Если всё хорошо, то они уже должны подъезжать к Дудергофу. Там во всяком случае, по слухам имелись верные войска.
Правда, что делается дальше, ближе к столице и в ней самой, никто не знал.
И лучше сейчас об этом даже не думать.
Фёдор отогнал непрошеные мысли. В конце концов, он вице-фельдфебель или нет?! И про Юрку Вяземского, застывшего на холодной октябрьской земле лицом вниз, в луже тёмной крови, он не будет думать тоже.
Но это получалось плохо.
Юрку застрелил молодой мастеровой, в замасленной телогрейке и рабочей кепке, засевший в крепком месте, возле узкого продуха под крышей кирпичного пакгауза, когда разгорячённые кадеты вслед за казаками ринулись через площадь. Мастеровой мог бы спрятаться и отсидеться, чёрта с два бы его там нашли, в огромном складе; однако он открыл огонь и хорошо ещё, что не слишком метко.
Длинноногий Юрка бежал впереди всех. И ноги ему словно верёвка подсекла: рухнул замертво, беззвучно, не успев даже застонать.
Длинноногий Юрка бежал впереди всех. И ноги ему словно верёвка подсекла: рухнул замертво, беззвучно, не успев даже застонать.
В тот проклятый продух кадеты всадили, наверное, полсотни пуль. Чья достала мастерового само собой, никто не узнал. Но, когда его вытащили наружу, он был ещё жив, упрямо и бессмысленно цеплялся за жизнь.
Две Мишени склонился было над ним да только махнул рукой, не жилец, мол.
Мастеровой был совсем молодой, а пальцы, что судорожно скребли утоптанную землю уже все мозолистые, натруженные, в свежих царапинах и застарелых шрамах.
И единственное, что он успел прохрипеть, пока не обмяк и не отошёл: «Долой самодержавие».
Долой самодержавие
Фёдор видел, как рука Двух Мишеней дёрнулась было к маузеру и замерла. А потом потянулась опустить мёртвому веки.
На первом этаже царила глухая тишина. На втором стрелки-отличники устраивались поудобнее, с ухваткой и форсом уже бывалых солдат.
Да, теперь так: кто первый бой прошёл, тот уже лихой, кто после второго выжил ветеран, ну а с тремя за спиной годен фронтом командовать, во всяком случае, в собственных глазах.
Пока ещё противник был очень далеко и многие в его цепях даже не взяли винтовки на руку. Шагали в полный рост, спокойно, экономя силы очевидно, они ещё утром нащупали фланг оборонявшегося полка и теперь готовились одним ударом прорваться наконец к столице.
А чёрта с два вам! вслух бросил Фёдор.
Опустился на колено в своём окне, примерился к бойнице, устроил себе лежбище. Пока враг не подошёл совсем близко, стрелять он станет лёжа.
Приготовил снаряжённые обоймы. Заботливо отделил заряженные обычными патронами от тех, что с бронебойными. Приник глазом к окуляру прицела волосяные линии перекрестья сами легли на один из «мариенвагенов». Далеко, конечно. Даже эти новые пули, где сердечник не просто из стали, но из карбида вольфрама, не возьмут
Пока так рассуждал, пока готовился глянь, а цепи-то уже прошагали меж тем весь луг; отплёвываясь клубами сизого дыма, ползли следом «мариенвагены».
Сколько ж их тут наступает, которые за это, как его, Временное собрание? Никак не меньше полубатальона на одного нашего почти десять. Хорошо ещё, что из цейхгауза, сбив замки, сумели забрать новенькие, в масле, «фёдоровки». Дальность стрельбы у них не та, конечно, как у маузеров или наших мосинок, но зато каждая почти как ручной пулемёт. Что, собственно, и позволило взводу взять вокзал практически без потерь.
Отвратительное слово. «Практически» это если не считать Юрку.
Панцервагены с миномётами, конечно, не попрут прямо к нам под гранаты, лихорадочно думал Фёдор. Остановятся скорее всего, во-он сразу за тем мостиком да и начнут поливать. Эх, эх, дворец-то, как же он? Картины, скульптуры паркет драгоценный, лепнина красота ж такая, а они его минами!..
Цепи наступавших меж тем оставили луг позади и поневоле сбились, скучились на узких извилистых дорожках и мостках.
Команда! Цельсь! вполголоса приказал Фёдор своим. Искать офицеров! Пулемётчиков! Если броневики дуром сунутся по возможности поражать экипаж и расчёт, кузов у них открытый, щели широкие!
Есть, господин кадет-вице-фельдфебель! Это рыжий Пашка Бушен, вечно он дурачится. Уж сколько Две Мишени с ним бился, а ничего сделать так и не смог.
Фёдор!
О, вот и сам Две Мишени, лёгок на помине.
Прицелились? Готовы?
Тяжело дышит-то как
Так точно, господин полковник!
Тогда начинай. Как дашь залп, и я свистну остальным.
У «фёдоровки» с нормальным, не японским, патроном прицельная дальность двести саженей, и по всему уже можно стрелять.
С Богом, братцы, выдохнул Две Мишени. Снял фуражку, широко перекрестился и пошёл вниз, к младшему взводу, на первый этаж.
Все готовы? совсем не по уставу и шёпотом спросил Фёдор.
Угу.
Да.
Как есть готовы, господин кадет-вице-фельдфебель!
Тьфу на тебя, Бушен! И Фёдор сам, невольно подражая Двум Мишеням, перекрестился. Взял винтовку, вжал приклад в плечо; оптика послушно явила перебегающие всё ближе и ближе фигуры, ага, на мостике целая толпа, а это никак офицер, да, размахивает люгером, командует
Ап! выдохнул Фёдор, и палец мягко надавил на спуск.
