Больше месяца молчали оба, пока наконец Жирмунский не написал прямо на имя Каменева развернутый отзыв, из которого явно следовало, что перевод выглядел в его глазах провальным и почти ничего сделать с ним было невозможно.
Глубокоуважаемый Лев Борисович!
Простите, что я задержал ответ на Ваше письмо. Я хотел предварительно переговорить с М.А. Кузминым, т.к. вопрос о «Дон Жуане» казался мне наиболее срочным, но, к сожалению, Кузмин болен все это время и пока еще даже не вернулся из больницы домой, т<ак> что придется некоторое время подождать, и весьма вероятно, что сдача остальной части перевода может затянуться. Что касается отзыва о переводе по существу, то я должен повторить сказанное Вам при личном свидании: перевод этот сделан большим поэтом, мастером русского стиха, но мастером, очень несозвучным оригиналу. Кузмин переводит в основном довольно точно, но в другом стиле, в свойственном ему стиле интимной causerie[94], с капризными изломами синтаксиса разговорной речи, умолчаниями, делающими движение мысли не до конца понятным отсутствует мужественная грубоватость, прямолинейный рационализм байроновского стиля.
Я прилагаю одну или две характерных строфы в качестве примера. Мне кажется, что редактор здесь не может помочь: разница в системе художественного стиля и мировоззрения двух поэтов, русского и английского. Свою обязанность как редактора я буду понимать не в смысле исправления стиля перевода, а в смысле проверки отдельных неточностей и недоразумений в тексте, которые встречаются, хотя и редко. <>
Вот 2 строфы из II песни, типичные для манеры переводчика. Речь идет о Гаидэ, навещающей Дон Жуана в отсутствии отца:
CLXXV
Ей воля. Матери уж лишена,
Когда отцу случалось в путь пускаться,
Замужней вроде женщины, она
Могла в своих поступках не стесняться
И братом никаким не стеснена,
Свободней всех, что в зеркало глядятся;
Иметь в виду я христиан лишь мог,
Где женщин редко прячут под замок.
[Т.е.: не имея матери, в отсутствии отца, она была свободна, как замужняя женщина, тем более, что у нее не было даже брата и т.д.]
[Т.е.: не имея матери, в отсутствии отца, она была свободна, как замужняя женщина, тем более, что у нее не было даже брата и т.д.]
CLXXVI
Визиты удлинялись, объясненья,
(Все ж объясняться, говорить уж мог[95])
И прогуляться сделал предложенье.
Действительно, не разминал он ног
С минуты той, как, нежное растенье,
Был выброшен он на песок морской <так!>.
Пошли после обеда для начала,
Как солнце против месяца стояло.
1934. 19. II[96].
Конечно, уже серьезно вложившееся в проект издательство не могло повернуть назад. Вряд ли заключение Жирмунского могло кого бы то ни было вдохновить, но явно было решено довести дело до конца. Уже 15 марта Л.А. Ческис, в очередной раз перепутав отчество поэта и вставив мягкий знак в его фамилию, спрашивала: «Уважаемый Михаил Александрович. Просим сообщить, когда Вы сдадите весь перевод Дон Жуана Байрона. Вам была сделана отсрочка сдачи рукописи до 1/XII-33 г., а теперь уже половина марта 1934 г.». Однако и здоровье Кузмина было плохо (как следует из дневника 1934 года, весной он трижды лежал в больнице), и за тяжелую и явно уже основательно ему надоевшую работу поэт не всегда был готов взяться.
Как явствует из дальнейшего, была предпринята попытка технического решения, предложенная Жирмунским и Эльсбергом: вместо одного тома стало намечаться два, чтобы уже готовые части явились в свет как можно скорее. Когда именно это произошло, мы не знаем, но явное оживление наступило в октябре. В письме от 13 октября Кузмин извещал издательство: «Относительно «Дон Жуана» у меня готово 14.800 стихов (половина XV-ой песни; вся XVI и несколько строф, не так давно открытых, XVII), так что конца край виден. Я сговорился с В.М. Жирмунским. Он примется за просмотр первого тома и недели через 3 думает кончить; я буду исправлять по мере поступления от него материала частями. Так что будет дело идти параллельно. Л.Б. Каменев писал мне насчет дополнительного договора на «Дон Жуана» из расчета за 1-ый том. Не задержите с этим. М. Кузмин»[97].
