А что ты скажешь, казак мой, Грыцко Нечеса? похлопала императрица густую шевелюру Светлейшего веером, составленным из резных ажурных пластин слоновой кости с позолотой.
Смешно и странно для русского уха прозвучала эта кличка в иноземных ангальт-цербстских, гольштейн-готторпских устах правительницы всея Руси
А получил ее, кличку сию казацкую, Светлейший вот как.
Когда лежал Григорий Александрович почти полумертвый, в лихорадке, подхваченной в дунайских плавнях, выхаживали его два брата-запорожца. Для снятия жара обрызгивали ему голову холодной водой, кутали в мокрые простыни целыми днями да отпаивали отварами травяными.
И пока пребывал Потёмкин в лихорадочном болотном бреду, пели они ему песни свои степные да сказывали сказки свои страшные, а то и просто трындели про вольну Сечь, про обычаи свои чудные. Вот они-то первыми и прозвали его Грыцком Нечесой, ибо волосы Григория Александровича, длинные и кудрявые, свалялись за время болезни в грязные космы. Ну и в шутку признали его почетным членом казацкого войска. Для подбодрения духа, так сказать. Но Потёмкин и не думал шутить Выздоровев, он направил просьбу-прошение кошевому атаману Калнышевскому принять его в Сечь. Через месяц был принят
Что молчишь, Гришенька? спросила Екатерина Алексеевна ласково.
Григорий Александрович знал, что стоит за этой Катенькиной ласковостью, и с ответом не спешил. Почитай, год уже жили они как муж с женой. И он, будучи быстро научаемый системой, многое про матушку-императрицу узнал и выучил
Дай подумать, Мамочка, уперся он лбом в выпирающий восьмимесячный живот Государыни всея Руси.
А что тут думать-то, Григорий Александрович? отстранилась она. Запорожская Сечь твоя это орда, разбойное сборище без совести, без чести. Готовое служить хоть турецкому султану, хоть королю шведскому Православием своим кичатся, а сколько раз на своих же православных сородичей нападали, на Русь. И польскими походами ходили, и в татарских набегах участвовали. Украинских своих же мужиков грабили вместе с крымцами и с ногаями, а православных молдавских да валашских крестьян сколько раз разоряли!
Ты пойми, Матушка, терпеливо отвечал Потёмкин, мужиков казак искренне презирает, ибо понятие мужичества у него соединяется с подневольным трудом, коего он бежит. Также нет у казака отечества, казак человек бездомный по выбору Человек, которому тесно, тяжело жить в обществе, ибо не так оно устроено по его разумению. По его младенчески-наивным, если хочешь, взглядам на наши общественные отношения. Он ведь Вольтера не читал Казак, Катя, ищет только личной свободы Он и бежит в Сечь с тем, чтобы быть вольным рыцарем, пусть даже порой разбойником, но уж только не мужиком!
Рыцарем? «Лыцарями»-то они себя величают, а на самом деле натуральные наемники. Просто племя готов, готовое предложить свои сабли, пики и пищали тем, кто в них нуждается. За изрядную мзду, естественно
Так ведь место такое, Матушка! Окраина Империи Кто проходит мимо, с теми они и рубятся, а когда выгодно, тогда служат. Им иной раз всё едино, они ведь есть истинные дети матери своей, Сечи, дикие, свирепые, но и по-своему прекрасные Хоть и неразумные
Хороши дети! Ну ты и сказанул, Григорий Александрович, обычно лазурно-голубые ангальт-цербстские глаза императрицы стали стального оттенка, да ты у нас просто поэт, певец Сечи Запорожской, Светлейший а законы их противоестественные насчёт женщин, это что? Как они двадцать тысяч здоровых, напоенных жизненными соками мужиков, без баб там в своей Сечи обходятся, а? Объясни!
«Ну, вот она, истинная суть проблемы, подумал про себя Потёмкин, глазами женщины»
Ежели ты им мужеложство вменяешь, Государыня Матушка, то зря нету его там, все они в большинстве своем христиане православные
Нету? А что же есть?
Мужское братство есть и круговая кровавая порука.
Вот и я о том, что кровавая
Так они же воины, а где война там и кровь, извини уж за прописную истину, Катюша.
Екатерина задумалась. Лицо ее постепенно просветлело. Лоб разгладился. Все-таки незаурядная была женщина.
А ведь ты прав, Потёмкин. У воинов, на смерть идущих, безусловно, братство своего рода, братство смертников. Оттого-то бабы по военным с ума сходят запах их скорой смерти чуют. Ну и опять же, надежды наивные на защиту свою питают
А скажи мне, Гриша, глаза ее брызнули голубым любопытством, а как же солдаты всё ж таки обходятся ну, без баб в армии. Никогда не думала об этом, а ведь загадка
Да я и сам не знаю, Матушка, мистерия это и для меня, пожал плечами Потёмкин и сделал одну из своих невинных физиономий, обходятся как-то.
Ах ты, негодник! расхохоталась она и легонько толкнула его веером в плечо. А Сечь мы распустим без промедлений. Мне и пугачёвских казаков хватило. А ведь сколько к нему тех же запорожцев-то набежало, прямо как мухи на мёд летели. Ты что думаешь, я не знаю, как меня казаки кличут? Клятой Катькой слыхал, небось
Глаза ее опять стали сереть, и линия подбородка окаменела.
Мне князь Волконский, председатель следственной комиссии, поведал, что план у пугачёвских подлецов был идти на воссоединение с Сечью! Ты представляешь, Потёмкин, что было бы, случись воссоединение это?
