Ирина Измайлова
Собор
Роман о петербургском зодчем
Серия «The Big Book»
Оформление обложки Ильи Кучмы
В издании использованы иллюстрации автора.
© И. А. Измайлова, текст, иллюстрации, 2020
© Оформление. ООО «Издательская Группа Азбука-Аттикус», 2020
Издательство АЗБУКА®
Часть первая
Прелюдия
I
Поступлению в госпиталь новых раненых доктор Готье не удивился.
За год с небольшим существования Неаполитанского королевства волнения и восстания происходили в нем неоднократно, и в том, по мнению доктора, ничего необыкновенного не было. Госпиталем Готье командовал не так уж долго, но до того несколько лет прослужил полковым врачом в разных войсках. Был он и в Египте в пору роковой кампании, стремительно начатой будущим императором французов, героически продолженной генералом Клебером и постыдно законченной генералом Мену, который отчаянно добивался поддержки местного населения, пойдя ради этого даже на унижение[1], но тем не менее проиграл кампанию и был изгнан из Каира и Александрии.
Был Готье и в Испании, и от нее у доктора остались самые жуткие воспоминания. Прошел он и по Пруссии, и по Италии, и он хорошо знал, что оккупантов никто и нигде не любит
Откуда это? спросил доктор пожилого офицера, доставившего в Неаполь обоз с девятью ранеными.
Офицер рассказал, что три дня назад отряд повстанцев перебил роту пехотинцев в маленьком городишке, примерно в сорока лье от Неаполя, и захватил большой склад оружия, а также всякие ценности, которые как раз везли через этот городишко из столицы королевства в столицу империи. В погоню за бунтовщиками был выслан отряд гусар из 9-го Конногвардейского полка. За рекою, огибающей городок, гусары наскочили на засаду и после короткого боя были вынуждены отступить, даже не подобрав убитых. Правда, и восставшие отступили в лес, но вели оттуда сумасшедшую стрельбу, так что преследовать их значило для гусар лезть прямо под пули
Они тоже потеряли шестнадцать человек, но это, черт возьми, не утешение! сердито кусая усы, проговорил офицер. Наших ребят там осталось семеро, да вот еще раненых девять, и не все, может быть, выживут
Вот этот выживет едва ли, проговорил Готье, наклоняясь над носилками, с которых слышалось хрипящее дыхание раненного в грудь солдата. Этого вы зря тащили так далеко А этот, кажется, тоже Тьфу ты, Господи! Совсем мальчишка!
Последними в широкий вестибюль госпиталя двое гусар втащили носилки, укрытые широким плащом. Видна была только голова раненого, как облаком окутанная светлыми крупными кудрями. Широкая повязка, наполовину потонувшая в кудрях, справа вся побурела.
Доктор, у него бедро еще сказал державший носилки спереди громадный гусар. Доктор, его обязательно спасите! Это наш сержант. Храбрый как дьявол, не смотрите, что с виду он сосунок.
Поставьте носилки! приказал Готье. Не сюда, а вон туда на скамью. Ну и что же мы увидим?
Он скинул с носилок плащ. Правое бедро раненого было обнажено и тоже обмотано окровавленными повязками. Доктор вздохнул и медленно начал снимать повязки. Ему отчего-то хотелось поскорее узнать, что же все-таки он может сделать. Помимо воли его слишком тронуло это почти детское веснушчатое лицо с курносым носом.
Жаль, жаль, бормотал он, разматывая повязки. Однако рана почти на лбу, а не на виске, да, да, на лбу, это все-таки лучше Ну а нога? О, а с ногой хуже! Рана очень опасна. Слава Богу, что догадались прижечь Кто прижигал?
Высокий гусар пожал плечами:
Должно быть, та девчонка.
Какая еще девчонка?
Да была одна Ведь, доктор, это скверно вышло. Сержанта ранило на моих глазах. И еще другие гусары видели. Он упал, и мы решили убит. Ну и там его оставили, у реки. Мы смогли увезти только раненых, а не убитых Но в городке, как там он называется?.. Там была одна девчонка, маленькая, лет тринадцати Она его нашла, у реки-то, и всю ночь сидела с ним. А до того он полдня один провалялся! Утром девчонка поскакала за нами, ну и мы вернулись за сержантом. Представляете, сколько он вынес, доктор? Неужели умрет?
Может быть, и нет. Готье всматривался в рану на бедре юного гусара. Кто знает, как она глубока?.. Если он выживет, то благодаря прижиганию, не то его уже убило бы заражение: края раны начали воспаляться, воспаление еще не до конца исчезло. Но как же маленькая девочка додумалась до этого?
Это я ее попросил, неожиданно тихо, но внятно произнес раненый.
Его припухшие веки дернулись и поднялись. Глаза оказались не голубыми, как предполагал доктор, а утренне-синими, но сейчас их затуманивала боль.
Девочка прижгла рану каленым железом, потому что я ей сказал У юноши был мягкий, довольно низкий голос. Она решилась, потому что знала: я иначе умру Я не умру, мсье?
Это больше зависит от вас, чем от меня, ответил доктор. Если у вас крепкая плоть и если крепка ваша вера, мне, возможно, удастся вас вытащить. Как вас зовут?
Огюст Рикар.
Знакомое имя. Готье наморщил лоб, припоминая. Вы не родственник ли мсье Бенуа Рикара из Оверни? Я знавал такого лет тридцать назад.
