Да и я не то чтобы этим всю жизнь промышляю, рассмеялась Эва. Ничего, грог стоит максимум пять-шесть евро а я им двадцатку оставлю. Поделят чаевые и спишут пропажу. Пошли?
Полосатый кот так внимательно смотрел, как они прячут кружки в карманы, что Эва показала ему двадцатиевровую купюру и совершенно серьёзно, как человеку сказала:
Мы расплатились, я её оставляю под пепельницей, смотри!
Кот демонстративно зажмурился дескать, какое мне дело, и ещё более демонстративно зевнул.
Бар «Два кота» был рядом с костёлом святой Катерины; Эва даже удивилась, увидев напротив через дорогу Музей Кино, как положено, а не что-то ещё. Ещё больше Эва удивилась, когда они вышли к бульвару Вокечю, то есть, именно туда, куда, по её расчётам, в том Вильнюсе, который она хорошо знала и помнила, и должны были прийти. Зато когда Юстас, растирая лоб и виски, пожаловался: «Ох, что-то больше не как в Элливале», не удивилась совсем.
Кружкам, кстати, ничего не сделалось, уцелели, остались у них. Обе и Эвина, и та, которую Юстас унёс домой. Эва свою потом притащила к Тони, как улику, артефакт и трофей. Весь вечер рассказывала, в какой странный Вильнюс их занесло. Присутствующие удивлялись, жадно выпытывали у Эвы подробности, восклицали: «Ну надо же, где это видано у вокзала костёл Иоаннов! Бар «Два кота»! За рынком Халес река!» А что морды у некоторых присутствующих при этом были хитрющие, как у лис, вылезающих из курятника, так это, видимо, просто так, от природы. Мировая бездна сразу такими их родила.
Тони Куртейн
Телефон звонит в предрассветных сумерках, когда ни одной заразе в голову не придёт беспокоить смотрителя Маяка. С другой стороны, зараза может не утруждаться, пока на свете существуют друзья, мрачно думает Тони Куртейн, который ещё не уснул, и сердиться ему, получается, особо не на что, просто сердиться гораздо приятней, чем думать: «Что у него стряслось?»
Что у тебя стряслось? спрашивает Тони Куртейн, и Эдо жизнерадостно отвечает: «Да я погибаю тут!» Сразу становится ясно, с ним всё настолько в порядке, что не повредило бы просто для равновесия засветить ему в глаз. Так хрен же дотянешься, думает Тони Куртейн, потому что сердиться веселей, чем драматически выдыхать с облегчением. Руки коротки у меня.
Погибаю прямо у тебя на пороге, говорит тем временем Эдо. Мне, прикинь, ужасные колдуны Чёрного Севера тридцать литров вина подарили. Домашнего. В здоровенной старинной бутыли. В машину как-то вместе поставили, а вытащить ни в какую. Короче, выручай, я слабак.
У меня на пороге, повторяет Тони Куртейн. Погоди, у меня на пороге?! Ты, что ли, вернулся уже?
Он суёт телефон в карман и выскакивает на улицу так стремительно, словно в доме пожар.
Ты же вечером звонил из Аграма, говорит он, помогая Эдо извлечь из машины гигантский сосуд из толстого, почти непрозрачного зеленоватого стекла, которому, по-хорошему, место в музее. Хочешь сказать, за шесть часов оттуда добрался? По-моему, это рекорд.
Я наврал, чтобы сделать сюрприз. На самом деле, я из Аграма ещё вчера уехал. В Видене ночевал. Звонил тебе с заправки неподалёку от Камиона. Короче, это не рекорд, а позор. Но ты ж понимаешь хаос! Такие воздушные замки и кабаки вдоль дороги показывает, что тормозишь поневоле. Выйти нельзя, так хоть подробности рассмотреть. Поэтому еле тащился. Но это не страшно. Сюрприз всё равно получился, а машину только в пятницу отдавать. То есть, завтра то есть, уже сегодня. Но всё равно хорошо. Я же думал, что мне год придётся мотаться по этому чёртову Чёрному Северу. И вдруг бац! всё получилось, вернулся в срок.
