Остальные тела мы загрузили так быстро, что единственное, сохранившееся в памяти, ловкость, с которой нарик содрал золотой браслет с мощной руки одного из покойников. Чувствовался профессионализм.
А ну, валите отсюда! скомандовал Швед и, отдав автомат Зверю, полез за руль осиротевшей машины.
Два джипа, доверху набитые покойниками, съехали на обочину. Вряд ли кто-то подойдёт к этим крутым тачкам и поинтересуется, чем конкретно заняты их хозяева. А когда содержимое летучих голландцев будет обнаружено, отыскать убийц окажется очень непросто. Такие мысли приходили мне в голову, пока я занимал место в уютном салоне, нервно поглаживая пистолет, упирающийся в бедро. Единственное, чего я сейчас опасался, так это что смертоносная машинка может сама по себе бабахнуть, продырявив ногу. Зато в игре появился никем не учтённый фактор, который я мог использовать для самозащиты. Если только успею С братанами расправились очень быстро. Никто не пытался поговорить, объясниться, извиниться, в конце концов. Щелчок затвора треск автоматов. Вот и весь разговор.
От всего этого становилось не по себе. Особенно когда я попытался ответить себе на один простой вопрос: на кой хрен в научной экспедиции столько автоматического оружия и людей, способных его применять? Какова цель поездки, если для её достижения можно, ничтоже сумняшеся, прикончить семь человек?
Вопросы эти в одночасье вылетели из моей головы, когда Зверь, пофыркивая, словно морж, заполз в кабину и подвинул нарика ко мне. Следом занял место Теодор Емельянович. Как я заметил, своё оружие он отдал гиганту ещё снаружи и теперь тщательно протирал руки чистым белым платком. Должно быть, платок был пропитан одеколоном, так как по салону плыли волны какого-то терпкого запаха. Осматривая идеально чистые руки, Теодор недовольно ворчал:
Всё это грязь. Ненавижу участвовать в избиении младенцев, а эти ребята сущие телята или, по вашим определениям, лохи.
Никто не спорит, равнодушно пожал плечами Зверь, укладывая оружие в баул. Скорее всего, сынки каких-нибудь мухосранских шишек. Привыкли кататься на тачках, потрахивать своих шлюшек и бить мордасы всем, кому ни попадя. Провинция, одним словом.
Наша стерва всё-таки успела отрезать парочку ушей, восторженно сообщил Швед, плюхнувшись на своё место. Вылажу из тачки, глядь: а у одного жмура уже чего-то не хватает. Когда только успела?
Эти наклонности недовольно поморщился Теодор. Поехали. Мне хотелось бы успеть до заката, а времени осталось в обрез.
Какая разница? Зверь покачнулся, когда джип рванул вперёд. Там-то всё равно, день или ночь.
Прежде чем угодить туда, Емельянович особо выделил последнее слово, нам предстоит удалить полтора метра слежавшейся мокрой почвы. Если не успеем засветло, придётся работать при свете фар.
Какая разница? Зверь покачнулся, когда джип рванул вперёд. Там-то всё равно, день или ночь.
Прежде чем угодить туда, Емельянович особо выделил последнее слово, нам предстоит удалить полтора метра слежавшейся мокрой почвы. Если не успеем засветло, придётся работать при свете фар.
А сколько осталось до места-то? Уши Шведа, подобно локаторам, поворачивались из стороны в сторону, улавливая каждое слово.
Теодор зашелестел бумагой, а Зверь, наклонившись вперёд, начал давать ему советы, но так тихо, что я ничего не мог разобрать. Наконец они сошлись во мнении, определив искомое расстояние в семьдесят километров. Судя по спидометру, скорость держалась на уровне полутора сотен, поэтому ехать оставалось не так уж и долго.
Непроизвольно поглаживая спрятанный пистолет, я пытался представить себе то место, куда мы едем. Почему-то понятие «пещеры» вызывало у меня образ подпирающих небеса скал, у подножия которых чернели отверстия, ведущие в неизведанные глубины. В общем, некое подобие Морийского царства.
В чём-то я оказался прав.
Есть какие-нибудь особые приметы? спросил Зверь после долгого молчания. А то как бы не пришлось увязнуть в этой глухомани надолго.
К этому моменту мы успели свернуть с относительно пристойной дороги на просёлочный тракт, представлявший собой невообразимое месиво из грязи и каких-то булыжников. Пожалуй, здесь могли пройти только танки, да ещё, может, машины, подобные нашим. Даже эти сверхмощные джипы временами бесполезно ворочались в потоках жидкой грязи, пытаясь вырваться из липкого плена. Стеклоочистители работали на пределе, с трудом удаляя грязевые нашлёпки с лобового стекла. Швед непрерывно матерился и скрипел зубами. Его лысина стала багровой.
Не совсем приметы, Емельянович оставался спокоен, скорее ощущения. Каждый, кто хоть раз побывал там, всегда чувствует приближение к порталу. Это как зуд внутри тебя. Обычно он слаб и практически не ощущается, но чем ближе врата, тем мощнее становится. Он становится всё сильнее и исчезает только в точке врат.
Слова, которые он произносил, становились всё более плавными и напевными, точно он засыпал. Потом его левая рука медленно поднялась, чтобы резко обрушиться на плечо яростно пыхтящего Шведа. От неожиданности тот нажал на тормоз, и джип, клюнув носом, остановился.
Здесь, сказал Теодор и некоторое время сидел молча, рассматривая ничем не примечательный участок абсолютно голого поля. Другие машины, уехавшие было вперёд, тоже остановились и начали сдавать назад. Их колёса утопали в грязи едва ли не по верхние края дисков. Когда двигатели заглохли, наступила полная тишина. Прекратился даже дождь, барабанивший по крыше, а быстрый ветер начал разгонять пелену туч, сковывающих тёмно-синее небо.
