Когда я набрал некоторую первичную мощь и превратился в нечто большее, чем просто капитан Серегин, глухо сказал я, со мной на прямую связь вышел Творец Всего Сущего и предложил мне работу по специальности. Он будет открывать мне дорогу в иные миры, а я силой оружия или политическими решениями буду исправлять в них то, что пошло не так. Пока задача не выполнена, дорога в следующий мир просто не открывается
Так, значит, Он все-таки существует? прервала меня фрау Бригитта.
Более того, сказал я под аккомпанемент раскатов далекого грома, здесь вы под Его Оком, и эти звуки грома без грозы говорят о том, что ваше существование Им замечено.
Надо сказать, моя собеседница зябко поежилась, это откровение с вашей стороны, шокирует меня даже больше, чем возможность радикального омоложения. Но продолжайте свой рассказ, товарищ Серегин, мне становится решительно интересно.
В моей юрисдикции находится все варианты существования Российской державы, сказал я, а до ее образования славянские племена. Именно с этого я и начал, отразив нападение диких разбойников-авар на племенной союз Антов в мире, соответствующем пятьсот шестьдесят первому году христианской эры. Сил у меня тогда было не так много, как сейчас, опыта тоже, так что пришлось немного попотеть. В итоге авары исчезли из реальности того мира, а разрозненные племена объединились в великое княжество Артанское, провозгласив меня своим князем с правами Константинопольского базилевса. Как только моя задача будет выполнена, я уступлю этот титул своему преемнику из местных уроженцев, которого я сейчас воспитываю в своем окружении, чтобы он мог править разумно, честно и справедливо. Вторым моим «клиентом» был, наверное, известный вам хан Батый. Его армию я тоже вбил в землю по самые ноздри, а его самого за множественные свирепства приказал посадить на кол, а потом в виде предупреждения иным власть имущим переправил эту инсталляцию в Каракорум. Помимо этого, я запустил процесс объединения русских княжеств в единое государство под скипетром молодого Александра Невского. Третьей задачей был мир Смуты, начало семнадцатого века, когда династия Рюриковичей пресеклась, а Годуновы не усидели на троне. Вот это была настоящая школа реальной политики, когда требовалось не столько воевать, сколько заниматься интригами. Четвертым миром был год вторжения Наполеона в Россию. Армию Бонапарта я вместе с русскими войсками в Бородинской битве разгромил, а его самого взял в плен. Все кончилось тем, что я сменил в России императора Александра на его же брата Николая, назначив к нему воспитателем Кутузова. А Великого Корсиканца, после действенного внушения вернул французам императором, лишь бы Британия сидела тихо. Не в моем стиле убивать льва лишь затем, чтобы развести вместо него стаю шакалов
И так далее, и в том же духе хмыкнула фрау Бригитта. Кажется, я вас поняла. Вы фанатик России во всех ее видах, и делаете все для того, чтобы было хорошо только вашим любимцам, а на всех остальных вам плевать Но все дело в том, что я-то не русская, а немка. И хоть я понимаю ваш яростный патриотизм, но мне далеко не все равно, что станет с моим собственным народом.
А что с ним такого особенного может сделаться? пожал я плечами. Ни я сам, ни мой Заказчик не одобряем ненужных убийств. В мире сорок первого года, где мне еще предстоит побывать, в армии вторжения умрут все, кто не успеет вовремя поднять руки, при этом я постараюсь сделать все, чтобы с голов мирного германского населения не упал ни один волос. Могу вас заверить, что разломать на куски Третий Рейх я постараюсь без применения средств массового поражения будь это химическое или ядерное оружие или ковровые бомбежки. Как говорил один известный персонаж, это просто не мой метод. И, кстати, разве вы не хотели бы вернуться в свой мир, причем не в качестве скрывающейся от властей беглянки, а в сплоченных рядах силы, которая отомстит людям, убившим первое социалистическое немецкое государство неважно, будь это предатели в ваших собственных рядах, господин Коль с подельниками или могильщик Советского Союза месье Горбачев, предавший всех своих союзников? Вот это я могу обещать вам со стопроцентной гарантией.
Туше, сказала фрау Бригитта, это был укол прямо в сердце Хочу ли я отомстить за бездарно загубленное дело всей своей жизни? Непременно хочу, товарищ Серегин! Дайте мне договор, и я распишусь в нем своей кровью.
Я почувствовал, что моя визави окончательно «дозрела», и сказал:
Не надо крови, товарищ Бергман, просто повторяйте за мной: «Я это вы, а вы это я, и я убью любого, кто скажет, что вы не равны мне».
Как только мой будущий начальник службы безопасности закончила говорить слова Страшной Встречной Клятвы, за окнами оглушительно саданул гром, а на сухих губах фрау Бригитты расплылась какая-то совершенно блаженная улыбка.
Хорошо-то как сказала она. Что это было, товарищ Серегин?
Это была встречная клятва, которую дают люди, вступающие в воинское Единство, сказал я. Теперь вы среди своих. Здесь не злословят, не лгут, не предают и не бьют в спину. Кстати, среди моих товарищей немало этнических немцев, но у нас не принято делить людей по национальным сортам. Со временем вы привыкнете и поймете все преимущества своего нового положения, а сейчас вам нужно отдохнуть. Мой адъютант покажет вам комнату, и думаю, что она не откажется с вами поговорить, так сказать, в частном порядке. Гретхен милая девочка, и была с нами почти с самого начала нашего приключения. А с завтрашнего дня у вас начнется новая жизнь Полная медкомиссия, обязательная проверка на особые способности, собеседование с представителем Заказчика и встреча с магом Разума, которая поможет вам привести ваши мысли в порядок. Спокойной ночи, товарищ Бергман, я верю в то, что утро для вас будет воистину добрым
Шестьсот пятнадцатый день в мире Содома. Ночь. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.
