Ой, вижу, касатик, много вопросов твой разум терзают, а впереди ждёт тебя дорога в казённый дом. Только недолго ты в том казённом доме-то будешь
Дымокуров недовольно поморщился.
Мне шестьдесят один год, бабуля. И всяким гадалкам-ворожеям я сроду не верил. А в казённом доме я уже был. Тридцать годков отработал в нём. Вот, на пенсию вышел и, напустив на себя строгий вид командира, принимающего строевой смотр, обернулся к Еремею Горынычу. Почему босая? Обувки нет?
Тот хмыкнул загадочно. А бабка затараторила:
Это, сынок, чтобы, значит, силу от земли нашей матушки черпать. Босиком-то оно лучше действует.
А зимой как же? полюбопытствовал Глеб Сергеевич, вспомнив одного сумасшедшего, Порфирия Иванова, кажется, популярного в своё время в народе. Тоже в одних трусах и босиком зимой по улицам бегал. И здесь то же?!
Нет, зимой в валенках, объяснила старушка. Валенки, они ведь натуральный продукт, из чистой овечьей шерсти. Так что флюиды от земли без помех пропускают.
Дымокуров понимающе покивал головой. И не без тайного умысла продолжил допрос.
А здесь, в имении, чем занимаетесь?
А что Еремей Горыныч велит, то и делаю, словоохотливо разъяснила бабка. Я у них вроде фершала. Хворобу любую лечу. Травку целебную в бору собираю. Опять же огород, скажем, прополоть, во дворе подмести
А пенсия-то у вас есть? с фальшивым участием уточнил Дымокуров.
Пенсии нет, с сожалением покачала головой бабка. У меня трудового стажа тыща лет, да бумаг, справок о том не имеется
Глеб Сергеевич опять покивал сочувственно, размышляя про себя, что придётся, судя по всему, бабку в богадельню сдавать, на полный государственный пенсион.
А старушка махнула рукой беззаботно.
Да я о том не волнуюсь. Проживу. Мы ж здесь все сродственники!
Да я о том не волнуюсь. Проживу. Мы ж здесь все сродственники!
Родственники? опять обернулся за пояснениями к домоправителю Дымокуров.
Тот замялся слегка.
Собственно говоря, так и есть Баба Ягода, кивнул он на старушку, и Глеб Сергеевич подивился непривычному имени. Баба Ягода старшая сестра Василисы Митрофановны
Родная! не без гордости уточнила та. И сообщила, лучась морщинистой улыбкой. А ты, Глебушка, стал быть, племяш мой.
Выходит, что так, подтвердил Еремей Горыныч. А это сыновья бабы Ягоды. Тоже, племянники э-э бывшей владелицы Семён и Соломон.
Парни вытянули руки по швам, развернули широченные плечи, выпятили на дружном вдохе гренадёрские груди.
Орлы! Мастера на все руки, и бойцы отменные! не без гордости представил их домоправитель.
Я их «двое из сумы» зову, встряла бабка. Я их в лесу, значится, зимой родила. За дровами ходила. Ну, а как родила, снегом отёрла, да и в суму положила, чтобы они оба-двое у меня не замёрзли. Потом, в избе-то, ржаным тестом обмазала, да в печи запекла. Вон, какие они у меня вымахали! Здоровенные бугаи Ума, правда, не великого, но уж какие есть, обратно не лезть
Сыновья при этих словах матери потупились, залились на щеках румянцем.
Глеб Сергеевич похвалил снисходительно.
Парни загляденье. Семён и Соломон, значит?
Бабка, шмыгнув носом, поправила платочек на голове.
Да, видел бы их отец, супруг мой покойный, Кощеюшка, вот бы порадовался!
Дымокуров хмыкнул про себя, отметив странное имя бабкиного супруга. Но как только не зовут близкие друг друга в семейном кругу! Зая, Солнышко, Пузатик А этот, видать, худой был, раз Кощеюшкой прозвали. Чего ж удивляться, что давно помер?