Значит, вы знали моего отца. Голос раненого дрогнул, он, видимо, старался подавить стон, по его лицу прошла мучительная судорога. Отец умер пятнадцать лет назад
Вот как! Доктор закончил осмотр раны и осторожно приложил к ней повязку, не наматывая бинта, чтобы вскоре сменить его новым. Я помню этого господина, хотя сам был тогда мальчишкой. Мой отец учитель. Жили мы по соседству с вашим отцом. У него еще было маленькое имение Позабыл, как оно называется
Монферран, совсем еле слышно проговорил раненый сержант. Но только оно тогда уже было заложено, и отец продал его до моего рождения Я-то родился уже в Париже, то есть под Парижем Доктор, у меня внутри все горит! Скажите честно, я умираю?
Нет. Готье нахмурился. Жар у вас сильный Сейчас вас отнесут наверх, и я вами займусь. А вы, господа гусары, можете идти. Благодарю вас. Эй, наверху! Я долго еще буду ждать санитаров или мне тащить носилки самому?!
Гусары, внесшие раненого сержанта в госпиталь, наклонились к нему и стали прощаться, желая ему скорейшего выздоровления.
Спасибо вам, Даре, прошептал раненый. Спасибо, Виктуар
Ночью у раненого начался сильный жар. Он метался, задыхаясь, сбрасывал с себя тонкое одеяло, бормотал какие-то слова, напрягался, словно пытаясь вытолкнуть из своего тела невыносимую боль.
Под утро Готье подошел к юноше. Тот лежал, стиснув руки в кулаки, хрипло дыша. Глаза были широко открыты, зрачки в них так расширились, что они стали уже не синими, а черными.
Умираю! прохрипел он, глядя то ли на доктора, то ли сквозь него. Не может быть!.. Я не должен Мне нельзя
Так и не умирайте, раз вам нельзя! сказал Готье.
Понимаете, я его видел!.. Рикар приподнял голову, рванулся, чтобы сесть на постели, но застонал и снова упал. Я видел его, мсье! Но его еще нет
Кого?
Раненый не слышал вопроса, он говорил, захлебываясь, отчаянно напрягаясь.
Я видел реку широкую, цвета ртути сильную, холодную реку! Я видел всадника в лавровом венке а за ним, за его спиной храм Светлый мрамор и красные гранитные колонны
Доктор решил, что раненый бредит.
Сделайте ему холодные компрессы на лоб, распорядился он, когда к койке подошел дежурный санитар. О чем он говорит, я не понимаю Какой храм? Какой всадник в венке? Бедняга Я сделал все, что было в моих силах, но, если он умрет, буду себя винить!..
II
Огюст Рикар не умер. Жар и бред мучили его с неделю, затем стали проходить, и сознание раненого прояснилось.
Он настолько ослабел, что иногда у него не хватало сил поднять веки, и, приходя в себя, он подолгу лежал недвижимо, вслушиваясь в постепенно ослабевавшую боль, считая слабые удары своего сердца и пытаясь вспомнить последовательно и отчетливо, как это произошло Он как будто помнил и не помнил
Очень яркий солнечный вечер и крохотный городок, опутанный виноградом и хмелем.
Они въехали туда боевым маршем и, въехав, поняли, что уже не застали бунтовщиков те успели исчезнуть, уйти к реке, что за городком, к лесу.
Утром догоним их, решил командир отряда, гусарский капитан Линьер. С награбленным они далеко не утащатся, а ночью преследовать их опасно
Отряд занял просторный дом местного виноторговца, который, как выяснилось, был французом: непомерные налоги, введенные в последнее время на торговлю вином во Франции, вынудили его три года назад уехать в Италию. Его звали Эмиль Боннер. Он, казалось, и рад был прибытию соотечественников, и перепугался, когда они, гремя шпорами, не снимая киверов, расползлись по его дому. Они косились на него с презрением и издевкой: как же, сбежал к итальяшкам, и, кто его знает, быть может, был заодно с ними, с теми, кто вчера стрелял из-за каменных изгородей во французских пехотинцев?
Жил виноторговец с женой, племянником, которого по смерти его родителей усыновил, и с дочкой, тринадцатилетней Лизеттой, невысокой и тоненькой черноволосой девочкой.
Гусары опорожнили не один бочонок из запасов господина Боннера. Придя после этого в веселое расположение духа, они отправились на двор погреться на солнце, и им захотелось подурачиться.
Случай представился сам собою. В это время Лизетта, приставив к стене дома длинную деревянную лестницу, взобралась на кровлю, чтобы подвязать огромную виноградную лозу, накануне сорванную ветром. На фоне красной черепицы светлая юбка и желтый платок девочки выглядели очень живописно.
Один из гусар, подмигнув остальным, подобрался к лестнице и потихоньку убрал ее, так что девочка, справившись наконец с лозой, вдруг увидела, что ей придется или оставаться на крыше, или прыгать вниз с высоты второго этажа на посыпанную битым камнем дорожку
Гусары, столпившись возле стены, хохотали и потешались над растерянностью бедняжки Лизетты, а тот, что убрал лестницу, раскинул руки и крикнул:
Прыгай в мои объятия, пташка! Ты ведь легкая, что твой пух!.. Ну да, не бойся! Один поцелуй, и я тебя отпущу, для больших забав ты пока мелковата
Поставь лестницу на место! дрожащим от гнева голоском потребовала девочка.
Ни за что! Лихой солдат давился от смеха, поощряемый гоготом остальных. Только через мои объятия, или спи на крыше, моя крошка!
Девочка прикусила губу, молча сделала несколько шажков в сторону, вдоль опасной крутизны черепичного карниза, и затем, пригнувшись, соскочила вниз, минуя собравшихся у стены гусар. Как ни ловко она спрыгнула, но толчок был слишком сильным, и Лизетта упала, ободрав коленки и ладони об острую щебенку. Но хуже того оказалось другое: прыгая, она зацепилась за излом черепицы и сверху донизу разорвала свою юбочку.