Документ, о котором шла речь, сохранился. Приведем его:
« » октября 1934 года Издательство «АCADEMIА» и Михаил Алексеевич Кузмин заключили настоящее соглашение в следующем:
1) Во изменение §§ 3 и 4 Издательство издает Байрона «Дон Жуан» в переводе М.А. Кузмина в 2-х томах, размером до 8000 стр<ок> в каждом томе.
2) Гонорар за перевод «Дон Жуана» увеличивается до 1 р. 50 к. за стихотворную строку в отношении предстоящих платежей (т.е. в отношении 75%) и расчеты с автором Издательство производит потомно.
Зам. Зав. Издательством: (И. Гершензон)
Автор: (М. Кузмин)
В известном нам экземпляре дата не проставлена, но когда соглашение было отправлено, становится понятным из писем Эльсберга и Ческис к переводчику от 23 и 26 октября[98]. Естественно, в одном из них содержалась просьба «всемерно ускорить эту работу».
Кузмин ответил почти сразу же:
Многоуважаемая Любовь Абрамовна
посылаю Вам подписанный договор. Будьте любезны выписать мне, что полагается, а также за «Укрощение строптивой». Я кончаю XV песнь «Дон Жуана», так что осталась XVI песнь и небольшая часть XVII, открытая посм<ертно>.
К середине Декабря думаю целиком кончить. С редакционными поправками тоже не задержу, только бы В.М. Жирмунский мне по мере просмотра сдавал вовремя. Я с ним сговорился, а времени у меня, несмотря на болезнь, хватит, так как кроме «Дон Жуана» особенно больших работ у меня нет. Но не задержите с выписками. Всего хорошего.
28 Октября 1934.[99]
Эльсберг в резолюции на этом письме потребовал: «Л.А. Дайте мне договор с Жирмунским по Дон Жуану. Эльсберг. 31/X 34», то есть работа предполагалась очень активная. Однако Кузмин очередной раз попал в больницу, из которой вышел только 20 ноября. И вскорости после этого Жирмунский писал Каменеву:
Глубокоуважаемый Лев Борисович!
Только сегодня имею я возможность сообщить Вам наши предположения о «Дон Жуане» Байрона: М.А. Кузмин, наконец, поправился и приступил к работе. Я переслал ему 4000 стихов, прошедших через мою редактуру: над ними он работает. Остальное пошлю ему в течение ближайших 10 дней. Он думает закончить всю правку в начале января; за мной, кроме того, примечания и вступительная статья, т<ак> что том I будет готов к 1 февраля, но рукопись Кузмина поступит к Вам в отредактированном виде, вероятно, несколько раньше этого срока если только Кузмин опять не заболеет. Сейчас он работает очень усердно, из остального тоже закончил, кажется, почти все (осталось 1000-1500 ст.). <>
Глубокоуважаемый Лев Борисович!
Только сегодня имею я возможность сообщить Вам наши предположения о «Дон Жуане» Байрона: М.А. Кузмин, наконец, поправился и приступил к работе. Я переслал ему 4000 стихов, прошедших через мою редактуру: над ними он работает. Остальное пошлю ему в течение ближайших 10 дней. Он думает закончить всю правку в начале января; за мной, кроме того, примечания и вступительная статья, т<ак> что том I будет готов к 1 февраля, но рукопись Кузмина поступит к Вам в отредактированном виде, вероятно, несколько раньше этого срока если только Кузмин опять не заболеет. Сейчас он работает очень усердно, из остального тоже закончил, кажется, почти все (осталось 1000-1500 ст.). <>
1934.27.XI.