Офицер в длинной шинели и германском полевом шлеме взмахнул руками, выронил пистолет и с какой-то нелепой картинностью перевалился через узорные перильца, прямо в неглубокую воду парковой протоки.
Свисток, резкий, режущий, и сразу выстрелы снизу, рассыпная дробь резкие, частые, «фёдоровки» огрызаются зло и быстро; патронов много, полные подвалы, жалеть их нечего вообще ничего не жалеть, ни патронов, ни гранат, ни себя самих!
Наступавшие смешались, кинулись кто куда, вперёд, назад, в стороны; парк вроде бы и густой, а как бежать так некуда, на каждое укрытие по три желающих.
Одиночными! Только одиночными! проревел внизу Две Мишени.
Фёдор поймал в перекрестье пулемётный расчёт, пытавшийся установить свой MG 08 в беседке. Упреждение выдох спуск, и первый номер падает, бессильно повиснув прямо на ограждении.
Часто, хотя и нестройно, захлопали ответные выстрелы. Неприятель залёг. В обычной войне погнали бы вестового или, если технически оснащены, дали б знать через полевой телефон, вызывая артиллерию по засевшему в твёрдом месте противнику. Но у этих своя артиллерия под боком миномёты в броневиках. Конечно, это относительно лёгкие «ланцы», дальность их невелика, по паспорту двести саженей, и, чтобы добросить до дворца, броневикам придётся и в самом деле встать под обстрел. Во всяком случае, он, Фёдор, и его команда вполне смогут их достать.
Так и случилось. Цок, цок, шпысь пули врезались в штукатурку вокруг окон, отбивали целые её куски; иные залетали внутрь, пронесясь над завалами из мешков с песком, взвизгивали настырно и противно. Фёдор поймал себя на том, что постыдно, как считалось у них, пригибает голову, выругался, стиснул зубы и постарался поймать в прицел ещё одного пулемётчика, азартно садившего длинными очередями прямо по фасаду дворца.
Молодой, неопытный. Ствол быстро перегреется от такой стрельбы. Ага, и высовывается ещё, совсем дурак!..
Вскипал азарт. Перед тобой не человек, тварь Божия, созданная по образу и подобию, а ловкая и быстрая мишень, в какую трудно попасть. Трудно, но нужно.
И Фёдор попал, хоть и не с первого выстрела. Вражеский пулемётчик просто ткнулся лицом в землю, дьявольская машина замолчала. Конечно, найдутся другие, но, может, теперь поостерегутся?..
Первый из броневиков меж тем подъехал к протоке, медленно и словно неуверенно пробуя доски мостика. Ну, давайте же, так и хотелось завопить Фёдору. Завалитесь, как есть завалитесь!..
Нет, хитрые, гады, сообразили, додумались! Ревя и окутываясь сизым дымом, «мариенваген» подался назад. Застыл, и Фёдор увидел, прижав к глазам окуляры, как засуетились в открытом железном кузове. Борта высокие, видны только мелькающие головы в касках тяжеленные германские штальхельмы с острым навершием, последней модели, что должны держать винтовочную пулю, но ничего, прошибу! Бронебойным-то патроном не могу не прошибить! А если и не прошибу шею супостату всё равно переломает!
И прошиб. Как раз когда первая мина выпорхнула из короткого дула, взмыв по крутой дуге, и так же круто устремилась к дворцу.
Ах, черти!..
Султан разрыва встал саженях в десяти перед фасадом; осколки хлестнули по стенам, вспороли мешки баррикад, тонкими струйками, словно кровь из ран, потёк кое-где песок.
Мастера это не «фрейкорпс», не добровольцы Гинденбурга, это кадровая армия. Надо же сподобились мы чести!..
Справа и слева то и дело стреляли другие из его команды, и Фёдор знал редкая пуля уходила у них в молоко. Второй броневик подобрался было к первому, но первым командовал кто-то толковый и дал приказ выйти из-под обстрела.
Фёдор успел пальнуть ещё дважды один раз попал, один промазал и чуть не взвыл от досады. «Мариенвагены» пятились, пехота противника залегла, не выказывая никакого желания подниматься, бой становился затяжным, когда все осторожничают, не кидаются в атаку в полный рост, а ждут, пока свою работу сделают снаряды или, как у нас сейчас, мины.
Следом за ним по отползшим броневикам стали стрелять и остальные. Две Мишени командовал внизу, младший взвод азартно палил, не давая врагу поднять голову. На открытых местах осталось десятка два тел молодцы малыши-салаги, метко били.
Но ты, Слон, Фёдор Солонов, вице-фельдфебель, должен соображать вперёд, на будущее. Сколько они тут просидят? Понятно, почему противник попёр именно сюда Северный Палас стоит на перемычке меж естественными и искусственными озёрами, окружён болотами, каналами, шлюзами, ручьями и речками, в том числе и весьма глубокими. Дворец и парк, словно пробка, затыкают прямую дорогу к столице, и их уже не обойти.
А защитников тут немного не дотягивает до сорока. Три десятка из младшего взвода, семеро из команды Солонова, да ещё Две Мишени. Его, конечно, за десятерых посчитать можно, но всё-таки!..
В заплечных мешках найдутся сухари и консервы, дворец бандиты окончательно разграбить не успели, по большей части удовольствовавшись винными подвалами, ну и походя переломав, перепортив попавшееся им на пути; что-то съестное наверняка найдётся в погребах, как нашлись патроны у запасливого князя; как им удержаться, как не пропустить врага к столице?..
А что на них наступают именно враги, Фёдор Солонов не сомневался ни на миг.
Как оно всё началось? С чего отсчитывать?
С посылки русского корпуса на Балканы, где опять сцепились сербы с албанцами, болгары с турками, где в свару кинулись греки и все режут друг друга почём зря?