Ну и? спросил Швед, вытягивая короткую шею и ворочая круглой головой, очевидно в попытке разглядеть хоть что-нибудь. Ни хрена тут нет.
Вместо ответа Теодор открыл дверцу машины и некоторое время сидел без движения. Как я заметил, его тонкие ноздри жадно втягивали холодный воздух, точно он пытался уловить некий, хорошо знакомый ему запах, приносимый промозглым ноябрьским ветром. Потом руководитель поднял правую руку и негромко приказал:
Дай мне лозу.
А как же тот зуд, о котором ты говорил? поинтересовался Зверь, извлекая из-за пазухи нечто тонкое и блестящее, похожее на скрученную проволоку.
Так вернее. Иначе мне придётся очень долго блуждать по этой грязи, отыскивая нужную точку, а времени у нас в обрез.
Может, стоит тогда выпустить нашу учёную братву? Проволока перекочевала в руки Теодора, и тот начал изгибать её, превращая в диковинное подобие бабочки. Пусть начинают отрабатывать свои деньги.
Если бы я ещё знал, какую именно вещь им нужно искать. Емельянович выбрался наружу и направился прямиком в чистое поле, поворачивая из стороны в сторону своё загадочное приспособление. Впрочем, пусть достанут какие-нибудь приборы, фон снимут, что ли
Зверь легко вымахнул из джипа и направился к автомобилю, где, очевидно, располагались болоньевые дутыши. Не прошло и минуты, а учёные уже начали вытаскивать из машины какие-то ящички, подключая их друг к другу многочисленными проводами. Один учёный умело устанавливал треногу, на конце которой ослепительно сверкала серебристая тарелка антенны, уставившаяся в стремительно темнеющее небо, уже пробитое множеством ярких звёзд.
Но моё внимание было поглощено не этой суматохой, а одинокой фигурой в чёрном бушлате, медленно бредущей по полю. Казалось, человек не имел определённой цели и блуждал по случайной траектории. Так вдребезги пьяный пытается добраться домой по короткой, но очень широкой дороге. Проволочное кружево в приподнятых руках казалось странно живым. Присмотревшись, я понял почему: оно непрерывно двигалось из стороны в сторону, мелко вибрируя.
Курануть бы, тоскливо протянули у моего уха, и я отвлёкся, взглянув на нарика, тоскливо уставившегося в опустевшую коробочку. Ща как дунул бы, да так, чтобы крышу вырвало! На прошлой неделе кореша план привезли Кубанский! Рубит на раз! Жалко лавэ нету, а то купил бы нефиг делать.
Очередной бред, не имеющий ни начала, ни конца. Я отвернулся от грезящего наркомана и увидел кое-что интересное: лоза в руках Теодора превратилась в нечто полупрозрачное, размытое от скорости и с оглушительным свистом улетела в тёмное небо. Емельянович покачнулся, но сумел сохранить равновесие, сделав лёгкий взмах обеими руками. Зверь уже бежал к нему, а за ним неслись учёные, волоча какие-то ящики, ощетинившиеся уродливыми микрофонами. До нас донеслись возбуждённые крики охотников, напавших на след долгожданной добычи.
По-моему, нашли, сказал я, помимо своей воли ощущая возбуждение. Наконец-то я увижу цель нашего путешествия.
А мне до задницы, сказал нарик, но тем не менее тоже уставился в ту сторону, где группа людей что-то горячо обсуждала. Мне лишь бы лавэ быстрее отвалили. Я тогда сразу накуплю себе дури побольше и как заторчу! Уже скоро! Я уже макли набил с нужными барыгами, отменную дурь должны привезти!
Отчасти из любопытства, отчасти из-за того, что этот вздор достал меня до крайности, я выбрался из машины и пошёл в сторону полевого консилиума. Внезапно кто-то сильно дёрнул меня за рукав куртки, едва не оторвав его напрочь. Как выяснилось, это был Швед с двумя лопатами в руках. Одну он, не говоря ни слова, вручил мне, а второй, судя по всему, собирался воспользоваться сам. По крайней мере, физиономия его выражала лишь крайнюю степень недовольства. Такого, какое и должна отражать морда лица человека, которому предстоит ковырять лопатой в мокрой слежавшейся земле. Следом ковылял нарик, недоумённо разглядывая инструмент в своих руках. Этот гробокопатель выглядел так, словно видел сие садо-огородное приспособление первый раз в жизни.
Неожиданно стало очень тесно, потому что на узком пространстве грязевого пятачка, вытоптанного ногами десятка людей, злые индивидуумы с лопатами в руках начали остервенело вгрызаться в тело земли. Со всех сторон доносились громкие команды и ещё более громкие ругательства.
Нам предстояло разрыть участок трёх метров в диаметре и глубиной не менее полутора метров. Это был тихий ужас, заполненный тяжёлым дыханием, ледяным ветром, забирающимся под куртку, и водопадом холодной воды, вновь хлынувшей с неба. Со стороны эта картина должна была очень напоминать ускоренное воспроизведение давнего клипа Сергея Галанина, в котором несколько психопатов зачем-то роют яму в пустынном месте.
Я не обращал внимания на темноту, окутавшую нашу компанию, пытаясь удержаться на ногах в потоках плещущей грязи, и при этом заставить непокорную лопату выполнять возложенную на неё работу. На какой-то период в нашей компании самым употребительным стало короткое словечко, обозначающее девицу лёгкого поведения. Оно произносилось непрерывно, слившись в единое непристойное бормотание. Будь земля посуше, мы уже давно прорыли бы тоннель к самому центру планеты, а сейчас просто бесполезно топтались на дне неглубокого грязевого бассейна.