Как мы уже говорили, общественные системы европейских стран, принимавших участие в войне, начали разрушаться под воздействием колоссальных военных перегрузок. Волна патриотизма, сопровождавшая начало войны, пошла на спад. К 1916 году усталость от войны начала превращаться в угрюмое и тихое недовольство бесконечной и бессмысленной бойней, которой, казалось, никто не хочет положить конец. В 1914 году противники войны чувствовали свою беспомощность и одиночество, однако в 1916 году они уже понимали, что говорят от имени большинства. Насколько круто изменилась ситуация, стало очевидно, когда 28 октября 1916 года Фридрих Адлер, сын лидера и основателя австрийской социалистической партии, обдуманно и хладнокровно застрелил в венском кафе австрийского премьер-министра графа Штюргка (в ту эпоху еще не знали о службе безопасности). Это была акция публичного антивоенного протеста.
Антивоенные настроения, безусловно, укрепили политические позиции социалистов, все более решительно возвращавшихся к неприятию войны, характерному для них до 1914 года. В действительности некоторые партии (например, в России, Сербии и Великобритании) всегда были против войны, и даже когда социалистические партии ее поддерживали, именно в их рядах можно было найти ее главных откровенных противников[8]. В это же время организованное рабочее движение, возникшее в гигантской военной промышленности во всех воюющих державах, стало главным центром антикапиталистической и антивоенной деятельности. Профсоюзные активисты на фабриках опытные работники, искушенные в переговорах с владельцами (цеховые старосты в Великобритании, Betriebsobleute в Германии), стали символами радикализма, так же как мастера и механики новых, оснащенных современной техникой военных кораблей, похожих на плавучие фабрики. И в России, и в Германии главные военно-морские базы (Кронштадт, Киль) стали основными революционными центрами. Во время Гражданской войны в России 19181920 годов восстание на французских военных кораблях в Черном море явилось причиной прекращения французской военной интервенции против большевиков. Так антивоенные настроения приобрели цель и организаторов. Именно в это время австро-венгерские цензоры, проверявшие корреспонденцию своих солдат, стали замечать изменение тона в их письмах. Если бы только Господь ниспослал нам мир превратилось в с нас хватит или даже в говорят, что социалисты собираются заключить мир.
Поэтому неудивительно, по сведениям тех же цензоров, что русская революция явилась первым политическим событием в мировой войне, нашедшим отражение даже в письмах жен рабочих и крестьян. Естественно (особенно после того, как Октябрьская революция привела к власти большевиков), что устремления к миру и социальной революции слились воедино: треть авторов писем, перлюстрированных с ноября 1917го по март 1918 года, выражала надежду на обретение мира с помощью России, еще одна треть надеялась на революцию, а остальные 20 % на сочетание того и другого. То, что русская революция должна иметь исключительное международное влияние, было ясно всегда: даже ее первый этап 19051906 годов заставил пошатнуться самые древние империи, от Австро-Венгрии и Турции до Персии и Китая (Век империи, глава 12). К 1917 году вся Европа превратилась в пороховой погреб, в любую минуту готовый взорваться.
II
Россия, созревшая для социальной революции, измученная войной и находящаяся на грани поражения, стала первым из режимов Центральной и Восточной Европы, рухнувших под тяжестью стрессов и перегрузок Первой мировой войны. Этот взрыв ожидался, хотя никто не мог предсказать время и обстоятельства детонации. За несколько недель до Февральской революции Ленин в своем швейцарском изгнании все еще сомневался, доживет ли он до нее. Самодержавие рухнуло в тот момент, когда демонстрация женщин-работниц (во время празднования традиционного для социалистического движения женского дня 8 марта, совпавшего с массовым увольнением рабочих на известном своей революционностью Путиловском заводе) для проведения всеобщей забастовки отправилась в центр столицы через покрытую льдом реку, в сущности требуя лишь хлеба. Слабость режима проявилась, когда царские войска и даже всегда послушные казаки остановились, а потом отказались атаковать толпу и начали брататься с рабочими. Когда после четырех дней волнений войска взбунтовались, царь отрекся и был заменен либеральным Временным правительством не без некоторой симпатии и даже помощи со стороны западных союзников, боявшихся, что находящийся в безнадежном положении царский режим может отказаться от участия в войне и подпишет сепаратный мир с Германией. Четыре дня анархии, когда Россией никто не управлял, положили конец Империи[9]. Более того, Россия уже была настолько готова к социальной революции, что народные массы Петрограда немедленно расценили падение царя как провозглашение всеобщей свободы, равенства и прямой демократии. Выдающимся достижением Ленина стало превращение этой неуправляемой анархической народной волны в большевистскую силу.
