Секретная должность агента Рейли - Быков Александр Владимирович 11 стр.


КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

 Кстати, как там наш дристун в Вологде, говорят, он почти поправился?

 Я должен послать ему телеграмму с сообщением, что мой отъезд из Москвы по ряду соображений откладывается, и я смогу навестить его в Вологде подмигнул Локкарту Роббинс.

Друзья пожали руки и отправились по своим делам.


В канун русской Пасхи Генеральный консул Соединенных Штатов в Москве Мэддин Саммерс получил от полковника Роббинса в знак примирения бутылку превосходного американского виски. Подарок был передан с посыльным, и отказаться от него консулу не представилось возможным.

В тот же вечер после употребления виски Саммерсу стало плохо. Он промучился около суток и умер.

Врачи констатировали апоплексический удар. Молодой, ему не было еще пятидесяти лет, американский консул в одночасье ушел из жизни. Его организм отказался бороться с болезнью, как будто оцепенел.

Френсису принесли телеграмму о неожиданной кончине генерального консула уже 5, мая и он, несмотря на праздник и выходные дни, немедленно выехал в Москву.

Похороны были пышными, пришло множество народа. Оказалось, что скромный в общении консул, женатый на русской аристократке, был любим и уважаем в московском обществе.

Френсис на похоронах выступил с речью, где отметил большой вклад покойного в развитие русско-американских отношений и высоко отозвался о его личных качествах.

Роббинса на похоронах не было. В этот день он уехал в Вологду и был крайне удивлен тем, что не застал посла на месте.

 Как, разве Вы не знаете о безвременной кончине Саммерса?  спросил полковника Норман Армор.

 Впервые слышу,  соврал Роббинс,  жаль. Очень жаль, мне было приятно с ним работать. Такая быстрая и нелепая смерть. Доктора определили причину?

 По сведениям из медицинских кругов у него был инсульт, но причина его неизвестна.

 Все это нервные болезни, переутомление, нельзя было так много работать и принимать близко к сердцу события последнего времени.

Роббинс раскланялся с секретарем посольства и, приказав прицепить вагон к ближайшему составу на Москву, вскоре отбыл назад.


В тот же день после похорон посол Френсис собрал совещание из числа иностранных граждан, представителей стран Антанты. Пришли все. От французов присутствовали генерал Лавернь и капитан Садуль, от итальянцев генерал Ромеи, от англичан прибыл Локкарт. Он впервые увидел дуайена дипломатического корпуса, которого представлял только по рассказам Роббинса.

 В этот тяжелый час, господа,  сказал Френсис,  мы должны ответить себе на вопрос, существует ли в России сила, способная противостоять большевизму.

 В Вологде такой силы точно нет,  съязвил итальянский генерал, он открыто критиковал Френсиса за отъезд из столицы.

 Я говорю о больших городах,  невозмутимо продолжил американский посол.

 Недовольных новой властью много,  осторожно заметил Локкарт,  но какой толк? Эти люди не пользуются доверием в обществе, за ними никто не стоит.

 Откуда Вы знаете?  возразил Френсис,  По моим данным в городе действует несколько законспирированных организаций: «Союз защиты Родины и свободы», «Союз Возрождения России» и другие.

 Это монархисты и эсеры. О первых не стоит и говорить, это кучка людей, сохранивших вопреки реальности верность ушедшему самодержавию. Вторые, несмотря на массовость организации, разделены. Левые эсеры союзники большевиков, правые противники, но у них сейчас нет должной поддержки даже в деревне. Большевики перехватили инициативу по аграрному вопросу,  снова заметил Локкарт,  Сегодня важнее не поиски недовольных, а налаживание контакта с правительством большевиков.

 Я тоже так считаю,  поддержал коллегу Садуль.

Генералы дипломатично промолчали.

 Мне ясна ваша позиция, господа,  подвел итог совещанию Френсис. Я обдумаю ваше предложение.

 Какого черта!  возмущенно сказал он личному секретарю Джонсону, когда гости ушли,  Неужели в этом городе не осталось настоящих русских патриотов.

 Они есть, губернатор,  тихо сказал Джонсон,  но они не хотят приходить в консульство из соображений безопасности и просят Вас встретиться с ними где-то в другом месте.

 Пожалуй, в этом есть свой резон,  заметил Френсис,  я готов к этим встречам.


Весь следующий день американский посол провел на частной квартире княгини Горчаковой, где принимал множество гостей. Все они клялись в верности идеалам Антанты и были готовы бороться с Советами.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Чем больше Френсис разговаривал с представителями оппозиции, тем больше осознавал, что между этими людьми, дружно ненавидевшими большевизм, кроме общей ненависти ничего общего больше нет.

Одни из гостей были монархистами, другие отстаивали идеалы Февральской революции, были приверженцами Керенского, мечтавшими о его триумфальном возвращении, а третьи мечтали вернуть власть Учредительному собранию. Найти общий язык друг с другом эти люди не могли ни при каких обстоятельствах.

 Как вы думаете, Джонсон,  это и есть реальная политическая сила против большевиков?

 Думаю, нет, губернатор,  настоящие оппозиционеры сейчас на Дону, в Крыму и на Украине. Из тех господ, что мы сегодня видели, наиболее боеспособны представители «Союза возрождения России». Но они по существу социалисты.

 А Локкарт? Как Вам показался этот молодой англичанин?

