Экономическое влияние рабства на производство было колоссальным. Использование рабства не было «неэкономичным» в том смысле, что оно отрицательно повлияло бы на производство. Экономический анализ римской системы рабовладения в части стоимости раба, прибыльности и ограничений управления (Scheidel 2012) также полностью верен и для греческой системы. Главной причиной использования рабства был рынок, не только потому, что рабская рабочая сила обеспечивалась посредством рынка, но потому, что он давал возможность повысить отдачу на инвестиции (ROI), хотя и без повышения производительности труда. Свободные работники никогда не согласились бы на те ужасающие условия, в которых трудились рабы на рудниках (например) или, в широком смысле, на нескончаемые дни, проводимые в труде (Scheidel 2007: 6263). Но у рабов не было иного выбора, кроме как принять эти условия, если они хотели избежать страшных наказаний со стороны своих хозяев. То, что рабы были прямым средством, помогающим увеличить доход на инвестиции и обойти узкий участок автоматической работы, прекрасно сформулировал Аристотель (Politics 1.4.3 1253b 3439, tr. Barker [1948: 14], Аристотель, т. 4, 1983, с. 381: «если бы ткацкие челноки сами ткали, а плектры сами играли бы на кифаре, тогда и зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы»). Это не означает, однако, что рабство воспрепятствовало нововведениям (об этом см. ниже).
Экономическое влияние рабства на производство было колоссальным. Использование рабства не было «неэкономичным» в том смысле, что оно отрицательно повлияло бы на производство. Экономический анализ римской системы рабовладения в части стоимости раба, прибыльности и ограничений управления (Scheidel 2012) также полностью верен и для греческой системы. Главной причиной использования рабства был рынок, не только потому, что рабская рабочая сила обеспечивалась посредством рынка, но потому, что он давал возможность повысить отдачу на инвестиции (ROI), хотя и без повышения производительности труда. Свободные работники никогда не согласились бы на те ужасающие условия, в которых трудились рабы на рудниках (например) или, в широком смысле, на нескончаемые дни, проводимые в труде (Scheidel 2007: 6263). Но у рабов не было иного выбора, кроме как принять эти условия, если они хотели избежать страшных наказаний со стороны своих хозяев. То, что рабы были прямым средством, помогающим увеличить доход на инвестиции и обойти узкий участок автоматической работы, прекрасно сформулировал Аристотель (Politics 1.4.3 1253b 3439, tr. Barker [1948: 14], Аристотель, т. 4, 1983, с. 381: «если бы ткацкие челноки сами ткали, а плектры сами играли бы на кифаре, тогда и зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы»). Это не означает, однако, что рабство воспрепятствовало нововведениям (об этом см. ниже).
Главными причинами существования рабства были следующие: (1) относительный дефицит рабочей силы (по сравнению с доступными ресурсами), если подразумевать под этим высокий спрос на товары или услуги, которые могли производиться рабами, и высокую оплату труда свободных работников; (2) накопление капитала и физический доступ к людям, которых можно обратить в рабство (Scheidel 2008). Таким образом, можно легко объяснить, почему в классических Афинах рабство получило такое массовое развитие. Добывавшиеся рабами богатые серебряные руды Лавриона (в Южной Аттике) (Rihll 2010) давали колоссальную прибыль. В свою очередь, эта прибыль обеспечивала как сравнительно высокие доходы для свободного населения (Loomis 1998), так и значительный капитал для покупки рабов на международном рынке. В то время огромная «варварская» периферия могла обеспечить столько рабов, сколько было необходимо. В этом смысле рабы серебряных рудников Лавриона были в самом сердце системы, так как добываемое ими серебро позволяло афинянам массово закупать или захватывать новых чужеземных рабов.
Сильно увеличивая общее количество рабочей силы, рабство было одним из основных факторов ускоренного экономического роста в классическом и эллинистическом мире. Поскольку рабы чрезмерно эксплуатировались в качестве рабочей силы, а компенсация за их труд им не выплачивалась, от рабов, как правило, не ожидалось воспроизводства (хотя репродукция имела место, ее было недостаточно для поддержания числа рабов на постоянном уровне). Поэтому рабовладельческая система опиралась на постоянный приток с более или менее варварской периферии свежей рабочей силы, состоявшей из мужчин, женщин и детей, которых обращали в рабство после войны, захватывали в ходе пиратских набегов или которые попросту продавались своими семьями. Таким образом, совокупный спрос на рабов, если и не держался на одном уровне, то постоянно присутствовал и может рассматриваться как фундаментальная характеристика древнегреческой экономики (то же самое можно сказать и о римской экономике, где спрос на рабов достиг головокружительных масштабов в последние века республики и в начале имперского периода).
