А отец Александр всё трогал, да что там ласкал, оглаживая заворожено хромированные бока чудо-байка.
15
Изнутри сельский дом культуры выглядел столь же не презентабельно, что и снаружи.
Крашеные «половой» коричневой краской, отваливающейся теперь пластами во многих местах, стены. На давно не белёном потолке просторного вестибюля зияла огромная проплешина. Причудливыми очертаниями она напомнила Глебу Сергеевичу географическую карту Южно-Уральской области. Осыпавшаяся там штукатурка обнажила тонкую, как кости доисторического скелета на археологических раскопках, провисшую угрожающе дранку.
Доски пола податливо пружинили под ногами, кое-где сгнили и провалились.
Ощущалось по зябкой промозглости, что помещение зимой не отапливалось. И лютые морозы не ушли отсюда с окончанием зимы, а попрятались по укромным уголкам в проледеневшей кирпичной кладке стен, затаились в подвале, посреди уложенных, будто в вечную мерзлоту бетонных плит фундамента.
Весь вестибюль был заставлен старой мебелью колченогими стульями, кривобокими книжными шкафами, снятыми стендами с выцветшими фотографиями выступлений участников местной художественной самодеятельности, и прочей отжившей свой век рухлядью. Которую, похоже, собирались когда-то выбросить, но потом махнули рукой, и оставили догнивать вместе с пришедшим в упадок зданием..
А впрочем, Дымокуров, немало поколесивший в составе свиты при губернаторе по городам и весям Южно-Уральской области, видел и худшие, вовсе потухшие очаги сельской культуры. Колобродовский хотя бы не был закрыт на висячий амбарный замок, и, судя по всему, худо-бедно функционировал.
Отставной чиновник прошёл мимо распахнутой настежь двери, за которой по длинным рядам плотно заставленных полок с книгами угадывалась библиотека. Там-то, наконец, и обнаружилась живая душа пожилая грузная женщина в накинутой на плечи меховой кацавейке, которая сквозь очки с закреплёнными синей изолентой душками рассматривала потрёпанную изрядно, толстую подшивку «Литературной газеты». Подшивка была явно старой, за прежние годы, с пожелтевшими и размахрившимися по краям страницами.
На вопрос Глеба Сергеевича о месторасположении музея она, молча, указала куда-то в конец тёмного, не освещённого ни единой лампочкой, коридора.
Осторожно ступая, боясь вывихнуть ногу на проваливающихся предательски в самых неожиданных местах гнилых половицах, Дымокуров прошёл в указанном направлении.
На очередной плотно закрытой двери удалось-таки в полумраке разглядеть фанерную табличку, с надписью синей масляной краской от руки: «Краеведческий музей».
Деликатно дважды стукнув костяшками пальцев по косяку, и не дождавшись ответа, Глеб Сергеевич решительно толкнул заскрипевшую пронзительно дверь.
За ней открылось довольно просторное и неожиданно светлое за счёт солнца, щедро бьющего в окна, помещение. Вдоль его стен тянулись остеклённые витрины тёмного дерева с экспонатами, а свободное пространство над ними было занято картинами, изображавшими бытовые сценки из жизни давних лет, чёрно-белыми фотографиями, выцветшими плакатами.
Посреди этих заботливо собранных, пронумерованных и подписанных осколков прежних эпох, восседал за обшарпанным, заляпанным фиолетовыми чернилами с незапамятных времён, тоже вполне годящимся в качестве экспоната, письменным столом главный, и, похоже, единственный хранитель музея Рукобратский.
Заметив, наконец, посетителя, он вскочил, воскликнул приветливо:
Глеб Сергеевич! Дорогой! Рад, что заглянул в нашу, так сказать, кладовую истории!
Дымокуров, не помнивший, чтобы они с хранителем музея переходили на «ты», поморщился слегка. Но, тем не менее, заставил себя улыбнуться в ответ. И, вспомнив, кстати, имя-отчество хозяина кабинета, поприветствовал в свою очередь сдержанно:
И вам доброго дня, Степан Порфирьевич. Вот, решил с вашей помощью подробнее ознакомиться, так сказать, с историей нашего края
И правильно, и великолепно! подхватил Рукобратский. А то, знаете ли, в последние годы у нас развелось много Иванов, родства не помнящих. А лишённый исторической памяти народ и будущего не имеет
Дымокуров скорбно кивнул в ответ.
Хранитель музея подхватил его под локоток, предложил увлечённо:
Что ж, давайте, не откладывая в долгий ящик, начнём осмотр экспозиции! Вот, взгляните.
Рукобратский подвёл посетителя к огромному, два на три метра, полотну, написанному масляной краской и вставленному в массивный багет с потемневшей от времени позолотой.
Картина сразу напомнила Глебу Сергеевичу знаменитое «Утро в сосновом бору» Шишкина, прозванное в народе «Три медведя».
Медведи, однако, на музейном полотне отсутствовали. Зато Заповедный Бор, один из его наиболее укромных, диких уголков, представал перед глазами зрителя во всей красе. Огромные, в два обхвата, стволы сосен, покрытые тёмным лишайником, скудный подлесок у их сумрачного подножия чахлые от нехватки света берёзки, кусты малины с кровавыми точками спелых ягод. На переднем плане располагалось могучее дерево, вывернутое непогодой с корнями и комом земли, под которыми вполне могла бы скрыться избушка средних размеров.
