Ничего себе ошибочка! опять обратившись к гаджету, рыкнул Шишмарёв, листая страницы яростно и ожесточённо плюя на палец. Перед всей областью опозорили! Вон, в Интернете, сколько об этом пишут. Издеваются!
Надежда Игоревна заворковала, загулила с ещё большей страстью.
Господи! В Интернете! Да о чём там только не пишут! Да и кто? Блогеры разные, хомячки фейсбучные, которых никто не читает. Зато наши, государственные СМИ осветили всё как положено. Ваш юбилей превратился, не побоюсь этого сравнения, во всенародный праздник для области! Во всех газетах с государственным участием, включая районки статьи на разворот о вашей персоне, с описанием биографии, славного жизненного пути. По всем телеканалам не просто сюжеты, а целые фильмы, посвящённые вам, Руслан Антонович! А вы интернетные пасквили Честное слово, даже обидно!
Видимо, вспомнив о том, сколь изобильно и впрямь был представлен он в областных СМИ на минувшей неделе, Шишмарёв хмыкнул самодовольно, смягчаясь. Отложил, наконец, дурацкий гаджет, на дисплее которого Барановская успела заметить изображение какой-то пышногрудой красотки без нижнего белья. Глянул на гостью благосклоннее, наверняка сравнивая её с тем, что видел только что на экране, вздохнул умиротворённее, указал на великанское кресло у приставного стола.
Ладно. Проехали. Присаживайтесь Так с чем пожаловали, Надежда Игоревна?
Та села, сложив аккуратно, будто первоклассница на парте, перед собой холёные руки. Начала велеречиво, издалека, не на мгновение, впрочем, не забывая о заветном чемоданчике, который, ещё неизвестно, соизволит ли предложить этот старый хрен по окончании визита. И прокручивая в голове, как ему ненавязчиво о том напомнить.
Дорогой и глубокоуважаемый Руслан Антонович! Всё ближе и ближе к нам тот судьбоносный для всех южноуральцев час, когда новое нефтеносное месторождение вступит в строй, и начнёт э-э фонтанировать э-э дополнительными финансовыми поступлениями в бюджеты всех уровней. Недра нашей Южно-Уральской области богаты природными ресурсами. Однако наш губернатор Александр Борисович Курганов, мы, его команда, всегда считали, и продолжаем считать, что главным богатством нашего края э-э являются люди, его населяющие И наши приоритеты
Шишмарёв с досадой поморщился.
Бла-бла-бла Ты мне, Надежда Игоревна, мозг здесь не засе не засоряй! Не на трибуне. Давай ближе к делу, короче!
Барановская, не сморгнув, продолжила вкрадчиво.
К сожалению, существует небольшая, но довольно крикливая группа представителей общественности, которая выступает категорически против добычи нефти в Заповедном бору. Считая, что тем самым реликтовому лесному массиву будет нанесён непоправимый ущерб.
Так заткните им рты! ощетинился Шишмарёв.
Заткнули уже, вздохнула Барановская. На нашей с вами стороне практически все областные СМИ, наиболее социально ответственные, вменяемые депутаты всех уровней, представители общественных организаций
Ну да, не без ехидства поддакнул нефтяник. Денег вы с меня на затыкание этих ртов изрядно повытянули. У ваших представителей общественных организаций глотки бездонные. Одни только пресс-туры борзописцев, журналюг, на наши образцово-показательные нефтепромыслы в Сибири чего стоили! Авиаперелёты, размещение, водка рекой
Барановская удручённо кивнула.
Увы, кое-кого нам до сих пор на свою сторону так и не удалось перетянуть. Некоторых депутатов от оппозиции, «зелёных»
Я про этих иностранных агентов слышать уже не могу! грохнул по столу кулаком Шишмарёв. Арестовать бы их всех, как врагов народа, к чёртовой матери!
Надёжда Игоревна закатила глаза, демонстрируя терпение и смирение.
И этот туда же! Сталинист недоделанный. Как будто бы Сталин, ставя к стенке беспощадно разных там иностранных агентов, позволил бы своим, доморощенным, воровать без счёта, брать взятки, бездельничать и ханыжничать! Но, не сказав, конечно же, этого, она вздохнула смиренно:
К сожалению, пока невозможно. Но значит ли это, что мы с вами, Руслан Антонович, друзья народа, должны сидеть, сложа руки, не отвечая на злобные нападки и вылазки вражеских элементов?
Ну-ну? глянул на неё вопросительно Шишмарёв.
Нужен, я бы сказала, заключительный аккорд, который перекроет все голоса недоброжелателей. Превратит начало добычи нефти в бору в поистине всенародный праздник!
Сколько? прервал её нефтяной магнат.
Э-э в каком смысле?
В смысле денег! скривился, как делал всякий раз, неся непредвиденные расходы, Шишмарёв.
У меня всё подсчитано, торопливо заверила Надежда Игоревна. Смету, мы вам пришлём. Два заключительных мероприятия. Одно научно-практическая конференция на тему э-э что-нибудь вроде: «Добыча нефти новая веха в истории Заповедного бора». И второе предусмотренное в день, когда в заповедный лесной массив войдёт ваша э-э нефтедобывающая техника. Областной культурно-этнографический фестиваль «Чая и мёда»! С участием губернатора, между прочим. Место проведения село Колобродово Зеленоборского района. Правда, здорово придумано?! не удержавшись, напросилась на похвалу Барановская. Представляете? Лето, цветочки, бабочки то есть пчёлки, ну, которые мёд собирают, по травке летают. Народные ансамбли песни и пляски. Казачки какие-нибудь с этими, как их саблями по сцене, установленной на поляне, в лесу, прыгают! А народ вокруг смотрит, чай с медком попивает Красота! А перед тем небольшой импровизированный митинг по поводу открытия э-э новой страницы в истории Заповедного бора. Выступит губернатор, вы, глава района. Откроете, как это у вас называется? Нефтяную вышку. С перерезыванием ленточки. И потом массовые народные гуляния. Здорово?!