 По-моему это заносчивый выскочка,  сказал Джонсон.

 Бьюсь об заклад, он о нас остался не лучшего мнения. Сейчас мы взяли курс на борьбу с большевиками,  поправляя пенсне, рассуждал Френсис,  Для этого однозначно нужна союзная интервенция, с помощью которой лояльные Антанте русские сбросят ярмо большевизма. Я уже телеграфировал Лансингу об этом.

 О да, господин посол, Ваша фраза из этой шифровки, гласящая, что «время для союзной интервенции пришло» наверняка войдет в анналы истории.

 Мы все войдем в анналы, ибо то, что сегодня творится в России потом назовут не иначе как «великим повреждением умов». Остаться в здравом уме при этом сборище сумасшедших очень непросто. Вот Роббинс, он приехал в Россию вполне адекватным человеком и теперь спустя полгода превратился в жупел большевизма. Он одержим своей идеей, и самое лучшее это немедленно отправить его в Америку, там здоровый воздух отрезвит его и вернет обществу как гражданина.

 Господин посол, мне сказали, что смерть Саммерса могла быть спровоцирована неким посторонним веществом.

 Что вы имеете ввиду?

 Яд,  господин посол,  возможно Саммерс был отравлен.

 Для этого нужны доказательства.

 Доказательств нет, но есть предположения, мы с Армором обсуждали визиты полковника в Вологду, Вашу внезапную болезнь, неожиданный инсульт Саммерса. Все это могут быть звенья одной цепи.

 По моему, Вы, Джонсон, идете «по холодному следу», я не верю в злодейство Роббинса. Он эгоист, циник и наглец, но вряд ли убийца.

 Да, у нас нет на этот счет никаких доказательств.


Каждый день после кончины Саммерса Роббинс отправлял в Вашингтон каблограммы[14], где настаивал на изменении политики относительно Советской власти. В посланиях настойчиво проходила идея о том, что лучше его никто с этой задачей не справится, но для этого ему, Роббинсу, нужны соответствующие полномочия и главное, официальный статус.

9 мая 1918 года Роббинс получил телеграмму от госсекретаря Лансинга:

«При всех обстоятельствах я считаю необходимым, чтобы Вы вернулись для консультаций».

Он не знал, радоваться или нет. Вдруг это сигнал об утрате доверия и завуалированный отзыв? А может наоборот, его вызывают, чтобы подготовить триумфальное возвращение в Советскую Россию в качестве полномочного посла?

Роббинс рассказал о своих сомнениях Чичерину. Тот передал разговор Ленину, и председатель Совнаркома решил сыграть на опережение.

14 мая полковник отправился в дорогу. На следующий день он появился в Вологде и встретился на вокзале с послом Френсисом.

Они какое время стояли друг напротив друга, близкие соратники по работе и лютые враги по отношению к политической ситуации.

Роббинс старался выглядеть беззаботным: он говорил, что счастлив наконец-то отбыть на родину. Френсис хвалил его за службу в интересах Соединенных Штатов.

Оба так и не сказали главного. Роббинс не спросил посла о причинах вызова «на консультации». Френсис не сказал полковнику, что он уже давно и настойчиво добивался его отзыва из России.

Вагон Красного Креста подцепили к составу, следующему в восточном направлении.

 Будьте осторожны, полковник,  напутствовал Роббинса Френсис, в Сибири восстание чехословацкого корпуса, эти части подчиняются французским офицерам и лояльны Антанте. Не стоит щеголять перед ними бумагами с подписями Ленина и Троцкого.

 Не беспокойтесь за меня, господин посол,  отвечал уже бывший глава Красного Креста,  я справлюсь,  Вы уже имели честь убедиться, что для Роббинса нет неприступных высот.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

 Не беспокойтесь за меня, господин посол,  отвечал уже бывший глава Красного Креста,  я справлюсь,  Вы уже имели честь убедиться, что для Роббинса нет неприступных высот.

 Желаю Вам всего хорошего.


Поезд удалялся от станции. Роббинс стоял у окна и прощался с Вологдой, с упрямым стариком послом, которого не берут ни болезни, ни политические интриги.

В портфеле у него находились очень важные бумаги план экономического сотрудничества между Советским правительством и Соединенными Штатами, подписанный Лениным.

Роббинс думал, что этот документ произведет огромное впечатление на президента Вильсона и подтвердит его политическую дальновидность. Он верил, что снова вернется в Россию в ранге полномочного посла или специального представителя с самими широкими полномочиями.

Спустя время Роббинс благополучно прибыл в Америку, где мечтал получить аудиенцию у президента, но у того не нашлось времени поговорить с бывшим главой Красного Креста. Его принял Госсекретарь Лансинг, выслушал, взял для изучения ленинский план сотрудничества и обещал связаться с полковником по этому вопросу.

Роббинс ждал и надеялся, но напрасно. Он желал снова говорить с Лансингом, но люди из федеральной службы объяснили полковнику, что этого делать не надо, лучше сидеть тихо и молчать о своих делах в Советской России. Иначе могут быть неприятности.

Вскоре огромным сто тысячным тиражом вышли в свет документы Сиссона, опубликованные по личной инициативе президента Вильсона. Америка больше не сомневалась, что Ленин и его правительство ставленники Германии, следовательно, не могут проводить суверенную политику, а значит, иметь с ними дело нельзя.

Назад Дальше