Уголовное законодательство Российской Федерации обеспечивает безопасность человека (часть 1 статьи 7 УК РФ), гарантируя уголовно-правовую охрану личности и защиту человека от произвола государственных органов и должностных лиц.
Таким образом, конституционное, уголовное и уголовно-процессуальное законодательство Российской Федерации, наряду с общепризнанными принципами и норами международного права признает, соблюдает и защищает свободу совести человека, рассматривая его права и свободы как высшую ценность, что прямо указано в статье 2 Конституции Российской Федерации в качестве государственной обязанности.
Заметим, что свобода выбора как неотчуждаемое право человека, принадлежащее каждому от рождения (часть 2 статьи 17 Конституции РФ), проявляется в возможности выбирать мировоззренческие ориентиры своей жизни. Благодаря действию принципа свободы совести человек конкретизирует свой выбор, в соответствии с которым проявляется его свободная воля и защищает от произвола по отношению к его внутреннему миру, от навязывания ему силой каких-либо убеждений и позволяет сохранить свою личность.
Для правоприменителя закон и совесть имеют уголовно-процессуальное значение при оценке доказательств по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, при этом никакие доказательства не имеют заранее установленной силы (статья 17 УПК РФ).
Для правоприменителя закон и совесть имеют уголовно-процессуальное значение при оценке доказательств по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, при этом никакие доказательства не имеют заранее установленной силы (статья 17 УПК РФ).
Так, совесть следователя явилась условием реализации им принципов свободы совести и презумпции невиновности при расследовании уголовного дела в отношении особо опасного рецидивиста Дутиса, находившегося во всесоюзном розыске[47].
После задержания Дутис рассказал следователю[48], что он выбрал Рыбсоюз[49] для преступной деятельности, так как в этой организации имелись автомашины для продажи[50]. С этой целью он пользовался именем Пузовского Эдуарда Феликсовича и должностью заместителя председателя Рыбсоюза. Свои действия по фиктивной реализации автомашин он придумал сам, придавая своей деятельности логическую достоверность. После отыскания желающего приобрести автомашину, он предлагал внести деньги в госбанке на счёт Рыбсоюза. После чего такой человек отдавал деньги, а он передавал взамен фиктивные квитанции или чеки, которые он сам и изготавливал о переводе денег. Для более длительного периода преступной деятельности, он изготавливал и показывал потерпевшим справки о сдаче ими сельхозпродуктов, в частности мяса государству на определённые суммы, что в итоге должно было составить стоимость автомашины. В это время он устраивал потерпевших в гостиницы, на квартиры, оплачивал их проживание, выплачивал им суточные и командировочные как заготовителям Рыбсоюза из полученных от них же денег за автомобили. Полученные таким способом деньги он присваивал себе.
Весной 1987 года он познакомился с Гуриевым и Аскаевым, которым представился Пузовским Эдуардом Феликсовичем заместителем председателя Рыбсоюза. Назвал адрес и телефон Ширямовой, в доме которой предложил встретиться вечером. Договорились о покупке двух автомашин «Волга». В квартире Ширямовой Гуриев и Аскаев по его предложению написали заявления о приёме на работу в Рыбсоюз в качестве заготовителей сдатчиков сельхозпродуктов и свои заявления отдали ему. Он объяснил им, что деньги они будут отдавать ему, то есть вносить через него свои деньги на счёт Рыбсоюза на сумму, равную стоимости двух автомашин «Волга», которые они хотели приобрести. Они должны были передать ему 32680 рублей. За короткий срок он изготовил несколько справок о сдаче Гуриевым и Аскаевым мяса государству через заготконтору и постепенно отдавал эти справки, а они отдавали деньги, в обмен на которые он отдавал квитанции о перечислении денег на счёт Рыбсоюза. Таким образом, Гуриев и Аскаев передали ему 32680 рублей. Через некоторое время Гуриев и Аскаев стали требовать вернуть им деньги, на что он написал им расписку о получении от них 32680 рублей. По состоянию Гуриева и Аскаева он понял, что они могут обратиться в милицию. Опасаясь этого, он вынужден был отдать им деньги частями, после чего они улетели домой.
В тот же период времени он нашел ранее ему незнакомых Турсяна и Метояна, которые хотели купить автомашины «Нива». Он представился им Пузовским Эдуардом Феликсовичем заместителем председателя Рыбсоюза и пригласил домой к Ширямовой. Там объяснил им, что есть «горящие» автомашины, которые его организация продаёт своим заготовителям. Он предложил перевести деньги, равные стоимости желаемой автомашины на счёт Рыбсоюза, а он соберет необходимые справки о сдаче мяса государству. На следующий день он получил от Турсяна 9010 рублей, а от Метояна 9100 рублей и отдал им заранее приготовленные чеки о переводе денег на счёт Рыбсоюза. В конце месяца Метоян стал сомневаться в возможности получения автомобиля и стал требовать возвращения денег. Он был вынужден вернуть Метояну деньги. За это время он снимал для Турсяна и Метояна жильё, платил им суточные, купил авиабилеты и отправил их домой самолетом.
