
Возможно потому, что текст «Заявления о намерениях» и в самом деле уже давно был перехвачен чекистами, слова о религиозном братстве не стали чем-то шокирующе новым для Нуортевы: никакой реакции на это с его стороны не последовало.
Зная о перлюстрации писем в Советской России, Анна Хейнс сообщала Вилбуру Томасу про первую русскую квакерею:
Графиня Ольга Толстая была принята в квакеры Лондонским годовым собранием по ее просьбе, устно переданной в Лондон через Грегори Уэлча. Поскольку вчера нам было ясно, что шансы на возвращение Уэлча в Москву никакие, меня попросили передать Ольге Толстой устное уведомление о принятии ее в квакеры: мы полагаем, что письменное подтверждение принятия ее в некое английское Общество в нынешние времена может создать определенные трудности для графини Толстой.
Анна Хейнс получила разрешение снова въехать в Россию 24 ноября 1920 года; 27 числа того же месяца она отправилась в Москву из Ревеля через Петроград. С первого же дня она принялась за дела, которых было невпроворот. Продукты питания, медикаменты и прочие грузы шли из Англии и США морем до Эстонской столицы. Там они перегружались в железнодорожные вагоны, и состав шел до Москвы. В Москве груз размещался на квакерском складе. Уже через месяц после приезда Анны Хейнс Центросоюз выделил двум квакерам складское помещение 5 на Переведеновке, рядом с железнодорожными путями. После сортировки на складе продукты питания и медикаменты распределялись по многочисленным организациям, с которыми установил контакты Артур Уоттс: так называемым лесным школам, детским больницам, родильным домам, молочным кухням для новорожденных.
Уоттс и Хейнс получали не только квакерские грузы: через них шло распределение грузов Фонда русских детей, Фонда спасения детей и АРА. Работать приходилось в конторке в самом здании склада, но спустя какое-то время офис перенесли в город: он располагался в Наркомпроде, в Верхних торговых рядах (нынешнем ГУМе), в квартире 201 на третьем этаже. Артур и Анна набрали русский штат для работы на складе: люди занимались распаковкой и упаковкой, административной текучкой.
Зарплату русским сотрудникам платили российские власти, но квакеры понимали, что замерзающие и голодные люди не смогут работать с продуктами и гуманитарной помощью (одеждой) «без определенной для нас потери», как деликатно выразилась Анна Хейнс. Поэтому было принято решение о выделении русским сотрудникам некоторого количества продуктов и одежды из того, что поступало в Россию.
Зарплату русским сотрудникам платили российские власти, но квакеры понимали, что замерзающие и голодные люди не смогут работать с продуктами и гуманитарной помощью (одеждой) «без определенной для нас потери», как деликатно выразилась Анна Хейнс. Поэтому было принято решение о выделении русским сотрудникам некоторого количества продуктов и одежды из того, что поступало в Россию.
Наркомпрод РСФСР подписал соглашение с квакерами, закреплявшее за ними право хранить и распределять продукты питания и медицинские препараты, доставленные в Москву из Соединенных Штатов и Великобритании. Непосредственно распределением занимались советские учреждения, но квакеры имели право на любую инспекцию и проверку того, куда пришли поставки.
Анна Хейнс и Артур Уоттс жили на пересечении улиц Рождественки и Софийки, в гостинице «Савой», которая к тому времени стала общежитием НКИД. Уоттс добирался на работу на велосипеде, а Анна ходила пешком: путь неблизкий. В те дни транспортная проблема в Москве стояла остро: автомобилей почти не было, извозчики были непомерно дороги, а трамвайное сообщение оставалось крайне ненадежным. Поэтому в очередном письме Анна Хейнс давала практический совет на будущее:
Каждый новый работник, приезжающий в Россию, должен привезти с собой какое-то транспортное средство: велосипед, мотоцикл или «Форд». Вполне возможно, что бензин для нас будет бесплатным. Найм автомобиля теперь обойдется в 2000 рублей за милю.
22 декабря 1920 года открылся VIII съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов РСФСР. Артур Уоттс отправился туда, чтобы послушать выступление Ленина. Уоттс писал, что Ленин в своей речи подчеркнул, что большевики должны делать свои программы понятными для крестьян, что коммунисты должны быть популярны в крестьянской среде. Анна Хейнс тоже посетила съезд: ей запомнилось выступление, в котором говорилось о «городах-садах» как идеале для промышленности, удобных для проживания и для работы.
В декабре 1920 года небольшая англо-американская диаспора в Москве вместе с несколькими сотрудниками НКИД организовала рождественский ужин. Среди приглашенных советских чиновников почетным гостем был Нуортева, помощник секретаря НКИД, с которым квакеры продуктивно сотрудничали. Он произнес речь, в которой высоко оценил помощь квакеров, сказав, что они единственная организация социальной службы, в отношении которой Советская Россия не имеет никаких замечаний в смысле злоупотребления заявленной миссией.