Стоимость воспитания этой рабочей силы в мире греческих городов была почти нулевой. За исключением стоимости их приобретения и перевозки на рынки рабов эта деятельность приносила только доход. Для всего древнего мира в совокупности мировое соотношение используемой в производстве рабочей силы было сильно смещено в сторону рабства, так как рабы в силу ограничения перемещались из зон низкой технической продуктивности в зоны высокой технической продуктивности, где их использовали для работы, колоссально превосходящей по своему уровню ту, которую они выполняли бы в своем родном окружении. Но, конечно же, выигрывали от этого дополнительного дохода на инвестиции и от полученного объема производства греки. Мир греческих городов никогда не смог бы столь интенсивно расти без рабства. В этом смысле нет никаких сомнений, что на старый вопрос о том, была ли «греческая цивилизация основана на рабском труде» (Finley 1983: 97115), следует ответить положительно.
Поскольку в большинстве областей производительность труда чрезмерно эксплуатируемого раба неизменно превышала производительность свободного работника, рабство служило катализатором роста, больше всего в условиях античного мира, где рабам давалось достаточно стимулов для поддержания минимального уровня естественной репродукции. Это максимизировало доход на инвестиции для покупателей рабов. Таким образом, становится ясно, что рабство служило решающим фактором в процессе роста древнегреческого мира. Оно позволило осуществить массовое и быстрое повышение объемов производства, поставляемого на рынок. В краткосрочной перспективе оно также вызывало рост прибыли держателей капитала и способствовало процессу его концентрации.
Изначально в мире, где существовало всего несколько зон с высокопродуктивной рабовладельческой экономикой, города, которые предпочитали использовать рабов, выигрывали за счет колоссального сравнительного преимущества. Города, которые придерживались традиционных форм использования рабочей силы, оказывались на периферии или приходили в упадок. Так было до тех пор, пока преимущество существовало по сравнению с теми территориями, где еще не было принято рабство; иными словами, до тех пор, пока продукция ферм или мастерских, где трудились рабы, могла найти рынок, обеспечивающий производителям хорошую прибыль. Связь рабства и торговли, особенно морской торговли с дальними странами в Средиземноморье, является секретом «золотого века» конца архаического и классического периодов. Города, расположенные в области Эгейского моря, могли массово продавать изготавливаемые рабами на фермах товары трудоемкого производства или высококачественные ремесленные изделия целому ряду покупателей, особенно в странах восточного Средиземноморья Египте и Персии.
В каком-то смысле эти государства были богаты и развиты, но эксплуатация рабочей силы в них не была основана на рабстве. Определенные греческие товары могли понадобиться им для государственных нужд, как в Египте, или для нужд и государства, и аристократической элиты, как в Персидской империи. То же самое относилось и к предводителям «варварской периферии», которых привлекало греческое оружие, предметы роскоши и вино. Наконец, греческие товары нужны были во многих греческих городах, более или менее недавно основанных в новых колониях Средиземноморья, и в различных негреческих городах-государствах восточного и западного Средиземноморья, где могла существовать система использования рабского труда, но она не приобрела такого массового размаха, как в эгейских греческих городах. В эллинистический период это сравнительное преимущество могло частично поддерживаться. Победа над Персидской империей и создание греческих царств на востоке даже открыло новые рынки. В то же время, однако, набирающий скорость перенос в западное Средиземноморье технологий и институтов (массовое рабство), которые были ключевыми для достижений предыдущего периода, начал в различной степени способствовать росту в разных областях Эгейского моря. Этот процесс был, конечно же, напрямую связан с политической экспансией Рима, ставшего колоссальным автономным полюсом роста.
Когда Рим завоевал весь средиземноморский мир, превратив его в единую империю и потенциальный рынок, сравнительное преимущество греческих торговых городов начало развеиваться. Рабство могло вводиться везде, хотя и в разной пропорции в римском Египте оно, вероятно, составляло всего около 715 % (Scheidel 2008:106). Однако все меньше оставалось не охваченных рабовладельческой системой территорий, которые могли вбирать в себя продукцию центрального элемента рабовладельческой экономики. Иными словами, само существование системы рабского труда неизбежно начало влиять на рост. Яркая особенность роста в античном мире в целом заключается в том, что, хотя в течение некоторого времени сохранялся высокий уровень благосостояния, римский мир вошел в фазу негативного роста, который со временем ускорился. Недостаток, или противоречие, основанного на рабстве роста заключался в том, что он также препятствовал созданию крупного класса платных работников, которые могли также представлять рынок, возможно, широкий.