Тихо, тихо, милейшая, нам ни в коем случае нельзя поддаваться эмоциям и тем более выражать их.
Проблема в том, что они просто не знают, как оно было бы без квалифицированного медицинского вмешательства. У больного и трети того не наблюдается, что случалось в реальной истории. А для нее любой чих ребенка это уже катастрофа.
Ты, Наташенька, дело это не запускай. А то недолго, и до Распутина доживем. Говорили мне, что во дворце уже какой-то юродивый объявился. Очередной целитель?
Клоака средневековая! Помешанные на мистике, святых, блаженных экстрасенсы поповские! Право, не знаю, целитель ли? Какой-то пророк-прорицатель. Грязный, нечесаный, ходячая инфекция. Я категорически запретила пускать его в детскую. Косятся теперь уроды, крестятся, за спиной шепчутся. Недавно вообще в спину услышала «нерожуха». Тоже мне нашли в чем обвинить.
Чужие мы тут. Хорошо, если позже обживемся. Я хоть и по технической части, а тоже хватает всего этого я бы сказал, классового непонимания. Дворянчики нас видят насквозь что кровь не благородная. Народ, как и положено, быдлится. Кто мы для них? баре. Средний класс-сословие сторонится. Но тут понятно при мне постоянно жандармы. И даже заводчане-инженеры держат дистанцию, хоть и вежливо по имени отчеству и в рот заглядывают, как водится, преклоняясь перед нашей кажущейся иностранщиной.
Скажем, и у меня охрана постоянно приставлена, изобразила глумливую улыбку, дюжие усачи гвардейцы
Ну-ну, подыграл.
Не «ну-ну», а «но-но!» Я себе ничего не позволяю. У меня великое медицинское будущее! Но как же мне эти шовинисты-мужланы при академических званиях осточертели. А ведь не блондинка! И спорят, и против прут, бороды в клочья, не потому, что не согласны, а просто наперекор. Потому что баба! А раз баба значит, дура.
Ну. Не без истины ж
Да знаю! Кто ж спорит. Но не в науке ж-ж-ж! С непередаваемой смесью огрызнулась, усмехнувшись. Сквозя этим «ж-ж-ж» почти с издевкой, но и без особого кусачества.
Так уж все плохо? Поднял бровь на вполне цветущую женщину, мелькнув мыслью: «да, по здешним меркам бездетная баба-нерожуха за тридцать, это даже у дворянчиков моветон».
Да не так уж, чтоб во всем-с, смеется глазами-колючками.
Ох, уж эти ваши дамские штучки. Не забывайте, женское счастье ориентировано на чувства. Медицина медициной, наука наукой, а любовь нечаянно нагрянет
Промолчала, проведя украдкой взглядом по фигуре собеседника не в тех отношениях, да и возраст почти отеческий, чтоб упражняться в словоблудстве.
На том и расстались, расходясь по своим делам.
Не оглядываясь, бередя: «Появилась, насладила и ушла, оставив приятное послевкусие».
Помяни черта, он тут как тут! Блаженный дурачок со страждущим лицом выскочил не пойми откуда, кривляясь, брызжа слюной, осеняя себя крестом, лепеча на старославянском едва разобрал про какие-то «беды на Русь-матушку и проклятья на голову пришлого».
Гладков ускорил шаг, оставив юродивого позади, с укоризной взглянув на двух приставленных жандармов, дескать, «почему не оградили».
Поспешил император ждет краем глаза замечая, что сегодня на территории и по периметру как-то уж многовато гвардейцев.
Царь Николай, как всегда, не соответствовал парадным портретам, развешенным на безбрежье российских чиновничьих кабинетов.
Сегодня так и особенно заметно мешки под глазами, старее, отечней и желтее кожа. За версту несет от усов якобы дорогим благородным табаком вот уж действительно пепельница.
Движения немного рассеяны. Поздоровался с гостем. Сел в кресло, предложив легким хозяйским жестом: на столике курево, слегка початая янтарная с рюмашками, в отличие от стереотипа кусковой черный шоколад к прикусу[1].
Только вот нерадостный совсем царь всея Руси, задумчивый, словно гнетущийся, томимый чем-то:
Я иногда удивляюсь, как вы осторожно присаживаетесь. Не бойтесь мин нет.
Что вы, ваше величество. Для меня это музейные экспонаты. В прошлый, хм далекий раз я здесь бывал на экскурсии, и эти диванчики отгораживала веревочка, а также возбраняющие надписи «садиться запрещено».
И как он через сто лет? Дворец? Чернь и пьяная революционная солдатня не разграбили?
«Ого! подумал Гладков. Раньше он таких тем избегал. Уж про «чернь» от него ни разу не доводилось слышать».
Музей есть музей, ваше величество. Тогда, пытаясь вдохнуть эманации эпохи, прочувствовать, как жили, пусть и избранные люди, все одно натыкался на плесень веков. Сейчас же, Гладков окинул взглядом помещение, провел рукой по спинке кресла, все естественное, живое и как бы на своем месте. Вот там, в стеклянной витрине висели платья императрицы и чьи-то военные кители. Наследника или ваши. А рядом увеличенная фотография всей семьи Романовых: Николай Александрович, э-э-э в смысле, вы. Ваше фото с супругой и детьми
Прекратите! Скрытое раздражение самодержца, наконец, вышло наружу. Вы обо мне говорите как о неживом. Понимаю, что я для вас лишь часть истории. Вот и наслаждайтесь тем, что общаетесь с этой самой историей.