Представляю, матушка.
Боюсь, что не до конца!
Да ты не того боись! заревел он вдруг грубым бычьим голосом, вставая во весь свой гигантский рост, доведенный до исступления этим, как ему казалось, чисто остзейским занудством. Не того ты боишься, Катюша, не того всё ж таки взяв себя в руки, заговорил он громко и проникновенно, ты вот всё своими немецкими мозгами анализируешь корни «бунта русского» пытаешься понять первопричину пугачёвского «злодейского намерения» И везде тебе видятся происки оппозиционеров тайных! Из дворян али из масонов, из агентов иностранных А все, быть может, гораздо проще, примитивнее, Екатерина Алексеевна, добавил он уже почти шепотом, а ну как суть дела в красивом мифе, в самом феномене самозванства?
Пугачёв-то ведь обольщал народ наш, столь охочий до сказок, «несбыточными и мечтательными выгодами» под видом государя Петра III, не так ли?
Так! холодно подтвердила она.
Государя, понимаешь, Катя, а не самого себя! Ведь у нас самозванцы да бывшие императоры завсегда живой укор. Равно как и угроза постоянная своим преемникам. Воскресших царей мы так любим, что они ажно из могил восстают с завидной регулярностью! Тебе не кажется, Екатерина Алексеевна, что, может, страна у нас такая? Народ такой, специфический
Есть такая поговорка у вас, у русских, неожиданно жестко сказала императрица, «кажется крестись»
Емельян Иванович Пугачёв, стоя на эшафоте, крестился всё время. Пока читали приговор и «Последнее напутствие». Наконец чтение закончилось. Чтец и духовник сошли вниз. В морозном воздухе висел пар. Это в молчаливом ожидании действа дышала толпа. И только Пугачёв кланялся, как заведенный, и повторял:
Прости, народ православный! Отпусти мне, в чем я согрубил перед тобою! Прости, народ православный!
Ох, сколько же душ загубил-замучил донской казак Емельян Иванович, сколько кровушки человеческой пролил, а ведь всё равно наивно надеялся на какое-то там последнее прощение. Народные вожди, читатель, похоже, все такие оптимисты. А может, он и вправду верил, что был защитником народным? А может, в Бога поверил напоследок? Перед смертью у многих наблюдается такая тенденция
Прости, народ православный! Отпусти мне, в чем я согрубил перед тобою! Прости, народ православный!
Ох, сколько же душ загубил-замучил донской казак Емельян Иванович, сколько кровушки человеческой пролил, а ведь всё равно наивно надеялся на какое-то там последнее прощение. Народные вожди, читатель, похоже, все такие оптимисты. А может, он и вправду верил, что был защитником народным? А может, в Бога поверил напоследок? Перед смертью у многих наблюдается такая тенденция
Приговор суда гласил: «Емельку Пугачева четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по четырем частям города и положить на колеса, а после на тех местах сжечь».
Командующий казнью подал знак. Над всей Болотной площадью повисла тишина. Слышен был только треск раздираемого шелка. Это палачи срывали с него последний символ атаманской роскоши красный кафтан
А ведь я его, Пугачёва, по-царски одарила, медленно промолвила императрица.
Потёмкин поднял на нее недоуменный взор.
Легкая смерть это царский подарок, пояснила она надменно.
«А ведь, по сути-то, правда, подумалось Потёмкину, как ни говори, а легко ушел Пугач Повезло ему ведь если бы не тайный, но твердый царский приказ сначала отсечь голову, а потом уже Ведь всяко могло быть А тут Чай не хрипящим в кровище обрубком, обезумевшим от боли, попрощался он с народом православным! А героем, головой за волосья поднятой над Болотной площадью, хоть и мертвой, да не жалкой, не искаженной ужасом»
Права ты, матушка всемилостивейшая государыня, то был воистину царский подарок!
Он встал на колени и, истово перекрестившись, опять прижался к ее животу. Там, в царском чреве, резво било ножкой его отродье. Дочка. Лизочка. Будущая Елизавета Григорьевна Тёмкина.
И насчет Сечи ты права. Нам повторную пугачёвщину не потянуть, а ежели перекинется на Запорожье, то Казаки, конечно же, фактор непрогнозируемый. Можно сказать, почти непредсказуемый.
Казак! Слово-то какое! императрица несколько раз со свистом рассекла веером воздух. Ка-зак, ка-зак! прямо как кинжал вжикает и, кстати, обрати внимание, Гриша, палиндром. Ка з ак ведь задом наперед читается. Интересно, случайность ли? Как думаешь, казак мой Грыцко Нечеса, а?
Спору нет, Катя, Сечь распускать надо, дело тут ясное. Крепко казаки расшалились. Да и не впервой нам. Но с наскоку никак нельзя. Не убивать же их всех, не брать же грех на душу. Всё ж таки свои, православные, хоть и сволочь! А вот куда девать десятки тысяч профессиональных рубак, не шибко пригодных для регулярной армии, мне пока непонятно. Пока ключевое слово. Опять же геополитически должно как-то склеиться. Вакуум власти в регионе нежелателен. Вот если бы их переселить куда? Ну, в общем, дай подумать, Кать
Думай, Гришенька, думай, гольштейн-готторпские глаза императрицы всея Руси опять сияли голубым ангельским огнем, «геополитически» говоришь, кхм Вакуум власти, протянула она со вкусом, экие новомодные словечки у тебя появились, надо бы запомнить Уж не из журналов ли британских? Думай, князь, ты же у меня воистину Гений Геополитический, думай, но не тяни, понял?