Подозрительно это, ухмыляется Тони Куртейн, задвигая антикварный сосуд под стол. Мало того, что не сгинул, со скалы не свалился, не стал основателем нового модного культа, в полицию не попал, не превратился в дикое чудище после укуса оборотня, не подписал кабальный контракт с какой-нибудь тамошней галереей, так ещё и вернулся вовремя. Не узнаю я тебя.
Контракт, кстати, правда чуть не подписал, смеётся Эдо. В Марбурге. Правда, не особо кабальный. И не с галереей, а с гуманитарным университетом. Случайно напился с его ректором до состояния Флюксуса[24]. Ну то есть, в котором я раньше буянил, а теперь начинаю рассказывать про тенденции середины двадцатого века в искусстве Другой Стороны. КОБРА[25], Бойс, Нам Джун Пайк[26], Уорхол, Флюксус всё вот это вот неподъёмно сложное; на трезвую голову я к этой теме пока приступиться боюсь, а когда тормоза срывает, сразу о них вспоминаю, и ну вдохновенно вещать.
Да знаю я, вздыхает Тони Куртейн. Ты мне раз двадцать про этот чёртов Флюксус рассказывал. Причём я всё равно так ни хрена и не понял.
Прости друг. Говорю же, сложная тема. Не берусь пока за неё и правильно делаю если уж даже тебе не смог объяснить. Но ректору, не поверишь, понравилось. Предложил мне профессорскую позицию на кафедре культуры Другой Стороны, и я немедленно согласился. Был совершенно счастлив: меня берут на работу, с голоду теперь не помру! Но наутро вспомнил, что работа у меня и так уже есть. Причём примерно такая же, ровно за те же деньги, что отдельно смешно. В общем, я спасся, как в романтическом фильме про приключения, буквально в последний момент. На всякий случай сбежал из Марбурга в горы, где точно не шастают хищные ректоры, там меня приютили местные колдуны и так полюбили, что подарили мне власть над миром и остатки прошлогоднего домашнего вина, которое им почему-то кажется неудачным, а мне так просто отличным. Балованные шибко они!
Вот только власти над миром тебе сейчас не хватало. И так по шесть часов, в самом лучшем случае, спишь.
Я им то же самое, слово в слово сказал. Но горные колдуны говорят, их власть над миром не особо обременительная. Ничего руками делать не надо то есть, тьфу, как раз руками и надо! Но хоть без кирки и лопаты. Короче, мне ещё повезло.
А теперь, просит Тони Куртейн, скажи мне человеческим голосом: в каком месте шутки про власть над миром надо было смеяться? Я не просёк.
Да не факт, что это такая уж штука, зевает Эдо. Поэтому смеяться можно сразу во всех местах. А что ещё с такой информацией делать? Лично я всю дорогу ржал.
Встаёт со стула, подходит к окну, потягивается так сладко, что завидно делается, и сразу хочется спать. Говорит:
Странные они там на Чёрном Севере. Вот честно, хрен их поймёшь. Говорят, власть над миром это как кошка с клубком играет, а другой не бывает; да и не надо другой. А ещё они говорят, что вот это вино, которое я привёз, неудачное. Неудачное, господи! Ты только попробуй его.
Тони Куртейн, кое-как одолев на совесть закупоренный антикварный сосуд, наливает вино в стаканы: если уж тебе привезли подарок аж с самого Чёрного Севера, надо пробовать, а не смотреть. После первого глотка удивлённо говорит:
Ну ни хрена себе! Что у них тогда удачным считается?
Я задал тот же самый вопрос. Говорят, обычно получается менее кислое и вообще гораздо вкусней. Но попробовать удачное мне не дали. Не осталось его ни капли. Ну, на то оно и удачное, чтобы сразу всё самим выпивать!