Я-то им сперва другие, родовые имена дала, вещала между тем разговорчивая старушка. Но, то имена секретные, чужим знать их не положено, чтоб, значит, не сглазили. А так-то, на людях, «Двое из сумы» их звала. Они ж обличием-то одинаковые, будто в зеркало друг на дружку смотрятся. А как в армию их забрили, начали там шагистике обучать. По команде, налево направо вертаться. А они не понимали того. Ну, старшой-то, и сунул им за голенища одного сапога пук сена, другого соломы. Так и командовал: «Се-ено! Ать-два! Соло-о-ма! Ать-два!»
Еремей Горыныч цыкнул на старушку:
А ну, Ягода Митрофановна, кончай разговорчики!
Та заполошно замахала руками:
Да я ж чо? Я ж поясняю. Да и давно это было, ишшо когда Наполеон войной на нас шёл!
Дымокуров едва сдержал потаённую улыбку. Совсем бабка сбрендила. Парням от силы лет по тридцать Нет, придётся с ней что-то решать
А что ж не женатые-то? уже по-свойски полюбопытствовал он.
Молодые ишшо насупилась бабка. Да и невест в округе нет подходящих. Нам же не абы, какие вертихвостки нужны, а женщины сурьёзные, работящие. И што б наших кровей, нашей породы желательно. А где таких таперича искать? На тыщи вёрст вокруг ни единой души. Вот, тя еле нашли
Домоправитель, подхватив ненавязчиво нового владельца усадьбы под локоток, повёл дальше вдоль строя, прервав решительно этот становившийся всё более бессмысленным диалог с выжившей из ума старухой.
А это Яков, представил он угрюмого мужика в броднях. Лесовик! Можно сказать, наш главный добытчик и кормилец. День и ночь в бору промышляет. Зверя, птицу к столу. Лосятинку, кабанятинку. Рыбку знатную в местной речке Боровке ловит. Опять же грибы, ягоды, смотря что по сезону, пудами таскает.
На что Дымокуров заметил не без ехидства.
А ещё цветной металл с электроподстанций и, на правах нового хозяина, твёрдо глядя в глаза мужику, опознал безошибочно. Это ж вас давеча полицейские с медным ломом в бауле в поезде прихватили?
Мужик с независимым видом, не удостоив Дымокурова ответом, изучал заинтересованно белесоватые, не сулящие дождя облака в небесах.
Зато Еремей Горыныч, сразу смекнув, о чём речь, напустился на мужика.
Опять? И зачем тебе, интересно, тот металл понадобился? В скупку сдать?
Да не-е осклабился лесовик, сверкнув на редкость белыми, молодыми зубами. Лесопилку обесточил. Они там столько кругляка наваляли Хороший лес, здоровый, под топор пускают
Домоправитель покачал головой сокрушённо.
Ну сколько раз говорить можно не те времена нонче, не такими методами с незаконными вырубками бороться нужно. У тебя ж егеря знакомые шепнул бы. Акт составили
Да купили они всех, в отчаянье махнул Яков рукой. И егерей, и полицию. Так обложили со всех концов, что хоть опять за топоры да вилы мужикам браться
Еремей Горыныч предупредил настоятельно.
Гляди, Яков! Упекут сызнова тебя туда, куда Макар телят не гонял. Аль прошлый урок впрок не пошёл?
Пущай споймают сперва! вскинулся мужик. Я от энкаведе по тайге из лагерей бегал, а от этих-то, нонешних ментов раз плюнуть!
Домоправитель повернулся к Дымокурову, развёл руками беспомощно.
Ну что тут поделаешь? Такой своенравный! С ним только Василиса Митрофановна и управлялась. Так-то он мужик хороший, в работе безотказный. И лес любит, жизни без него не представляет
Глеб Сергеевич, тоже сожалея будто бы, сочувственно покивал головой. А сам подумал, что с такой дворней, сумасшедшей, дебиловатой да вороватой, проблем точно не оберёшься!
