В этом убеждении дядюшка Роже был непоколебим, и никакие доводы племянника не могли его разубедить. Он мечтал видеть Огюста именно своим наследником. Поняв, что спорить бесполезно, Огюст просто заявил дяде, что ни к какому мсье Руссе не пойдет, а, полечившись месяц-другой, продолжит свои занятия в архитектурной школе.
Что там будет потом, мы еще увидим, дядя, резонно заметил он. А из меня выйдет такой же нотариус, какой из осла исповедник.
Мсье Рикар-старший рассердился и вспылил. Дело дошло до ссоры, в разгар которой Роже, как всегда совершенно перестав себя сдерживать, обругал племянника упрямым остолопом и непрактичным фантазером, а затем, вскипев, закричал:
Если ты не желаешь уважать моей воли, мальчишка, то и ступай вон из моего дома!
Огюст, у которого гордости было не меньше, чем у всех Рикаров, вместе взятых, подавил свою ярость и ответил надменно:
Мсье, этот дом не только ваш. Вместе с вами им владели мой отец и моя мать, а мой отец, смею вам напомнить, был вашим старшим братом Но ваш приказ для меня закон. Только имейте в виду: мне уже не пятнадцать лет, и я не позволю, как то было однажды, прогнать меня, а потом великодушно простить и позвать обратно. Я ухожу совсем и больше сюда не вернусь!
И он действительно ушел, несмотря на свою слабость, несмотря на слезы и уговоры бедной Жозефины, уверявшей его, что гнев дяди мигом пройдет, и он сам будет очень жалеть о ссоре, и его удастся легко убедить, что племянник прав и волен учиться там, где ему нравится. В душе Огюста вдруг поднялась истинная буря, ему припомнились все многочисленные обиды, нанесенные за много лет ему и его матери, и он сознательно первым пошел на этот разрыв: Жозефине удалось только уговорить его (и без особого труда, потому что он был совершенно нищ) взять у нее в долг пятьдесят франков в шелковом стареньком кошельке, и с этим кошельком, со своим костылем и со своей решимостью он бесстрашно переступил порог родного дома.
В тот же день он снял себе комнату на правом берегу Сены, на втором этаже маленького двухэтажного дома, крытого красной черепицей. По этой высокой черепичной крыше зачем-то тянулась наискосок узенькая лестница, огибающая конек и спускающаяся по длинному скату к более плоской крыше пристройки. Лестница была сооружена из той же черепицы, только изготовленной и уложенной не так, как обыкновенная, и сразу заметить ее было нелегко. Огюст, разглядывая дом, долго ломал себе голову над тем, кому и зачем понадобилась эта совершенно нелепая лестница на крыше, потом решил, что надо снять комнату в доме, а потом можно будет додуматься, для чего сие украшение.
Хозяева домика семейство почтенного кожевника занимали нижний этаж, а верхние три комнаты сдавались, но получилось так, что как раз в это время в двух соседних комнатах никто не жил, и юный сержант Рикар оказался единственным постояльцем семьи Леду
Здесь и отыскал его на третий день Антуан Модюи, лучший его друг.
Ну от тебя не знаешь, чего и ожидать! возопил он, врываясь в комнату и заключая Огюста в объятия. Твое письмо, от которого у меня волосы встали дыбом потом известие, что ты вот-вот будешь в Париже, потом я прихожу к тебе в дом и узнаю, что ты передрался со стариком Роже и сбежал И вот ты оказываешься в этом курятнике с дурацкой крышей
Ты на крышу обратил внимание? с живостью спросил друга Огюст, горячо отвечая на его объятия. Как ты думаешь, для чего там лестница?
Что для чего? не понял Антуан. Ах, лестница! Мало ли какому олуху понадобилось прилепить ее к крыше просто для украшения?
Но это же определенно дом буржуа, возразил Огюст. Середина прошлого века Они просто для украшения ничего не делали: этот народ деньги считает.
Тьфу ты, да ты и вправду помешался, твой дядя прав! вскричал Модюи. О чем ты думаешь? Думай, что тебе теперь делать, ведь ты, кажется, надолго прирос к месту Бог знает, на кого ты сейчас похож!
Я знаю, Антуан. Юноша усмехнулся. Но это не так важно. Ходить я уже скоро смогу получше. Отдохну неделю и опять начну учиться. А не то совсем от тебя отстану. Мало того что ты тремя годами меня старше и учишься уже давно, так вот еще и война мне насолила А ты бы, может быть, приискал мне какой-нибудь заказ, а? Любой, хоть на рисунки для модного журнала. Мне совершенно не на что жить, а занимать бесконечно у Жозефины просто стыдно.
Заказов я тебе поищу, пообещал, подумав, Модюи. Я бы и в долг тебе дал, но, понимаешь, пришлось во второй раз откупаться от военной службы, и на это ушло пять тысяч франков Мой отец вне себя от злости, и я не могу сейчас просить у него денег.
Понимаю, кивнул, улыбнувшись, Огюст. Помоги с заказами, и довольно. И не будем огорчаться из-за пустяков
Они весело распили принесенное Антуаном вино и провели вечер, обсуждая будущее, учебу, возможные успехи. Как в самой ранней юности, оба великолепно понимали друг друга.
Второе появление Модюи оказалось неожиданным и невероятно бурным.
Это случилось через четыре дня, в воскресенье. Леду с утра отправились всем семейством к родне, и Огюст остался во всем доме один. Проглотив завтрак (весьма легкий, ибо от тетушкиных денег оставалось чуть больше половины, а работы пока что не было никакой), он взялся за свои книги, которые ему прислала из Шайо добрая Жозефина.
