Готов, сразу согласился парень.
Зеваки за соседними столами, наблюдавшие за этим представлением, радостно заголосили и даже застучали кружками о столы.
Вот и молодец, сказал одноглазый, доставая из сумки бумагу. Вот твой контракт. Как тебя звать, парень? Нужно внести сюда свое имя.
Ярослав Волков.
Что? поморщился сержант. Что это за имя такое? А ты, парень, какую веру исповедуешь?
Нашу. Молодой человек испугался, что сделка может сорваться, а ему так были нужны деньги, и он судорожно из-под ветхой рубахи достал крест.
А не еретик ли ты? не унимался сержант одноглазый.
Да не еретик он! крикнул кто-то из посетителей. Я с ним в один костел хожу, на одной улице живу.
Тебя-то самого еще проверять нужно, буркнул пьяный военный кричавшему, и народ в трактире засмеялся.
Ладно, вот только имя у тебя восточное какое-то. Нормальному человеку такое не выговорить. Как, еще раз скажи, тебя зовут?
Ярослав Волков.
Солдат поморщился:
Будешь теперь Яро Фолькоф, вот. Он, видимо, остался доволен своей придумкой. Звучит, а?
Звучит, согласился Волков. Он согласился бы на любое имя, лишь бы получить деньги.
Хлебни-ка пива, сказал краснощекий, а сам достал чернильницу и перо и стал вписывать новое имя на бумагу.
Парень выпил пива и поставил кружку, а рядом уже лежал контракт.
Давай-ка, парень, макни палец в чернила и ставь внизу листа.
Но мальчишка взял лист и начал читать.
Эй-эй, что ты делаешь?
Как что? Прочитать хотел. Мне отец говорил, что всегда нужно читать, прежде чем подписывать.
Читать? фыркнул краснощекий. Читать глаза ломать. Откуда вы беретесь, такие грамотные?
Меня отец учил грамоте, робко ответил «грамотный».
Тут тебе читать ничего не нужно. Макай палец и припечатывай.
Тут тебе читать ничего не нужно. Макай палец и припечатывай.
Может, расписаться?
Макай! настоял одноглазый.
Макай, макай! загалдели люди в трактире.
Парень макнул палец в чернила и поставил отпечаток на лист бумаги.
Ну вот и славно, сказал одноглазый. Трактирщик, еще одну кружку храбрецу! Он протянул парню новый блестящий талер. Держи, это твой первый, а у тебя их будет еще сотни.
Да тысячи! вставил пьяный военный. Если только ты не станешь одним из костлявых трупов в канаве у какой-нибудь крепости.
Парень прислушался к нему.
Сдохнуть быстро, свалившись с осадной лестницы, это, можно считать, легко отделался. Намного хуже это когда тебе что-нибудь воткнут в брюхо, а помереть сразу не удастся. Будешь лежать и выть. А от тебя будет вонять дерьмом и гнилью. А брюхо будет расти каждый день, пока не станет величиной с бочонок тогда оно лопнет, и вся твоя требуха вывалится наружу.
Все присутствующие внимательно слушали пьяного солдата, и самым внимательным слушателем был мальчик.
Но это еще не самое страшное, зловеще улыбаясь, продолжал солдат.
Заткнись уже, Ральфи, попытался прервать его краснощекий.
Пусть говорит! загалдели посетители, которые стали собираться вокруг их стола.
Самое неприятное, продолжал пьяный Ральфи, это понос.
Многие слушатели засмеялись, подумав, что это шутка, но новобранец слушал внимательно и был серьезен.
Сначала ты будешь просто бегать в кусты три-четыре раза в день, проклиная судьбу и ротного повара. А со второй недели из тебя начнет литься не только еда и питье, но и кровь. И ты заметишь, что ноги твои худеют прямо на глазах и ходить на них все труднее и труднее. А с третьей недели ты просто не встанешь и гадить будешь под себя. А к концу четвертой недели тебя вывалят с такими же, как ты, в поле, накроют рогожей и будут ждать, пока помрете, а затем закопают тихонько. И все. Рядом с каждым большим лагерем целые кладбища таких храбрецов, как ты.