Теперь, когда квакеры обзавелись собственным офисом, складом и штатом сотрудников, надо было подумать об атрибутах официального представительства и самое главное о том, как следует назвать себя на русском языке. Вот как Анна Хейнс рассказывала в своем письме в Филадельфию о сложностях перевода:
После шести недель попыток сделать приемлемый перевод на русский язык Friends International Service мы сдались. Камнем преткновения было слово Service, для которого, как кажется, нет приемлемого русского эквивалента. Одно слово в переводе звучало как оказание чисто материальной помощи, другой вариант казался слишком религиозным, а третий я забыла, что в третьем варианте было не так, но перевод не выглядел верным, мне кажется, у него было слишком милитаристское значение. В конце концов мы пришли к мнению, что для официальных бумаг должен быть принят следующий заголовок: ОБЩЕСТВО ДРУЗЕЙ (КВАКЕРЫ) ОТДЕЛ ПОМОЩИ ДЕТЯМ.
Это название довольно точно указывает позицию, в которой мы в настоящее время работаем в России. И если говорить об общественном признании, повсюду мы известны как «квакеры».
На официальных бумагах указывался и адрес: Центральный склад Центросоюза. Переведеновка, Инструментальный пер., 7. Москва тел. 5-91-53.
Продукты питания распределялись при содействии и силами Наркомздрава по детским учреждениям Москвы. В квакерском архиве в Филадельфии я нашел листок в линейку с трогательным благодарственным письмом от детишек из московской Лесной школы, где говорилось:
Мы, дети 1й Лесной школы на Воробьевых горах, приносим большую благодарность дорогим иностранцам за присланные нам гостинцы. Ваши подарки нам очень понравились, а сало принесет большую пользу, особенно теперь, так как у нас сейчас уменьшили паек. Примите большое спасибо от русских детей. Приезжайте к нам, будем очень рады. Дети 1й Лесной школы.
Мы, дети 1й Лесной школы на Воробьевых горах, приносим большую благодарность дорогим иностранцам за присланные нам гостинцы. Ваши подарки нам очень понравились, а сало принесет большую пользу, особенно теперь, так как у нас сейчас уменьшили паек. Примите большое спасибо от русских детей. Приезжайте к нам, будем очень рады. Дети 1й Лесной школы.
В лесные школы, где жили московские дети, отпускались жиры, овсянка и нижнее белье. В женские поликлиники и молочные кухни отправляли овсяные хлопья и одежду для самых маленьких. Сухое молоко отпускалось только детям до года его было мало.
Весной 1921 года квакеры пишут наркому Чичерину, что продукты поставляются изза границы в объемах, достаточных для того, чтобы обеспечивать 16 000 детей молоком в течение нескольких месяцев, жиров достаточно для поддержания 30 000 детей в московских учреждениях Наркомздрава. Имелись запасы мыла, лекарств и одежды. Квакеры выражали надежду, что поставки продолжатся, что они увеличатся, и тогда они хотели бы расширить географию своей работы, включив в нее Петроград и другие регионы России. Поскольку не всем гуманитарным организациям разрешили въезд в Россию и не у всех иностранных организаций помощи были средства на содержание своих сотрудников в России, квакеры занимались распределением поставок от Фонда спасения детей и иных организаций.
Число иностранных организаций, желавших помочь продуктами, росло, но попасть в Россию было не так-то просто. Москва не хотела пускать иностранцев, поскольку ведущие иностранные державы не признавали большевистскую власть. Квакеры были уже в России, и они готовы были распределять поставки от других. Но нужны были люди, необходимо было пополнение в квакерский офис в Москве. Именно поэтому в апреле 1921 года Артур Уоттс через Чичерина запросил разрешение на въезд как минимум еще четверых квакеров ввиду увеличения поставок. Он уведомил Чичерина, что в случае увеличения потока поставок число сотрудников придется увеличить до 20, а то и 30 человек. А еще понадобятся переводчики.
Чичерин ответил через неделю, подчеркнув, что квакеры «заслужили признательность и поддержку с нашей стороны». При этом советский нарком жестко дал отповедь иным иностранным доброжелателям, которые стремились приехать в страну. Он писал, что доброе отношение большевиков к квакерам не приведет Кремль к решению распахнуть двери Советской России для разного рода иностранных обществ по оказанию вспомоществования. Георгий Васильевич точно знал, что «подавляющее большинство этих организаций недружественны по отношению к Советской России», что они будут строить всякие козни и заниматься антисоветской пропагандой, так как их страны посредством блокады удушали миллионы русских рабочих, их жен и детей, в то же время желая своей помощью «замаскировать и прикрыть самые отвратительные черты бесчеловечной политики своих стран». Подчеркивая нежелание впускать антисоветских иностранцев, Чичерин не возражал против того, чтобы помощь шла через квакеров. Соглашаясь с тем, что рост объемов поставок потребует приезда новых сотрудников, нарком разрешил увеличить штат, но каждого, кто хотел приехать, считал необходимым проверить и всю информацию про каждого кандидата рекомендовал послать Литвинову, тогдашнему представителю РСФСР в Эстонии.