Перед вами Заповедный бор! заученно, как опытный экскурсовод, зачастил Степан Порфирьевич. Картина написана местным художником Звонарёвым в конце девятнадцатого века, и была подарена городской управе Зеленоборска. Заповедный бор это хвойный массив около ста километров длинной и более пятидесяти километров в поперечнике. Реликтовый лес располагается здесь с конца эры Великого оледенения. То есть более десяти тысяч лет. Эти исполины, обвёл он невесть откуда взявшейся в его руке указкой контуры сосен на картине, помнят мамонтов, шерстистых носорогов и пещерных медведей! хранитель музея посмотрел на Дымокурова победно, будто и сам был выходцем из той немыслимо-далёкой эпохи. Но и сегодня, продолжил он увлечённо, в бору обитает тридцать девять видов млекопитающих, сто сорок четыре вида птиц, восемь видов пресмыкающихся, четыре вида земноводных, и двадцать три вида рыб, обосновавшихся в реке Боровке!
Глеб Сергеевич глубокомысленно причмокнул губами, впечатлённый таким обилием живности в этих краях.
Здесь можно встретить лося и косулю, продолжал хранитель музея, переходя к следующей экспозиции, на которой были представлены пыльные чучела некоторых зверей, имевших несчастье быть увековеченными посмертно в качестве экспонатов. Здесь торят в чаще свои тропы бесстрашные кабаны
Дымокуров кивал механически, не в силах оторвать взгляда от прибитой под потолком головы лося с огромными ветвистыми рогами, с выкаченными мученически, остекленевшими глазами. Потом, переведя взор на прочие экспонаты тушки белок, лисиц, барсуков, волка с оскаленными хищно клыками и с большой, проеденной молью, проплешиной на шерстистом боку, подумал с грустью о том, что участь большинства обитателей реликтового бора с учётом человеческого фактора оказалась наверняка весьма незавидной
А Рукобратский вещал увлечённо:
Уникальность нашего лесного массива заключается в его многотысячелетней истории, а так же в местоположении едва ли не в центре южно-уральских и приволжских степей. А главная беда в нефтеносных пластах, залегающих в недрах этого чуда природы!
Степан Порфирьевич перешёл к следующему стенду с чёрно-белыми фотографиями под стеклом.
В послевоенные годы на территории бора начались геологоразведочные работы. В результате было открыто богатое месторождение нефти. На этих снимках запечатлены первые нефтескважины, рабочие будни бурильщиков. В ту пору природные богатства страны принадлежали всему народу, и разведчики недр справедливо полагали, что трудятся на благо всех граждан Советского Союза. Однако, сделал трагическую паузу Рукобратский, в 1971 году на одной из нефтедобывающих скважин произошёл разлив «чёрного золота». Вспыхнул пожар, который с большим трудом удалось потушить. Исходя из этого печального случая, правительство СССР, не желая рисковать уникальным памятником природы, наложило запрет на добычу нефти в Заповедном бору. И все пробуренные к тому времени скважины были законсервированы. А вот любопытное постановление Правительства СССР, относящееся к ещё более раннему периоду, к 1948 году, экскурсовод ткнул указкой в ксерокопированный машинописный листок под стеклом. Подписанный, обратите внимание, самим Иосифом Виссарионовичем Сталиным! «О мерах по восстановлению лесов и улучшению лесного хозяйства в лесном массиве «Заповедный бор», прочёл вслух название документа Степан Порфирьевич. И взмахнул указкой, словно дирижёр палочкой, прервав последние такты симфонической оркестра. А теперь нашему реликтовому бору вновь грозит полное уничтожение!
Дымокуров, пока не проникшийся судьбоносностью этого факта, в том числе и для унаследованного им имения, пожал плечами:
Я читал, что добыча нефти здесь будет вестись с помощью новейших технологий, с соблюдением всех природоохранных мероприятий Может быть, и ничего страшного? Пусть откачивают помаленьку. А то вон, пишут, старые, пробуренные полсотни лет назад скважины уже не выдерживают давления пластов, подтекают
Да как вы не поймёте?! всплеснул руками хранитель музея. Уже само вторжение человека в бор в таких масштабах, с промышленным оборудованием, транспортом, этими, как их гусеничными вездеходами, даже без загрязнения нефтепродуктами, своим шумом и грохотом, сотрясением почвы нарушат экологическое равновесие в лесном массиве, распугают живность, травмируют реликтовые растения!
Глеб Сергеевич почесал затылок задумчиво:
Ну, если рассматривать проблему с этих позиций
Да не рассматривать проблему надо, а бить во все колокола, поднимать общественность! Ведь вопрос о начале добычи нефти в бору уже решён. Все разрешающие документы подписаны! горячился Рукобратский. Он поддёрнул рукав пиджака, продемонстрировал часы на запястье. Вот, через сорок минут здесь, в зрительном зале дома культуры состоится сход граждан жителей села Колобродово по вопросу начала разработки нефтяного месторождения в Заповедном бору. Я уверен, народ скажет своё слово в защиту зелёной жемчужины южно-уральских степей! Останетесь? остро глянул он на Дымокурова.
Тот пожал плечами:
Почему бы и нет? Я ведь теперь тоже вроде как ваш, колобродовский. Интересно послушать