Ну-ну, сдержанно покивал Шишмарёв.
Тут-то Надежда Игоревна и ввинтила ловко:
Да, кстати, Руслан Антонович Для организации этого неформального, не прописанного в областном бюджете мероприятия потребуются э-э некоторые расходы
Шишмарёв покривился.
Вам в приёмной кейс передадут. Я распорядился.
Барановская, тоже стреляный воробей, помня о судьбе федерального министра Улюкаева, заявила, прощаясь:
Спасибо. Я за ним водителя сейчас подошлю
Бережёного, как говорится, и бог бережёт!
8
Жаркий июльский день, слегка приглушенный под сенью вековых сосен, заботливо прикрывающих усадьбу от сторонних взглядов и прочих напастей, всё тянулся и тянулся, вымотав окончательно Дымокурова дальней дорогой, новыми впечатлениями и связанными с ними переживаниями.
Почивать в отведённой ему комнате, как и всё в доме, заставленной тяжёлой, чёрного лака антикварной мебелью с огромной кроватью в центре, было ещё решительно рано.
За окнами, зашторенными тяжёлыми портьерами и прозрачной тюлью, ещё догорал окрашенный в предзакатный багрянец вечер.
Глеб Сергеевич, поставив на крытый тёмно-зелёным сукном ломберный столик свой чемодан, расстегнул пряжки, замок-молнию, и принялся распаковывать вещи.
Ещё с давних лет, когда командировки, в основном в пределах области случались в его чиновничьей жизни частенько, он возил с собой один и тот же комплект. Синие тренировочные штаны с белыми лампасами, оранжевую майку-безрукавку со слегка растянутым воротом, многократно стираную и выцветшую по этой причине, но ещё вполне приличную. В зимнее время к сему прилагалась толстая шерстяная кофта топили в районных гостиницах, как правило, из рук вон плохо. Пошарив на дне, под ворохом сменного белья трусов, носок, чистых носовых платков, он извлёк из чемодана тапочки-шлёпанцы, уложенные в полиэтиленовый мешок.
Бритвенные принадлежности, флакон одеколона, упаковка таблеток, которые он принимал каждое утро против гипертонии, толстый том детективов Агаты Кристи, запасные очки вот и весь нехитрый скарб, с коим пожаловал наследник в имение.
Облачившись в вольготную, лёгкую одежду, Глеб Сергеевич, потомившись несколько минут у окна, не слишком решительно покинул спальную.
Бродить по дому в одиночку ему показалось неприличным: здешние обитатели могут решить, что он в жадном нетерпении осматривает новые владения. А вот выйти летним вечерком во двор вполне естественно для горожанина, истосковавшегося по природе, по чистому, настоянному на целебной хвое, лесному воздуху.
Отставной чиновник шагнул за порог, и, ориентируясь по памяти, прошёл длинным сумрачным коридором с несколькими выходящими в него и наглухо закрытыми сейчас дверьми, к угадывающейся по светлому пятну прихожей.
Никто из обитателей усадьбы ему в этот час не встретился. Дом был погружён в особую, глухую, гнетущую тишину, которая наступает порой только в таких вот, отдалённых от людской цивилизации, уединённых жилищах.
Тяжёлые двустворчатые входные двери были распахнуты настежь. Тонкая тюлевая занавеска, должно быть, от мух, колыхалась чуть заметно на ощутимом едва сквознячке. Там, на улице, гулял свежий ветерок, сменивший дневную жару, и шумевший сейчас удовлетворённо где-то в необозримой вышине верхушками реликтовых сосен.
Стараясь ступать неслышно, словно боясь вспугнуть сокровенную тишину сонного дома, Глеб Сергеевич прошёл на просторное каменное крыльцо, оглядел окружающее, подёрнутое дымкой тумана от остывающей земли, пространство.
Дом за его спиной огромный, органично вписавшийся в окружающий ландшафт, будто выросший в незапамятные времена сам собой из этой вот песчаной почвы вместе с могучими, заматеревшими, незыблемыми в своём величии соснами, был безмолвен таинственно, не светясь в сумрак ни одним из окон.
Пространство перед домом, поросшее травкой, было пустынным и тихим. Лишь за границей огороженного штакетником участка, в густом, совсем непроглядном в ночном мраке подлеске, пощёлкивала заливисто какая-то невидимка-пичуга.
«Господи! И это теперь всё моё!» ощутил вдруг всю меру свалившегося на него невзначай счастья Глеб Сергеевич.
Когда-то, в ранней юности, он хотел стать писателем. Любил читать книги, и едва ли не с первого класса, научившись складывать буквы в слова, принялся сочинять истории, подражая сюжетам немногих прочитанных им к той поре детских книг. Сперва устно, пересказывая затем одноклассникам, позже излагая их на бумаге не устоявшимся почерком.
Дом за его спиной огромный, органично вписавшийся в окружающий ландшафт, будто выросший в незапамятные времена сам собой из этой вот песчаной почвы вместе с могучими, заматеревшими, незыблемыми в своём величии соснами, был безмолвен таинственно, не светясь в сумрак ни одним из окон.
Пространство перед домом, поросшее травкой, было пустынным и тихим. Лишь за границей огороженного штакетником участка, в густом, совсем непроглядном в ночном мраке подлеске, пощёлкивала заливисто какая-то невидимка-пичуга.
«Господи! И это теперь всё моё!» ощутил вдруг всю меру свалившегося на него невзначай счастья Глеб Сергеевич.