Около полудня снизу донесся дикий стук в дверь, и, выглянув в окно, юноша увидел под дверью Антуана, но в таком виде, в каком тот, наверное, еще ни разу в жизни не бывал Он был без сюртука, в рубашке и съехавшем на одно плечо плаще, забрызганном грязью, волосы на его непокрытой голове были всклокочены, он шатался; вцепившись одной рукой в перила крыльца, другой рукой отчаянно колотил по двери.
Антуан, ты что?! крикнул в окно Рикар.
Молодой человек вскинул голову, и лицо его привело Огюста в ужас. Всегда такое красивое, тонкое, смуглое, оно было перекошено гримасой безумного страха и бледно как простыня. Над правым виском виднелась алая ссадина, кровь текла по щеке, капала с подбородка на воротник рубашки.
Огюст, открой! Открой, ради Бога! прохрипел он, увидев в окне своего друга. Скорее открой или я погиб!
В его осипшем голосе было такое отчаяние, что Огюст, позабыв про свою больную ногу, живо вскочил и кинулся вниз. Потом он и сам не мог сообразить, каким образом сумел без костыля пересечь комнату, пробежать верхний коридор и одолеть два пролета лестницы. Он опомнился уже внизу, отпирая засов и чувствуя, что от невыносимой боли в бедре сию минуту упадет замертво.
Молодой человек вскинул голову, и лицо его привело Огюста в ужас. Всегда такое красивое, тонкое, смуглое, оно было перекошено гримасой безумного страха и бледно как простыня. Над правым виском виднелась алая ссадина, кровь текла по щеке, капала с подбородка на воротник рубашки.
Огюст, открой! Открой, ради Бога! прохрипел он, увидев в окне своего друга. Скорее открой или я погиб!
В его осипшем голосе было такое отчаяние, что Огюст, позабыв про свою больную ногу, живо вскочил и кинулся вниз. Потом он и сам не мог сообразить, каким образом сумел без костыля пересечь комнату, пробежать верхний коридор и одолеть два пролета лестницы. Он опомнился уже внизу, отпирая засов и чувствуя, что от невыносимой боли в бедре сию минуту упадет замертво.
Но оказалось, что падать в обморок нельзя, ибо влетевший в просторный коридор Антуан сам без сил свалился на соломенную циновку, простонав еле слышное:
Запри!
Пришлось запереть дверь и задвинуть второй засов. Затем Огюст опустился на табурет и, подавив головокружение, спросил сквозь полусжатые зубы:
Кой бес за тобой гонится, Антуан?
Молодой человек привстал и затравленным взглядом уставился на дверь. На его лице смешались пот, кровь, слезы и грязь.
За мной гонится полиция! прошептал он. Ты Кто-нибудь еще есть в доме?
Нет, я один. Но почему?.. Но за что?
Меня кто-то оклеветал! воскликнул Модюи, вскакивая и кидаясь к двери, чтобы проверить прочность засовов. Понимаешь, я насолил тут одному мерзавцу, верно, это он Помнишь, четыре года назад мне пришлось по делам покойного кузена Мишеля побывать у генерала Пишегрю? Через год после того Пишегрю был арестован![3] Помнишь? Теперь нашлись какие-то бумаги о заговоре И кто-то донес в префектуру, что это я возил их генералу! Нас с отцом едва успели предупредить Они ломились в дверь, когда я выскочил из окна Они преследуют меня по пятам деваться мне некуда! Ты не выгонишь меня, Огюст?
Ты с ума сошел! Рикар, морщась, растирал больную ногу. Но послушай, ведь твой отец друг префекта. Или нет?
Да! подтвердил Антуан. Но префекта сейчас нет в Париже! На то и был расчет! Через две недели он вернется, и отец все уладит, но, если сейчас они меня сцапают, я за неделю буду отправлен на тот свет Помощник префекта туп, как ослиная задница! Господи помилуй, я не хочу на гильотину!
Огюст содрогнулся:
Ты думаешь даже так? Но не без суда же! А ведь ты невиновен!
Модюи глянул на него и вдруг истерически расхохотался:
А! Суд! Невиновен Да-да! А Пишегрю, по-твоему, был виновен? Однако его не судили, а просто удавили в тюрьме! А герцог Энгиенский?[4] Генерал и герцог! А я кто? Букашка, с которой не станут и возиться! Может, меня и до тюрьмы не доведут, а пристрелят по дороге! Они же О, что это?! Ты слышишь?!
С улицы отчетливо донесся приближающийся конский топот. Антуан побледнел еще сильнее и вдруг кинулся на колени перед своим другом.
Огюст, не открывай им, заклинаю тебя! задыхаясь, шептал он. Вспомни, что сам недавно погибал, не дай им убить меня! Именем Божьим, душою твоих отца и матери, умоляю, не открывай!
Встань, черт возьми! закричал Рикар, вскакивая с табурета. Встань, не будь девицей! Помоги мне подняться в мою комнату, оттуда видна вся улица. Ну! Скорее они уже здесь.
Действительно, едва молодые люди вошли в комнату, снизу раздался резкий повелительный стук, и низкий мужской голос прокричал:
Отворите!
Почему они сразу стучат в этот дом? хрипло прошептал Антуан.
Потому что он крайний, ответил Огюст и, подхватив свой костыль, подошел к окну.
Перед дверью домика он увидел пятерых спешившихся жандармов и какого-то человечка в поношенной одежде, который вертелся вокруг них и стрекотал:
Я слышал, господа, слышал, я живу напротив Он точно стучался в этот дом!
«Так! подумал Рикар, ощутив в горле что-то холодное и липкое. Кажется, скверно»
Конец! как эхо его мыслей простонал сзади Антуан.