Да заткнись ты уже, Ральфи, а то получишь пару оплеух, прервал его краснощекий. Такое, конечно, бывает, парень. Но не так часто, как врет тебе этот дурак.
А как же этого избежать? спросил мальчик.
Поноса?
Да, поноса.
Был у нас при лазарете один монах припадочный. Бубнил нам все время, что если мыть руки перед едой и кипятить воду, а не лакать, как собака, из лужи, то никакого поноса не будет, заметил одноглазый.
А я так думаю, что он врал все. Хотя скажу одно наверняка: благородные и офицеры поносом никогда не страдают.
Господин солдат, мне нужно сходить домой, произнес мальчик и встал.
А ну стой! Краснощекий перегнулся через стол и схватил его за одежду.
Мальчишка испугался.
А ты, часом, не из этих ли?
Из каких «из этих»? испуганно спросил мальчик.
Из дезертиров. Задаток за контракт возьмут и тут же исчезают. Ты дезертир? сурово спросил одноглазый.
Нет, я только хотел отнести деньги маме и вернуться.
Черта с два! рявкнул сержант. Кто-нибудь знает его мамашу? Кто отнесет ей деньги?
Я! сказал кто-то из-за спины парня.
Чьи-то ловкие пальцы вытащили талер из мальчишеской ладони. А мальчик был так растерян, что даже не взглянул на того, кто это сделал.
Я отнесу, не беспокойтесь, друзья!
Ну вот и славно, сухо сказал сержант, единственным глазом рассматривая парня. А то знаешь, что ждет тех, кто решит передумать и дать стрекача?
Нет, сказал мальчик, не знаю.
Их ждет длинная грубая веревка с петлей на конце, снова заговорил Ральфи. Тебе еще предстоит сделать выбор, сынок: грубая веревка с петлей на конце, но один раз, или солдатская лямка на всю жизнь. Даже не знаю, что лучше. Он невесело засмеялся.
Брось, Ральфи, сказал сержант. У такого храбреца, как этот малый, дорогая будет усыпана серебром. Нужно только выбрать, куда пойти.
И куда же мне пойти? спросил Волков.
Куда-куда задумчиво произнес сержант. К примеру, в пикинеры тебя не возьмут. Потому что пика у них в десять локтей, ты ее просто не удержишь. Да и доспех у них дорогой. У тебя есть деньги на доспех?
Парень отрицательно помотал головой.
Вот и я про то же. В рейтары и жандармы тоже не примут. Так как ты безлошадный. А если и дадут тебе какого-то конька от казны, то это будет такая сволочь, злобная и упрямая бестия, что не ты на нем, а он на тебе будет ездить.
Все засмеялись.
В арбалетчики без толку идти. Потому что эти мерзавцы о себе слишком большого мнения. Абы кого со стороны не принимают. Да и арбалет простой ты натянуть не сможешь, а на арбалет с ключом нужно столько же денег, сколько и на коня. И что же тебе остается, парень?
Не знаю. Может, меченосец? робко проговорил мальчик.
Мечи носят те, у кого на них есть деньги. Но не робей. Есть у меня для тебя хорошее местечко.
Какое?
Теплое.
Ну, что за место? волновался мальчик.
Место при кухарке капитана Блоха.
Все окружающие опять засмеялись.
Понимаешь, кухарка хорошая, но малость староватая и больно толстая, пудов восемь чистого веса, и поэтому из-за своей полноты немного воняет, честно говоря, даже сильно.
Люди покатывались со смеху.
Так вот, нужно помогать ей мыться хотя бы раз в месяц.
Зеваки, собравшиеся вокруг их стола, смеялись и даже улюлюкали, а сержант не унимался:
Обмывать ее телеса, скажу тебе, дело для храбрецов типа тебя.