А между тем дошёл черёд и до поварихи дородной женщине, чей возраст можно было определить и в тридцать, и в сорок лет. Она прямо-таки лучилась улыбкой, и лунообразное лицо её со здоровым румянцем на пухлых щёчках будто свидетельствовало о доброкачественности и полезности для организма приготовляемой ею пищи.
С Марией нашей искусницей вы уж точно знакомы, остановился домоправитель возле поварихи, облаченной в белый передничек и такой же первозданной чистоты, хрустящий от крахмала колпак. Не баба, а скатерть-самобранка. Любые яства, даже заморские, вмиг приготовит. Были бы продукты. Я уж и не знаю, где она все эти шашлыки да пловы, люля-кебабы разные подсмотрела, у кого научилась? Всю жизнь в имении прожила
Может, по книгам кулинарным? высказал предположение Дымокуров. Или в Интернете сейчас там каких рецептов только нет!
Повариха ещё больше зарделась смущённо, а Еремей Горыныч пояснил снисходительно.
Она у нас читать не умеет
Как так? искренне на этот раз удивился Глеб Сергеевич.
Да так, пожал плечами домоправитель. Как-то не задалось с самого детства. Её за букварь, азбуку, а она за рукоделие Она ещё и шьёт, и кроит прекрасно. И уборку в дому делает лучше всякого пылесоса. После неё ни пылинки, ни соринки не остаётся
Вы мне только скажите, из чего блюдо состоит. Из каких э-э ингредиентов. А я мигом соображу, как его приготовить. Потупясь, объяснила Мария.
Старушка опять встряла:
На выданье девка! И не рожала ишшо. И воспитания правильного. Хранительница, как это говорят? домашнего очага! Не то, что вертихвостки нынешние. Ни сварить, ни убраться. Только ногти холить Маникюр да педикюр Тьфу, прости меня господи!
Еремей Горыныч опять окоротил бабку взглядом.
«Эту, пожалуй, оставлю» решил про себя Дымокуров по поводу будущего Марии, а вслух, окончательно войдя в роль барина, поощрил всех присутствующих кивком снисходительно:
Благодарю за службу!
А вся шеренга вдруг в ответ грянула не стройно, но разом:
Рады стараться, ваше благородие!
Глеб Сергеевич едва не прослезился растроганно:
Ну вы, братцы, даёте вот уж услужили, уважили
Когда дворня разошлась по своим не слишком ясно представляемым Дымокуровым домашним делам, он, обозревая просторный двор, как бы невзначай поинтересовался у домоправителя:
Я вот, Еремей Горыныч, понял так, что вы здесь все вроде бы родственники Баба Ягода родная сестра Василисы Митрофановны, Семён и Соломон, выходит, племянники. Яков с Марией Глеб Сергеевич выжидательно уставился на домоправителя.
Брат и сестра. Они э-э Василисе Митрофановне тоже вроде племянников приходились.
А вы? прямо спросил Дымокуров.
Еремей Горыныч замялся.
Я я брат Василисы Митрофановны. Сводный. У нас отцы разные были. А Яков с Марией мои, значится, сын и дочь.
Только теперь отставной чиновник сообразил, что во внешности всех обитателей имения была одна, сходная черта. Все они имели немного странное, удлинённое строение черепа. Фамильная, судя по всему особенность. Делавшая их отдалённо похожих на древнеегипетскую принцессу Нефертити, кокой её изображают в профиль на барельефах. И у Глеба Сергеевича голова была той же формы, с выдающимся затылком, только, пожалуй, чуть менее выраженной. За эту «головку тыковкой» он немало натерпелся от сверстников в босоногом детстве. Как-то, в зрелых уже летах, он узнал, что у медиков такое строение черепа называется «долихоцефалией». Ничего особенного, никакой патологии. Вариант, так сказать, нормы.