II
Россия, созревшая для социальной революции, измученная войной и находящаяся на грани поражения, стала первым из режимов Центральной и Восточной Европы, рухнувших под тяжестью стрессов и перегрузок Первой мировой войны. Этот взрыв ожидался, хотя никто не мог предсказать время и обстоятельства детонации. За несколько недель до Февральской революции Ленин в своем швейцарском изгнании все еще сомневался, доживет ли он до нее. Самодержавие рухнуло в тот момент, когда демонстрация женщин-работниц (во время празднования традиционного для социалистического движения женского дня 8 марта, совпавшего с массовым увольнением рабочих на известном своей революционностью Путиловском заводе) для проведения всеобщей забастовки отправилась в центр столицы через покрытую льдом реку, в сущности требуя лишь хлеба. Слабость режима проявилась, когда царские войска и даже всегда послушные казаки остановились, а потом отказались атаковать толпу и начали брататься с рабочими. Когда после четырех дней волнений войска взбунтовались, царь отрекся и был заменен либеральным Временным правительством не без некоторой симпатии и даже помощи со стороны западных союзников, боявшихся, что находящийся в безнадежном положении царский режим может отказаться от участия в войне и подпишет сепаратный мир с Германией. Четыре дня анархии, когда Россией никто не управлял, положили конец Империи[9]. Более того, Россия уже была настолько готова к социальной революции, что народные массы Петрограда немедленно расценили падение царя как провозглашение всеобщей свободы, равенства и прямой демократии. Выдающимся достижением Ленина стало превращение этой неуправляемой анархической народной волны в большевистскую силу.
Итак, вместо либеральной и конституционной, ориентированной на Запад России, готовой и стремящейся воевать с Германией, возник революционный вакуум: с одной стороны беспомощное Временное правительство, а с другой множество народных Советов, спонтанно выраставших повсюду как грибы после дождя[10]. Советы действительно обладали властью или по крайней мере правом вето на местах, но понятия не имели, как эту власть использовать. Различные революционные партии и организации большевики, меньшевики, социал-демократы, социал-революционеры и многочисленные мелкие левые фракции, выйдя из подполья, старались утвердиться в этих ассамблеях, чтобы координировать их и обращать их в свою политическую веру, хотя первоначально только Ленин видел в них альтернативу правительству (вся власть Советам). После свержения царизма лишь малая часть населения знала, что представляли собой лозунги революционных партий, а если даже и знала, то вряд ли могла отличить их от лозунгов их противников. Народ больше не признавал никакую власть, даже власть революционеров, хотя те и претендовали на первенство.
Городская беднота требовала хлеба, рабочие среди нее увеличения заработной платы и сокращения рабочего дня. Основным требованием крестьян, составлявших 80 % населения, была, как всегда, земля. И те и другие хотели прекращения войны, хотя масса солдат бывших крестьян, из которых состояла армия, сначала выступала не против войны как таковой, а против жесткой дисциплины и грубого обращения высших чинов. Лозунги с требованием хлеба, мира и земли обеспечили растущую поддержку тем, кто их распространял. В основном это были большевики, число которых из небольшой группы в несколько тысяч в марте 1917 года к началу лета увеличилось до четверти миллиона. Вопреки мифологии холодной войны, представлявшей Ленина в первую очередь организатором переворотов, единственным подлинным преимуществом Ленина и большевиков была их способность распознать чаяния масс и вести их в нужном направлении. Когда Ленин понял, что, вопреки программе социалистов, крестьяне хотят раздела земли на семейные участки, он немедленно призвал большевиков к этой форме экономического индивидуализма.