Смеялся даже краснощекий и пьяный Ральфи. Все хохотали, кроме мальчика. Он сидел и внимательно смотрел на сержанта.
Потому что, продолжал сержант, не все, кто видел ее промежности, остались в своем рассудке. Вот погляди на Ральфи, он видел и с тех пор пьет не просыхая.
Ну хватит уже, вдруг произнес мальчик. Громко, сухо и даже резко.
Никто из собравшихся не ожидал, что он так может. Все перестали смеяться.
Говорите, господин военный, в какой цех вы меня запишете?
Хватит так хватит, произнес одноглазый, отхлебнув из кружки. Пойдешь к корпоралу Ральфи, в лучники. Он, конечно, пьяница, но стрелок добрый. Думаю, и тебя стрелять научит. Я пишу в твой контракт, что ты теперь лучник.
Он макнул перо в чернильницу и что-то написал в контракте, затем свернул его в трубку и отдал бумагу краснощекому.
Все, парень, теперь ты контрактованный лучник капитана Блоха. Задаток ты получил, а увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются.
Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются, повторил солдат поговорку старого сержанта. Волков так и не узнал, дошел ли его первый талер до матери он часто думал об этом. А сейчас солдат сидел в унылой харчевне, разглядывая коновала.
Коновал был высокий, грузный лысеющий мужчина с плохо выбритым лицом. Он первым делом надел грязный кожаный фартук и осмотрел стрелу.
Надо просто вытащить эту стрелу? предположил он.
Надо, согласился солдат. Но она крепко засела в железе, и выдергивать нельзя, потому что наконечник останется в ноге. Нужно будет сделать надрез.
Ох, тяжело вздохнул коновал. А вы, господин, и вправду хотите, чтобы эту стрелу вытаскивал я?
А ты видишь здесь других коновалов, идиот? Ты ж вскрываешь свищи коням, нарывы коровам?
Да, господин, но то коровы и лошади или даже мужичье, а то вы
А потом рану нужно будет зашить. У тебя есть кривая иголка? Ты зашивал кожу лошадям?
Да, господин, но то были лошади
Солдат только сплюнул с досады; дал бы ему в морду, да встать не мог.
А вот кузнец солдату понравился. У того была пегая борода, крепкие руки и черные заскорузлые пальцы.
Я обрежу деревяшку заподлицо, сказал кузнец. А потом приподниму, сказал кузнец, разглядывая болт. Потом мы снимем доспех и попробуем вытянуть ее.
Ты щипцы принес? спросил солдат. Наконечник так не выйдет, его придется щипцами тянуть.
Щипцы принес.
Хорошо, как вытянем наконечник, нужно будет зашить, пару стежков сделать.
Шить я не мастак, господин, сказал кузнец.
Ну, хоть обрежь деревяшки и сними понож, согласился Волков.
Сделаю, произнес кузнец, доставая из большого ящика инструменты и раскладывая их перед собой. Садитесь на стол, господин. А ты, деваха, давай сюда лампу и встань слева, чтоб свет не застить. Ближе подноси. Ну, держитесь, господин.
Солдат вцепился в край стола и вздохнул.
«Увечья, болезни и смерть к контракту прилагаются», вспомнил он слова сержанта. Каждое движение кузнеца отдавалось болью, а тот, как назло, не мог сделать что-то с одного раза. Ни обрезать стрелу, ни поддеть сталь. Почти все движения повторял дважды. Солдат понимал, что такую работу он делал впервые, поэтому молча терпел. Пальцы, вцепившиеся в стол, побелели, со лба на нос скатилась капля пота, но он молчал. Наконец кузнец обрезал стрелу и снял доспех с ноги. Встал, вздохнул.
Вроде я свою работу сделал. Он поглядел на коновала, а на том лица не было.
Ну, что встал? Давай, пригласил коновала Ёган, вытягивай палку из ноги.
Я не могу, вдруг сказал коновал, не невольте меня.
Вдруг этот крупный мужчина всхлипнул и кинулся из харчевни прочь.