Он сообщил читателям в Вирджинии о новой программе АРА и призвал принять в ней участие. В октябре АРА договорилась с советским правительством запустить программу посылок с продовольственной помощью, чтобы таким образом поддержать снабжение текущих операций. В отделениях АРА в Нью-Йорке, Лондоне и других европейских городах можно было оплатить отправку большой посылки с продовольствием частному лицу в России. Обычная посылка весила почти 55 кг и включала 22 кг муки, и кг риса, 1,5 кг свиного сала и других жиров, 4,5 кг сахара и 20 банок сгущенного молока по 450 г. Каждая посылка стоила 10 долларов, то есть более чем на 2 доллара больше стоимости продовольствия, и излишек АРА использовала для расширения изначально заявленной миссии по организации питания голодных детей. Впервые АРА предложила программу продовольственных посылок на переговорах в Риге, но подозрительные советские чиновники отвергли эту идею. Однако к началу октября Ленин отбросил свои страхи по поводу работы с АРА, стал искать возможностей для расширения сотрудничества с американцами и лоббировать программу в советском руководстве. На состоявшемся в том месяце заседании Политбюро Сталин выступил против программы, утверждая, что это не благотворительность, а форма капиталистической торговли, которая не была предусмотрена изначальным соглашением. Но Ленин не видел в этом проблемы: Если даже цель торговля, то мы должны сделать этот опыт, ибо нам дают чистую прибыль голодающим[115]. Ленин одержал верх в споре, но сторонники жесткого курса, включая Сталина, не собирались сдаваться американцам. Чайлдсу и остальным сотрудникам казанского отделения это объяснили в середине ноября.
11 ноября Чайлдс и Варен посетили выставку в Казанском художественно-техническом институте. Они ходили по залам, дрожа от холода в неотапливаемом здании, и внимание Чайлдса привлекла картина, посвященная голоду. На холсте оборванные беженцы брели по унылому полю в последней попытке спастись от смерти. Он купил картину за 6 миллионов рублей, то есть менее чем за юо долларов. Художник, Николай Фешин, родился в Казани и учился у великого мастера Ильи Репина в Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге, а теперь вместе со своей семьей влачил жалкое существование в родном городе. Чайлдс передал Фешину, что хочет заказать у него портрет, за который заплатит продовольствием АРА. Художник обрадовался заказу, и вскоре Чайлдс стал ежедневно позировать ему.
Илл. 20. Портрет Чайлдса кисти Фешина
Пока Чайлдс наслаждался искусством, чекисты нанесли удар по АРА. В тот же день они арестовали трех русских сотрудников организации: завхоза по фамилии Соломин, инспектора по кухням АРА мадам Депу и ассистентку Варена по фамилии Красильникова. Аресты были явным и провокационным нарушением Рижского договора и возмутили американцев. Тернер заявил, что они свернут миссию и следующим же утром уедут в Москву: он опасался, что они на очереди, и вовсе не хотел оказаться в застенках ЧК. Варен, однако, сумел его переубедить. Он предложил сначала прекратить все поставки продовольствия, одежды и медикаментов в округе и отправить официальную жалобу правительству Татарской республики, потребовав немедленного освобождения и возвращения к работе сотрудников АРА, если не будут названы законные основания для их задержания. Варен подозревал, что выпад против АРА совершили не местные власти, с которыми у американцев установились хорошие отношения, а московские, и он был прав. Подобные аресты произвели в отделениях АРА в Царицыне и Самаре.
Тактика Варена сработала, и днем 14 ноября бледный, осунувшийся Соломин пришел на работу прямо из тюрьмы. Чайлдс сравнил его с напуганным рэт-терьером. Явно потрясенный случившимся, Соломин сказал американцам, что в ЧК его заставили подписать признание в антисоветских симпатиях. Вскоре освободили и женщин. На следующий день Варен написал в московское отделение АРА, чтобы сообщить, что вопрос успешно разрешился, как только стало очевидно, что они отвечают за свои слова и ожидают от них того же[116].
Но Эйдук в Москве был не готов закрыть эту тему. 20 ноября он написал Хэскеллу и пожаловался, что АРА нанимает исключительно представителей бывшей буржуазии, несомненно являющихся врагами государства. Он отметил, что Соломин имеет несомненно контрреволюционное прошлое, а Депу назвал бывшей баронессой, которая в высшей степени разделяет антисоветские настроения[117]. К ее преступлениям он причислял появление на кухнях АРА в бриллиантовых кольцах, браслетах и декольте, что шло вразрез с советской моралью и оскорбляло голодных детей и их матерей. У сотрудников ЧК не оставалось выбора, кроме как арестовать ее. На допросе в ЧК выяснилось, что ее муж воевал в армии Колчака. Как жену бывшего белого офицера ее полагалось сослать в исправительно-трудовой лагерь.
Американцы дали отпор. Хэскелл напомнил Эйдуку, что, согласно Рижскому договору, АРА имеет право нанимать кого угодно вне зависимости от расы, вероисповедания и политических пристрастий и не собирается отказываться от этого права. Эйдук пошел на попятную и пообещал, что постарается в будущем свести аресты к минимуму, но все же подчеркнул, что среди русского персонала немало преступников и политических оппонентов власти. В конце концов стороны договорились, что АРА будет давать советскому правительству списки всех будущих кандидатов на трудоустройство вместе с их автобиографиями, и если у советских чиновников будут достаточные основания отказать кому-либо из кандидатов, АРА будет с этим считаться.