В том же месяце его знакомый Супсян привёл домой к Ширямовой ранее ему незнакомого Гадаряна, которому была нужна автомашина «Волга». Он пообещал Гадаряну приобрести автомобиль через своих знакомых в Рыбсоюзе. При этом объяснил, что нужно перевести деньги, равные стоимости автомашины, а именно 16340 рублей на счёт Рыбсоюза. После чего он соберет необходимые справки о сдаче Гадаряном мяса на эту сумму и получит автомобиль. Гадарян предложил перевести деньги в госбанке через несколько дней. В назначенный день он встретился с Гадаряном и ранее ему незнакомым Микояном, которые принесли деньги. В госбанке он попросил Ширямову забрать у Гадаряна деньги. Ширямова забрала у Гадаряна 16340 рублей, которые попали к нему. После этого он отдал Гадаряну квитанцию о перечислении денег на счёт Рыбсоюза и потом показывал справки о сдаче мяса.
Весной того же года он познакомился с Ивановым, Петровым и Сидоровым, которым представился заместителем председателя Пузовским Эдуардом Феликсовичем после того, как узнал от них, что они хотят купить автомашины. Он дал адрес и номер телефона квартиры Ширямовой, предложил позвонить, а он узнает о возможности приобретения автомобилей. В назначенное время они позвонили, но он ответил, что автомашины будут месяца через два. Примерно через два месяца Иванов, Петров и Сидоров опять позвонили ему на квартиру Ширямовой и попросили приобрести им автомашины. Он пригласил их домой к Ширямовой, где объяснил вариант приобретения ими автомашин, как заготовителями Рыбсоюза. Иванов передал ему 4550 рублей, Петров 1800 рублей и Сидоров 7500 рублей с целью приобретения автомашин. Иванов, Петров и Сидоров были уверены, что он внёс деньги в Рыбсоюзе за автомашины. После этого он устроил их проживание в городе. Через некоторое время они разоблачили его, узнав, что он Дутис.
Изложенные Дутисом факты выдержали не только следственную, но и судебную проверку, заняв своё место в приговоре суда, который вступил в законную силу и был исполнен. Народный суд ограничился минимальным сроком лишения свободы, предусмотренным санкцией статьи уголовного закона, по которой Дутис был признан виновным.
Окончив расследование, следователь объявил об этом обвиняемому, содержащемуся под стражей в следственном изоляторе, предоставив Дутису материалы уголовного дела для ознакомления. При этом заключенный высказал следователю просьбу свозить его в церковь на исповедь, что было запрещено в принципе. Подобных примеров ни тот, ни другой не знали, поскольку советская власть пропагандировала воинствующий атеизм, заменив религию коммунистической идеологией. К тому же следователь был членом партии[51] и офицером МВД СССР[52], уже успешно сдавшим квалификационный экзамен на должность судьи, тогда ещё народного. А его обвиняемый оказался верующим человеком. Библейских книг в тюрьме со времени установления советской власти не было, поэтому покаянные псалмы кающийся грешник читал по памяти.
Удивительным было то, что обвиняемый, в отличие от следователя, не сомневался в удовлетворении своей просьбы. Вернувшись в свой кабинет, следователь позвонил в епархию.
Правящий архиерей ответил:
Приходите.
При личной встрече архиерей благословил:
Привозите.
Следователь хранил в своём служебном сейфе, кроме уголовных дел, наручники, оперативную кобуру для пистолета Макарова и табельное оружие служебный ПМ калибра 9 мм с патронами к нему в двух обоймах. Отметка о разрешении хранения и ношения огнестрельного оружия и боеприпасов к нему имелась в его служебном удостоверении.
Следователь руководствовался законом, в том числе Постановлением Верховного Совета СССР, разрешившим в критических условиях борьбы с уголовным элементом исключительные меры, включая применение оружия при возникновении ситуаций, представляющих особую опасность[53].
Советская власть посчитала необходимым усилить уголовную ответственность за посягательство на жизнь и достоинство работников милиции и других лиц, участвующих в борьбе с преступностью и нарушениями общественного порядка[54].
Следователь руководствовался также и своей совестью, когда вывел обвиняемого из тюрьмы. Они проследовали в один из трёх храмов Русской православной церкви[55]. Пройдя притвор, они остановились. Пока глаза привыкали к сумраку помещения, к ним быстро подошёл священнослужитель и приказал следователю снять наручники и выйти. Следователь, реализуя цель прибытия, передал попу[56] своего кающегося рецидивиста для исповеди, при которой совершается таинство покаяния и остался в притворе. Других людей в церковной ограде и в самом храме не было, везде царила тишина. Время остановилось. Когда обвиняемый очистил свою совесть, следователь препроводил его обратно в тюрьму и вернулся в свой служебный кабинет.
Итак, почему же обвиняемый, с которого по инструкции сняли нательный крест при водворении в камеру изолятора временного содержания, а затем следственного изолятора, накопивший личный опыт выживания в исправительно-трудовых колониях, не сомневался в удовлетворении следователем просьбы о проведении религиозного обряда? Не касаясь религиозного аспекта этого вопроса, ответ заключался в правильном и должном понимании обвиняемым презумпции невиновности как гарантии соблюдения его неотчуждаемых прав, позволившей ему действовать в соответствии со своими религиозными убеждениями и реализовать свободу совести.