Бригитта Бергман.
От ночного разговора с лейтенантом де Мезьер я благоразумно отказалась. Было видно, что девочка устала, да и я находилась не в лучшей форме. После всего пережитого и присоединения к Единству товарища Серегина голова у меня плыла, будто я без закуски выпила бутылку русской водки. Это был уже не первый раз, когда судьба моя круто ломалась, деля жизнь на «до» и «после».
Когда сгорел рейхстаг, мне было одиннадцать, и я прекрасно понимала, в какую бездну покатилась Германия. Позже я присоединилась к антифашистскому подполью, малочисленному и бессильному, но я просто не могла оставаться в стороне от борьбы за умы моих одураченных соотечественников. Против государственной машины подавления мы не могли сделать почти ничего, но никто не посмел бы сказать, что мы сдались без борьбы. Где-то далеко Восточный фронт пожирал жизни немецких солдат как кровожадное доисторическое чудовище, на города Германии падали британские и американские бомбы, а мы старались убедить немцев, что во всех их бедах виновен только безумный от рождения Адольф Гитлер.
Затем последовал арест: нашу молодежную группу выдал гестапо малодушный предатель. Меня и моих товарищей наскоро судили, и приговорили к гильотинированию. Только на эту процедуру была еще очередь: Рейх не успевал убивать своих граждан, признанных неблагонадежными, так что мне было не привыкать хоронить себя заранее и ждать смерти. И вот февральской ночью сорок пятого года на территорию тюрьмы, сбив броней ворота, ворвались русские танки, а плохо выбритые солдаты в ватных фуфайках и зимних шапках перестреляли охрану из своих автоматов. Тогда я особенно остро почувствовала хмельной вкус жизни и свободы, и ошибочно решила, что дальше все будет хорошо.
А на двадцатом съезде Коммунистической Партии Советского Союза маленький лысый придурок ради своих сиюминутных хотелок предал нас в первый раз и идея социализма захромала на обе ноги. После этого все, во что верила я и мои товарищи, грубо растоптали и заменили дешевым эрзацем. А после краха ГДР нас предали во второй раз, уже окончательно. Тогда мне не хотелось больше жить, но я считала, что пустить себе пулю в висок слишком просто и как-то унизительно. Бригитта Бергман никогда не сдавалась, и боролась до конца даже в самых безнадежных условиях.
Убегая в лес, я твердо решила, что погибну в бою, но не дамся врагу живой Но вместо этого, как сказал Серегин, «случился межмировой переход», и я загремела в неведомые тартарары. Дальше все слилось в сплошной кошмар; пистолет во время перехода куда-то делся, и я не могла даже покончить с собой. Оставалось только грязно ругаться Потом меня захватили, связали и, словно овцу, продали людям местного Тевтонского Ордена, выглядевшим как помесь нацистов и средневековых ландскнехтов. Второй раз в жизни я очутилась в гестапо. Только на этот раз меня совсем не били и почти не допрашивали. На меня даже боялись лишний раз посмотреть. Я сразу почувствовала, что все в том месте было пропитано страхом перед той неведомой силой, которая предъявляла на меня свои права. Криминальассистент Вайс, занимавшийся моим делом, стремился как можно скорее оформить все необходимые документы и сбыть меня с рук. И я ему помогала как могла, изображая человека, который от пережитых потрясений сошел с ума.
Фельджандармы Ордена передали меня молодой девушке, обмундированной как офицер Советской Армии, и та приказала развязать мне руки, а потом повела за собой в какое-то другое место жаркое, как адское пекло. Это был еще один шок: открывается дыра прямо в воздухе, делаешь шаг и ты уже под иными небесами А там вместо тюрьмы госпиталь, вместо допроса медицинский осмотр, а потом, «на сладкое» ванна, до краев наполненная теплой искрящейся водой, в которой я даже умудрилась расслабиться и задремать. А уж когда вместо моей старой одежды или тюремного халата мне выдали новенькое солдатское белье и местную армейскую униформу без знаков различия, я подумала, что для чего-то нужна этим странным русским, которые возились со мной не как с нежелательной иностранкой и потенциальной заключенной, а как с важной и долгожданной гостьей
И настал тот момент, когда я вслед за товарищем Серегиным произнесла слова встречной страшной клятвы. При этом я испытала самый настоящий оргазм И дело было даже не в обещанной второй молодости, а в том, что здесь не делят людей по сортам, не злословят, не лгут, не предают и не бьют в спину, так сказал мне создатель этой могущественной армии единомышленников и я сразу ему поверила. Это было для меня внове, ибо организация, в которой я служила до своей отставки, не была свободна от этих родимых пятен капитализма. Интриги и подсиживания были там обычным делом, и надо было следить в оба, чтобы кто-то из коллег не ухватил тебя за зад. Сначала я не понимала, для чего товарищу Серегину понадобился человек с моим опытом и талантами, и только через некоторое время до меня дошло, что применять свои умения мне придется за пределами круга тех, кого тут считают своими.