Издательство вновь начинает торопить переводчика. 1 декабря ему пишет Д.А. Горбов с требованием сдать текст не позже 20 января, на что Кузмин соглашается[100], но в дело вмешивается политика. В тот самый день, первого декабря 1934 года Кузмин записывает в дневнике: «Вечером сообщили, что убили Кирова. Это может быть чревато последствиями», и на следующий день: «Смерть Кирова все-таки внесла какую-то растерянность в совершенно, по-видимому, незаинтересованные круги»[101]. Эти последствия известны: аресты, расстрелы, массовые высылки.
Самым прямым образом все эти обстоятельства сказались на судьбе издательства, а стало быть и на взаимоотношениях Кузмина с ним: 16 декабря был арестован Л.Б. Каменев. Это объясняет месячный перерыв в переписке после лихорадочной спешки. 17 января Ческис сообщила:
Уважаемый Михаил Алексеевич!
Только сегодня удалось получить из Бухгалтерии состояние Ваших счетов, копию Вам посылаем.
Числа 20-25 января Бухгалтерия обязательно вышлет Вам гонорар за «Дон Жуана» приблизительно 2,5 тыс. рублей, остальную сумму позже.
Привет.
В тот раз дело уладилось быстро, и Кузмин вскорости известил ее:
Многоуважаемая Любовь Абрамовна
Большое спасибо Вам за Вашу любезность. Деньги я получил 21-го Января. Первый том Дон Жуана давно мною исправлен согласно указаниям Жирмунского. Наверное, Вы его уже давно получили. До 15 Февраля я кончу и вообще всего «Дон Жуана» (подумайте только: всего! [16.000 строк]).
Искренне уважающий Вас
25 Января 1935
Этому письму вторит обращение Жирмунского к Тихонову, которое, с одной стороны, должно было порадовать «Academia» подтвержденным известием о скором окончании труда и о возможности избавиться от не слишком привлекательной идеи выпускать два томов вместо одного, а с другой добавило издательству головной боли, поскольку Жирмунский вежливо, но твердо стал отказываться от написания вступительной статьи, ссылаясь на занятость другими работами, что, конечно, могло быть и простой отговоркой.
Многоуважаемый Александр Николаевич!
В ответ на Ваше письмо от 15.I могу теперь сообщить следующее:
1) «Дон Жуан» в пер<еводе> Кузмина близок к окончанию. Осталось перевести 300 строк. Кроме того, I половина (около 8000 стр<ок>), которую мы сперва хотели напечатать отдельно, мною проредактирована и Кузминым окончательно исправлена. При таких условиях, по-моему, отпадает необходимость искусственно разбивать книгу на две части, что мы с свое время придумали с Эльсбергом, чтобы справиться с медленностью Кузмина. Кузмин работает над концом и обещает сдать его не позже 15 февраля. Придется положить еще месяц на редактуру и переделку Кузминым по моим указаниям (судя по I половине таких переделок и исправлений должно быть довольно много). Следовательно, к 15 марта, точнее к 1 апр<еля>, вся книга может быть готова. Мне кажется, стоит подождать, чтобы не ломать цельную вещь. Примечания я намечаю попутно, при редактуре, и могу представить к сроку. Что касается вступительной статьи, то я, по разным соображения, был бы Вам очень обязан, если бы Вы нашли возможным перепоручить ее другому лицу. Хотя я много занимался Байроном, я сейчас интенсивнейшим образом занят другой историко-литературной работой (книгой о «Гете в русской литературе»), и мне трудно отрываться от этой работы и переключаться на совершенно другую тему. Я думаю, прекрасную статью мог бы написать, напр<имер>, Мирский, которому я на днях об этом писал. Не откажется, вероятно, и ак<адемик> Розанов. Если Вы найдете возможным пойти мне в этом отношении навстречу, то я, разумеется, подразумеваю соответствующий пересчет гонорара. Редактура и примечания остались <бы>[102] за мной. <>