Александр Алфеевич попытался смягчить тон:
Все, что с нами происходит (и произойдет), уже прожито кем-то, описано в книгах и хрониках. А мы мы, пусть даже зная об этом, все так же ломимся вперед, словно ступая по чужим следам, где легко, где упрямо, повторяя уже совершенные ошибки.
Или делая новые, еще более фатальные, невесело дополнил самодержец. И после паузы: Вы не задумывались о том, что ваше появление в этом времени всего «Ямала», со всеми технологиями, планами переустройства России, прогрессорством, Николай выделил это слово, указав кивком на выложенную гладковскую папку с очередным отчетом, приведет к еще худшим последствиям?
Я и предлагал проводить коррекцию осторожно, с компенсациями, чтобы не раздражать Его, и Гладков вскинул глаза, указывая вверх, явно намекая на Бога.
Император с прищуром уставился, буквально впился взглядом в собеседника.
Гладков, немного напрягшись, понял, что этот глубоко верующий человек придирчиво пытается разглядеть хотя бы намек на кощунство а потому согнал с лица все эмоции полная серьезность.
Сверление глазами продолжалось недолго. Наконец Романов выдохся, словно сдулся взгляд поник, плечи опустились:
Судьбу не изменить, венценосная рука, маскируя минутную слабость, вяло отыскала наполненную рюмку.
Александр Алфеевич незамедлительно поддержал монарха, опрокинув в рот свою порцию алкоголя, а перед глазами встал юродивый:
«Твою мать! И чего ж так люди ведутся на всех этих шарлатанов-кашпировских? Что этот очередной козельский дурачок напророчил, что царь буквально в лужу уселся не пошевелить?»
Компенсации, коррекции, тянуче передразнил государь, все мы рабы божьи, жалкие игрушки в руках Господних. Но я знаю вы атеист, потому скажу на вашем языке: само мироздание противится и берет свое. Вот, взгляните.
Компенсации, коррекции, тянуче передразнил государь, все мы рабы божьи, жалкие игрушки в руках Господних. Но я знаю вы атеист, потому скажу на вашем языке: само мироздание противится и берет свое. Вот, взгляните.
Гладков принял лист бумаги, судя по заглавию докладная жандармского управления. Бегло прочитал, уже давно не спотыкаясь на ятях. Суть убит Плеве, и что поразительно, тем же исполнителем-эсером, который по логике должен был находиться или в тюрьме или в ссылке.
От судьбы не уйдешь! Фатализм из самодержца так и пер.
Тем не менее месяца три у нее выторговали, разве нет? В той истории господина Плеве, по-моему, убили в июне. Или июле точно не вспомню.
А если мы, вмешавшись в Божий промысел, в гордыне своей человеческой сотворили нечто неугодное и за эту отсрочку последует наказание? Еще суровей? Когда вы объявились из своего будущего века, я узрел в этом ниспослание нам надежды Господней в годину трудных испытаний. Но теперь мне открыли глаза
(Гладков проклял всех пророков вместе взятых).
святой старец, провидец! гнул между тем Николай. Он говорил о еще больших бедах, кои ожидают Россию
Воспользовавшись паузой, Гладков попробовал сбить этот пораженческий настрой монарха:
Про то, что Россию постигнут бедствия (сиречь войны), можно писать с периодичностью в 1015 лет, и не промажешь!
Отец мне завещал крепить самодержавие. Буду следовать сему! Все будет идти, как предначертано. Соизмеряя, что ваше вмешательство уже сломало тот порядок, коий был положен Господом. Но я не желаю, чтобы эти изменения приобрели лавинообразный и неуправляемый характер. Вы меня понимаете?
То есть на мгновенье Александр Алфеевич потерял дар речи, все программы сворачиваем? Столь катастрофично?
Романов устало взглянул на собеседника, подрагивая губами, видимо желая что-то сказать, но осекся. Потом все же вымолвил:
На кону жизни. Многие жизни. И пока не будет обеспечена безопасность, не следует предпринимать необдуманных решений.
В Царском проторчал до позднего вечера.
Несмотря на то, что Романов что-то там для себя окончательно решил, Гладков располагал да и просто обязан был все терпеливо выслушать. И уж затем обоснованная аргументация «попаданца» вылилась в попытки убедить и доказать, в спонтанные споры, прерываемые обедами-перемириями.
Маститые историки утверждали, что Николай II не любил, когда ему навязывали чужое мнение, но ведь известно, что «слушающий человек» всегда прислушивается.
Так что никакой катастрофы пока не было, кое-чего «выторговать» удалось пусть и «осетра основательно урезали».
Больше всего Гладков боялся, что будут похерены все северные проекты. Так как именно там собирались строить субмарины. Там же планировалась закрытая научно-производственная зона, военно-морская база, верфь и, в конце концов, парковка «Ямала». Туда собирались тянуть «железку». Там же, на Коле имелись алюминиевые руды, необходимые для производства «крылатого металла».
И царь, словно желая удалить все, что связано с пришельцами, подальше от центра империи и столицы, в этом плане не особо кочевряжился.
Денег на разработки тех же высокотехнологичных двигателей внутреннего сгорания, которые можно уже будет ставить на авто и бронетехнику, на самолеты (особенно на самолеты), выделить обещал.
Но размах был уже не тот.
А ведь в средствах нуждались в том числе разработки в сфере радиоэлектроники, в химической промышленности и там по пунктам воз и тележка.
Тем не менее жучара-монарх не отказался вложиться на правах дольщика в коммерческие проекты по бытовухе (включая косметику и всякую канцелярскую чушь) то, что собирались по большей части гнать на экспорт.