Тони Куртейн ставит на стол пустой стакан и вопросительно смотрит на Эдо. Вино, конечно, дело хорошее. Но ты про самое главное не молчи.
Да я всё тебе расскажу, улыбается тот. И не по разу. Надоем ещё со своими байками про Чёрный Север, прятаться начнёшь от меня. Просто вот прямо сейчас рассказывать нечего. У меня пустая звонкая голова. Вкратце: я нашёл жрецов Чёрного Севера, всего две штуки, зато зашибенского качества. И два дня у них прогостил. Из этих двух дней сутки спал, во сне чему-то учился. Не помню и половины, но они сказали, это нормально, вспомню, когда для дела понадобится. Ну или не вспомню, как пойдёт. Это, как я понимаю, характерная особенность северной школы: склеротический шаманизм с обязательными провалами в памяти. Настоящим жрецам ещё хуже. Сабина же мне рассказывала, как в каждый момент помнит только то, что вот прямо сейчас для дела необходимо, а больше вообще ни черта. Но я, слава богу, не настоящий северный жрец. И не стану, хоть обрыдайся. То есть, они меня в свою секту не записали, сказали, у меня другая судьба. По идее, отличная; как на практике ну, поглядим.
Звучит неплохо, вздыхает Тони Куртейн, который, понятно, ждал совсем иного исхода. Молодцы северяне, что в секту тебя не приняли. Ты бы им быстро всё развалил!
Да ну, не настолько я деструктивный. Был бы примерный старший помощник младшего брата какой-нибудь вечной тьмы. Очень полезный в хозяйстве: если вдруг снова вино получится неудачное, можно всё мне отдать. Просто на свободном выгуле от меня ещё больше пользы, так они говорят.
Что за польза?
Да всякая. Комнату, например, у тебя занимать. Жрецов Чёрного Севера, понимаешь, ужасно беспокоит, что у Виленского смотрителя Маяка столько полезной жилплощади зря пропадает. Но если меня подселить, то вроде уже и нормально. Вполне можно терпеть.
Смешно, флегматично соглашается Тони Куртейн. А больше они от тебя ничего не хотят?
Что за польза?
Да всякая. Комнату, например, у тебя занимать. Жрецов Чёрного Севера, понимаешь, ужасно беспокоит, что у Виленского смотрителя Маяка столько полезной жилплощади зря пропадает. Но если меня подселить, то вроде уже и нормально. Вполне можно терпеть.
Смешно, флегматично соглашается Тони Куртейн. А больше они от тебя ничего не хотят?
Они вообще ничего. Им и так неплохо живётся. Если кто-то от меня чего-то и хочет, то только судьба моя. И Большая, конечно, тоже. Но это было известно и так. Теперь, по крайней мере, хотя бы примерно понятно, чего им обеим надо. Не делай такие трагические глаза. Ничего из ряда вон выходящего. Ни кровавых жертвоприношений в ночных подворотнях, ни проповедей на площадях, ни ритуальных оргий в подземельях на окраине города последнего даже отчасти жаль. Разве что по Другой Стороне придётся гулять почаще. Но тоже не каторга, примерно как до весны гулял.
«Придётся»? Не потому, что тебе так хочется, а именно надо? Зачем?
Чтобы её заколдовывать. Или наоборот, расколдовывать? Ай ладно, потом разберёмся. Ну или не разберёмся. Северяне считают, делать важнее, чем понимать.
Что именно делать?
Так говорю же заколдовывать, расколдовывать короче, радости им добавлять. Как Ножи Севера добавляли им магии. Они, собственно, и сами не собираются сидеть, сложа руки, просто их мало. Рук не хватает, помощь нужна. А я как раз подхожу в помощники, потому что по удачному стечению обстоятельств стал человеком Другой Стороны. Северяне на подобные превращения кучу сил и времени тратят, да и то не у всех получается, а я вундеркинд. Раз и в дамки. То есть, в Ножи на полставки. Что на полставки, особенно радует. Работа дело хорошее, но больше всего на свете я люблю просто жить.