Вы слышали, как он играл? спросил я.
Снова прервавшись, он посмотрел на меня.
Послушайте, мне семьдесят четыре года. Это случилось тогда, когда я еще был маленьким мальчиком. Мы ведь говорим о Слепом Блейке. Такие люди играли в барах. А я не ходил по барам, когда был маленьким, понимаете? Если бы пошел, мне бы хорошо надрали задницу. Он был гораздо старше меня. Вы лучше поговорите с моим напарником. Возможно, он слышал, как играл Слепой Блейк, только сейчас он, наверное, этого уже не помнит, потому что он мало что помнит. Не помнит даже, что ел сегодня на завтрак. Я прав? Эй, старина, что ты сегодня ел на завтрак?
Второй старик, скрипя, подошел к нам и облокотился на соседний умывальник. Его сморщенное лицо имело цвет красного дерева, которым был облицован радиоприемник.
Я не помню, что сегодня ел на завтрак, сказал он. Не помню, завтракал ли я вообще. Но вот что я скажу. Да, я старый, но дело в том, что у стариков хорошая память. Только помнят они не то, что было недавно, понимаете? Они помнят то, что было давно. Представьте мою память как старое ведро, понимаете? Когда оно чем-то наполнено, в нем больше нет места для нового. Совсем нет, понимаете? Так что я не помню новое, потому что мое старое ведро переполнено старым, тем, что произошло давно. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Конечно понимаю, подтвердил я. Значит, вы слышали, как он играл?
Кто?
Я поочередно посмотрел на стариков, гадая, не разыгрывают ли они какую-то хорошо отрепетированную сцену.
Слепой Блейк, сказал я. Вы слышали, как он играл?
Нет, я не слышал, как он играл, ответил старик. Но моя сестра слышала. Моей сестре лет девяносто, а то и больше, да хранит ее Господь. До сих пор жива. В свое время она сама пела, и ей не раз доводилось петь со Слепым Блейком.
Вот как? Она пела с ним?
Точно, подтвердил сморщенный старик. Она пела со всеми, кто проезжал через наши места. Вы должны понять, что раньше наш город находился на большой дороге в Атланту. Старое шоссе шло раньше на юг до самой Флориды. Это была единственная дорога, пересекающая Джорджию с севера на юг. Конечно, сейчас есть автострады, по которым можно мчаться без остановок, есть самолеты. Теперь Маргрейв никому не нужен. Никто больше через него не проезжает.
Значит, Слепой Блейк останавливался здесь? не отставал от него я. И ваша сестра пела вместе с ним?
Раньше все здесь останавливались, сказал старик. В северной части города были бары и постоялые дворы, и все для тех, кто проезжал мимо. Все эти сады, отсюда до пожарной части, прежде вместо них здесь были бары и постоялые дворы. Потом все снесли, что само не развалилось. Давно уже никто не проезжает через наши места. Но в то время город был совсем другим. Потоки людей туда и сюда, все время. Рабочие, сборщики кукурузы, торговцы, бродяги, боксеры, музыканты. И все они останавливались у нас, и моя сестра им пела.
И она помнит Слепого Блейка? спросил я.
Конечно помнит, сказал старик. Она считала его величайшим человеком из живущих на свете. Говорит, играл он классно, очень классно.
А что с ним случилось? Вы знаете?
Старик призадумался. Принялся рыться в своей тускнеющей памяти. Пару раз тряхнул седой головой. Затем взял из нагревателя теплое влажное полотенце и положил его мне на лицо. Начал меня стричь. Еще раз тряхнул головой.
Не могу сказать точно, наконец признался старик. Он время от времени приезжал к нам. Это я хорошо помню. Потом его не стало. Я тогда был в Атланте, не знаю, что с ним случилось. Слышал, его убили, может быть, здесь, в Маргрейве, может быть, где-то в другом месте. Он впутался в какую-то серьезную неприятность, и его убили. Насмерть.
После того как старики закончили, я еще посидел в салоне, слушая радио. Затем достал пачку денег, дал им двадцать долларов, вышел на главную улицу и направился на север. Времени было уже около полудня, и солнце припекало немилосердно. Для сентября было очень жарко. Кроме меня, на улице никого не было. Черная дорога дышала жаром. По этой дороге ходил Слепой Блейк, быть может, в полуденный зной. В те времена, когда эти старики-негры еще были мальчишками, здесь проходила артерия, ведущая на север, в Атланту, Чикаго, к рабочим местам, надежде, деньгам. Полуденный зной не мог остановить тех, кто шел к своей цели. Но сейчас это была лишь черная гладкая полоса асфальта, ведущая в никуда.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы по такой жаре добраться до полицейского участка. Пройдя по ухоженному газону мимо еще одной бронзовой статуи, я открыл массивные стеклянные двери. Шагнул внутрь, в прохладу. Роско ждала меня, прислонившись к столу дежурного. У нее за спиной я увидел Стивенсона, бурно говорившего по телефону. Роско была бледна и очень встревожена.
Мы нашли еще один труп, сказала она.
Где? спросил я.
Опять рядом со складами, сказала она. Только на этот раз с другой стороны шоссе, у развилки, под насыпью.
Кто его обнаружил?
Финли. Он отправился туда утром, чтобы еще раз осмотреть место преступления и найти какие-нибудь улики, которые могли бы помочь разобраться с первым трупом. Хорошая мысль, правда? А нашел он еще один труп.
Вы определили чей? спросил я.
Роско покачала головой:
Личность не установлена. Как и у первого.