Временному правительству и его сторонникам, напротив, не удалось осознать, что оно неспособно заставить Россию подчиняться его законам и декретам. Когда коммерсанты и управляющие фабрик пытались наладить трудовую дисциплину, они лишь восстанавливали против себя рабочих. Когда Временное правительство настаивало на том, чтобы бросить армию в новое наступление в июне 1917 года, армия уже не хотела воевать, и солдаты-крестьяне отправились домой в свои деревни, чтобы принять участие в дележе земли. Революция распространялась вдоль линий железных дорог, по которым они возвращались назад. Еще не настало время для немедленного свержения Временного правительства, но начиная с лета недовольство усиливалось и в армии, и в главных городах, что было на руку большевикам. В основном крестьянство поддерживало наследников народников эсеров (Век капитала, глава 9), хотя их радикальное левое крыло тяготело к большевикам и даже непродолжительное время входило в их правительство после Октябрьской революции.
Когда большевики (в то время в основном рабочая партия) завоевали поддержку большинства в главных российских городах, особенно в столичном Петрограде и в Москве, и начали быстро укреплять свои позиции в армии, положение Временного правительства стало еще более шатким; в особенности в августе 1917 года, когда ему пришлось обратиться к революционным силам в столице для отражения попытки контрреволюционного переворота, предпринятой генералом Корниловым. Поднявшаяся волна поддержки неумолимо толкала большевиков к немедленному захвату власти. В действительности, когда этот момент пришел, власть нужно было не столько захватить, сколько подобрать. Говорят, что больше людей пострадало на съемках великого фильма Эйзенштейна Октябрь, чем во время настоящего штурма Зимнего дворца 7 ноября 1917 года. Временное правительство, которое никто не стал защищать, просто растаяло в воздухе.
С момента падения Временного правительства и до настоящего времени вокруг Октябрьской революции не стихает полемика. Как правило, она уводит совсем не в ту сторону. Главный вопрос состоит не в том, был ли это, как считают историки антикоммунистической направленности, военный или мирный государственный переворот, осуществленный врагом демократии Лениным, а в том, кто или что могло прийти на смену павшему Временному правительству. С начала сентября Ленин не только пытался убедить колеблющихся соратников в том, что власть может легко ускользнуть от них, если не захватить ее путем спланированной акции, пока она так близко (что, возможно, продлится недолго), но и вероятно, с той же настойчивостью ставил вопрос, смогут ли большевики удержать государственную власть, если захватят ее. Что реально могли сделать те, кто попытался бы управлять проснувшимся вулканом революционной России? Ни одна партия, кроме большевиков, не была готова взять на себя эту ответственность, а ленинская статья Большевики должны взять власть! наводит на мысль, что далеко не все члены партии разделяли его уверенность. Имея благоприятную политическую ситуацию в Петрограде, Москве и северных армиях и получив на короткое время возможность немедленного захвата власти, было действительно трудно выбрать другой путь. Военная контрреволюция только начиналась. Находившееся в безнадежном положении Временное правительство, не желавшее подчиниться Советам, могло сдать Петроград германской армии, подошедшей уже к северной границе теперешней Эстонии и находившейся в нескольких милях от столицы. Ленин редко боялся смотреть в лицо даже самым мрачным фактам. Он понимал, что, если большевики упустят время, поднявшаяся волна анархии может спутать их карты. В конце концов ленинские аргументы убедили его соратников. Если революционная партия не берет власть, когда того требуют текущий момент и народные массы, чем она отличается от нереволюционной партии?