Тем не менее подозрения не рассеялись. Понаблюдав за деятельностью АРА в Самарской губернии, советский чиновник написал: Создается впечатление, что АРА, организуя рабочий аппарат, как бы подготовляет аппарат, способный при случае заменить нас. Тяготение к ним антисоветских элементов иначе объяснить не могу. Мы будем стоять на страже[118].
Голдер тем временем тоже испытывал затруднения. В начале декабря, вернувшись в Москву из очередной поездки, он написал коллеге по Стэнфорду, что секретная служба, так называемая Че-Ка, охотится за [его] головой[119]. Прекрасное знание русского, глубокое понимание страны и ее истории и многочисленные связи с писателями, учеными и другими интеллектуалами отличали Голдера от остальных сотрудников АРА, в массе своей ничего не знавших о России. Все это возбуждало у ЧК подозрения, что Голдер не тот, за кого себя выдает. Распространились слухи, что он воевал в армии Колчака и вернулся в Россию, чтобы вести пропаганду против правительства. Кажется, надо мной зависло лезвие меча, жаловался он[120]. Это было слишком, и он сообщил АРА, что хочет покинуть Россию к концу января 1922 года.
Очередная поездка Голдера продлилась целый месяц, начавшись ранним утром 9 октября. Он приехал из Москвы в Уфу, которая находится более чем в иоо километрах по прямой к востоку от столицы, в предгорьях Уральских гор, вернулся в Самару на Волге, затем посетил Пензу и Саратов, а оттуда уехал в Астрахань. Последний отрезок пути дался ему особенно тяжело, поскольку поезд плелся пять дней со скоростью не более 15 километров в час. Где бы он ни останавливался, Голдера повсюду сопровождали чекисты, которые, по его словам, давали ему понять, что рады ему не больше, чем скарлатине[121], а потому Голдеру трудно было откровенно обсуждать с людьми масштабы голода в различных регионах и действия местных правительств.
В конце октября он на пароходе отправился обратно в Москву. Над Волгой роилось такое количество мух, что ему пришлось спуститься в каюту, где он обнаружил, что ему негде сесть, не говоря уже о том, чтобы лечь спать ночью, поскольку вся мебель кишела клопами. Он нашел складной стол, который приспособил в качестве кровати. На пристани в Саратове сотрудники АРА встретили Голдера на автомобиле. Он позволил себе подумать, что дела налаживаются, но не тут-то было. Через десять минут у нас пробило колесо, записал он в дневнике. Американская администрация помощи быстро обрусевает[122].
В конце октября он на пароходе отправился обратно в Москву. Над Волгой роилось такое количество мух, что ему пришлось спуститься в каюту, где он обнаружил, что ему негде сесть, не говоря уже о том, чтобы лечь спать ночью, поскольку вся мебель кишела клопами. Он нашел складной стол, который приспособил в качестве кровати. На пристани в Саратове сотрудники АРА встретили Голдера на автомобиле. Он позволил себе подумать, что дела налаживаются, но не тут-то было. Через десять минут у нас пробило колесо, записал он в дневнике. Американская администрация помощи быстро обрусевает[122].
Голдера раздражали и соотечественники. Порой казалось, что Розовый дом напоминает роскошную резиденцию студенческого братства. Заезжий американский репортер назвал его позолоченным бараком: армейская койка одного из сотрудников организации стояла прямо под подлинником Рембрандта. Американцы много курили, гасили сигареты обо что придется и бросали окурки на пол. Голдер не в силах был смотреть, как молодые дебоширы громят великолепный дом Сергея Щукина. В ночь после Дня благодарения Голдер лежал в постели без сна, потому что на первом этаже гремело торжество. Американцы пригласили балерин и других женщин такого рода, написал Голдер в письме, когда решил, что заснуть не удастся, и теперь они все изрядно напились. Вечеринка была не совсем обычной. Главная гостья Айседора Дункан, и она либо пьяна, либо не в своем уме, а возможно, и то и другое. Она полуодета и призывает мальчиков стянуть с нее чулки или как там они называются <> Не знаю даже, что еще случится до утра[123].
Пьянство среди сотрудников АРА было повальным. Помощник Хэскелла, Лонерган, был особенно ему подвержен, несколько раз напивался чуть ли не до потери сознания и впоследствии лишился работы из-за пристрастия к бутылке. Кэрролл тоже страдал от алкоголизма и был отправлен домой, когда болезнь вышла из-под контроля. Одним выпивка позволяла расслабиться после тяжелой работы, а для других была необходимостью особенно при встречах с советскими чиновниками.
Ночные торжества особенно расстроили Голдера, поскольку на следующий день он должен был отправиться в очередную поездку, на этот раз на Украину. Подготовиться к ней было нелегко: Эйдук и советское правительство не давали Голдеру разрешения на въезд, утверждая, что там голода нет, а потому американцам следует сосредоточиться на работе в Поволжье. Недосказанным при этом оставалось то, что некоторые районы Западной Украины были еще не конца покорены после подавления недавних крестьянских восстаний, в связи с чем возникали серьезные опасения, что присутствие американцев вдохновит оставшихся партизан продолжать сопротивление. Руководители АРА напомнили Эйдуку, что по Рижскому договору они имеют право решать, какие районы обслуживать, и ему в итоге пришлось уступить. С Украины доносятся мольбы о помощи, писал Голдер. Житницы России пусты, и жители страдают от голода и ужасных бандитских налетов[124]. Он чувствовал, что обязан лично оценить ситуацию и понять, чем могут помочь американцы.