Где сейчас Финли?
Отправился к Хабблу, сказала она. Он считает, Хаббл что-то знает.
Я кивнул.
Сколько времени пролежал второй труп?
Дня два-три. Финли убежден, что в ночь с четверга на пятницу произошло двойное убийство.
Я снова кивнул. Хабблу действительно что-то известно. Например, тот человек, которого он направил на встречу с высоким детективом с бритой головой. Хаббл не мог понять, как ему удалось скрыться. А этот человек никуда не скрылся. С улицы донесся шум подъехавшей машины, и большие стеклянные двери раскрылись. Финли просунул к нам свою голову.
Роско, едем в морг, сказал он. И ты тоже, Ричер.
Я и Роско вышли следом за ним на жару. Сели в седан Роско без отличительных знаков. Финли оставил свою машину у участка. Роско села за руль. Я сел назад. Финли устроился спереди слева, развернувшись так, чтобы одновременно говорить с нами обоими. Роско вывела машину на шоссе и повернула на юг.
Я не смог найти Хаббла, сказал Финли, глядя на меня. У него дома никого нет. Он ничего не говорил о том, что куда-то собирается?
Нет, ответил я. Ничего не говорил. За все выходные мы не сказали друг другу и пары слов.
Финли проворчал что-то невнятное.
Мне нужно выяснить все, что известно Хабблу об этом деле, сказал он. Мы имеем дело с чем-то серьезным, и Хаббл что-то знает, это точно. Ричер, что он тебе рассказал?
Я ничего не ответил. Я до сих пор не был до конца уверен, на чьей я стороне. Вероятно, на стороне Финли, но если Финли сейчас сунет свой нос в то, в чем замешан Хаббл, и Хабблу, и его семье крышка. Это точно. Поэтому я решил остаться в стороне и постараться как можно скорее убраться отсюда ко всем чертям. Я не хотел впутываться в эту историю.
Ты пробовал позвонить ему на сотовый телефон? спросил я.
Буркнув себе под нос, Финли покачал головой.
Телефон отключен, сказал он. Мне сообщил об этом автоответчик.
Хаббл заезжал за своими часами? спросил я.
За чем?
За своими часами, повторил я. В пятницу он оставил у Бейкера «ролекс» стоимостью десять тысяч долларов, когда Бейкер надевал на нас наручники, чтобы отправить в Уорбертон. Так вот, Хаббл заезжал за часами?
Нет, ответил Финли. По крайней мере, мне об этом никто не говорил.
Ладно, сказал я. Значит, у него какое-то неотложное дело. Даже такой осел, как Хаббл, не забудет про часы стоимостью десять тысяч долларов, верно?
Что за неотложное дело? спросил Финли. Что он тебе говорил об этом?
Ровным счетом ничего, сказал я. Как я уже тебе говорил, мы с ним почти не разговаривали.
Финли раздраженно смотрел на меня.
Слушай, Ричер, ты со мной не шути. До тех пор пока я не разыщу Хаббла, я буду трясти тебя, выпытывая, что он тебе сказал. И не пытайся меня убедить, что он два дня держал рот на замке, потому что такие, как он, всегда начинают говорить. Я это знаю, и ты тоже знаешь, так что не шути со мной, хорошо?
Финли раздраженно смотрел на меня.
Слушай, Ричер, ты со мной не шути. До тех пор пока я не разыщу Хаббла, я буду трясти тебя, выпытывая, что он тебе сказал. И не пытайся меня убедить, что он два дня держал рот на замке, потому что такие, как он, всегда начинают говорить. Я это знаю, и ты тоже знаешь, так что не шути со мной, хорошо?
Я только пожал плечами. Финли не может снова меня арестовать. Быть может, я смогу сесть на автобус там, где находится морг. Придется отказаться от обеда с Роско. Жаль.
Что можно сказать о втором трупе? спросил я.
Почти то же самое, что и о предыдущем, сказал Финли. Похоже, это произошло в одно время. Убит тремя выстрелами. Возможно, из того же самого оружия. Этого после смерти не пинали, но, скорее всего, оба убийства связаны между собой.
Вы установили личность убитого?
Его зовут Шерман, сказал Финли. Кроме этого, мы больше ничего не знаем.
Расскажи мне подробнее, попросил я.
Я сделал это по привычке. Финли задумался. Принял решение. Мы с ним напарники.
Неопознанный белый мужчина, сказал Финли. То же самое, что и в первом случае: никаких документов, ни бумажника, ни отличительных примет. Но у этого были золотые часы с гравировкой: «Шерману с любовью от Джуди». Убитому лет тридцать тридцать пять. Точнее сказать трудно, труп пролежал на улице трое суток, и над ним изрядно потрудились всякие мелкие животные, понимаешь? Губ нет, глаз тоже, но правая рука уцелела. Она была подвернута под тело, так что мне удалось снять приличные отпечатки пальцев. Мы их отправили час назад, так что, если повезет, это что-нибудь даст.
Огнестрельные ранения? спросил я.
Финли кивнул:
Судя по всему, из того же оружия. Пули маленького калибра с мягкими наконечниками. По-видимому, первая лишь ранила этого парня, и он мог бежать. Потом он получил еще пару пуль, но все же успел добежать до развилки. Там он упал и умер от потери крови. Его не пинали ногами, потому что не смогли найти. По крайней мере, на мой взгляд, все произошло именно так.
Меня передернуло. В восемь часов утра в пятницу я проходил мимо тех самых мест. Между двумя трупами.