Да я бы тоже. Просто я не то чтобы могу выбирать.
Именно это мне и не нравилось! энергично кивает Нёхиси. Тебе неприятно быть человеком, а ты всё равно в него превращаешься. Что вообще за дела? До сих пор я не вмешивался, потому что так просто не принято. Со своими смертями и превращениями каждый разбирается сам. Но ты меня добровольно, без принуждения, вслух человеческими словами попросил, чтобы я тебя берёг. А это в корне меняет дело. Попросил, значит имею полное право беречь. Собственно, даже обязан! До сих пор всё и так было нормально, но сегодня ты снова стал человеком настолько, что даже меня не видел и не слышал, что я тебе говорю. Короче, я психанул, и сжёг твоё последнее имя, хотя оно тебе наверное нравилось, а то зачем бы ты за него так держался? Прости, друг.
Ты сжёг моё имя?! А что, так можно было? Я не знал. Думал, уж что-что, но имя, если от него приспичит избавиться, надо сжигать самому.
Обычно да. Но всё-таки я всемогущий, напоминает Нёхиси. Ограничения ограничениями, но чьё-то имя спалить вообще ерунда.
Ну слушай, вздыхаю. Когда я тебя впервые увидел, был совершенно уверен, что ты сейчас меня вообще на хрен проглотишь. Но решил: ладно, жри, чёрт с тобой, такому прекрасному можно, спасибо, что происходишь, и я смог увидеть тебя своими глазами хотя бы в последний момент. А тут просто имя, подумаешь. Готов спорить, оно было дурацкое, друзья за спиной хихикали. Короче, спасибо, что сжёг.
Нёхиси
Нынче ночью Нёхиси выглядит как человек, вернее, как разные люди, потому что надо же развлекаться, когда гуляешь один. Вот он и развлекается, с каждым шагом изменяя свой облик раз-два, раз-два. Ну, правда, очень неторопливо идёт, словно курортник на променаде, поэтому попадись ему навстречу прохожий, вполне мог бы заметить, как старушка в кокетливой розовой шубке превращается в индийского полицейского с полосатым поясом и чалмой, у которого тут же отрастают разноцветные косы и юбка в блестящих пайетках, но красотка становится мрачным боксёром в красных трусах и перчатках прежде, чем свидетель успеет что кому ближе выругаться, перекреститься, или воскликнуть: «ой!»
В любом случае, это только гипотетическое предположение, потому что ноябрь, глубокая ночь, локдаун, на улицах пусто, даже призраки куда-то попрятались, неужели как живые по склепам сидят?
В общем, Нёхиси гуляет по городу и внимательно смотрит по сторонам. Он затем и вышел сегодня в человеческом виде во множестве видов сразу, но всё-таки не каких попало, а именно человеческих чтобы поглядеть на город человеческими глазами и заметить всякие интересные новые изменения, которые с точки зрения человека выглядят, как невозможные чудеса.
Но единственное невозможное чудо сегодня сам Нёхиси, ежесекундно изменяющий облик. И всё!
Этого быть не может, совершенно по-человечески думает Нёхиси. Невозможно вот так каждый день строить-строить, лепить из хаоса счастливые наваждения, укреплять их страстью и волей, и вдруг сразу всё потерять. Тем более, сил у города нынче больше, чем прежде. Я каждый день специально вдыхал холодный лучистый воздух из самых верхних слоёв атмосферы, а выдох ему отдавал, и это отлично работало; между прочим, великое изобретение, для всемогущего самая сложная штука в мире поделиться силой, не навредив. Ну я же не?.. невольно думает Нёхиси и обрывает себя буквально на полуслове. Голова же на самом деле не человеческая! Откуда в ней взялся такой идиотский вопрос?
Это вообще ни в какие ворота, наконец говорит городу Нёхиси. Ты куда все свои новые наваждения подевал? Их же буквально на днях было чуть ли не больше, чем обычных материальных объектов! И такие плотные стали, что даже примитивная техника на них реагирует. Я собственными глазами видел фотографию шикарного чёртова колеса.
Город не отвечает, и Нёхиси это совершенно не нравится. С каждым шагом всё совершенней и совершенней, близок страшный сияющий идеал. Поэтому он останавливается, избавляется от бесполезной человеческой оболочки прощай, красивый седой капитан с курительной трубкой и старинной подзорной трубой! и внимательно оглядывается по сторонам. Теперь он смотрит своим нормальным, почти всевидящим взором, но не видит, не чувствует собеседника. Улицы и дома остались на месте, а самого города в городе нет. Такого с Нёхиси ещё никогда не случалось. Он так устроен, что в его присутствии скорее появится то, чего прежде не было, чем уже существующее исчезнет неизвестно куда.
Наконец Нёхиси озадаченно спрашивает:
Эй, ты где?
Но и сам уже видит счастливую новую тень пустого полумёртвого города, клокочущую весельем, сияющую во тьме, уже почти живую, вещественную, достоверную. Но в том-то и дело, что только почти.
Охренел вообще, говорит городу Нёхиси. Кто же так делает? Так нельзя! От тебя ничего не останется, если весь, целиком уйдёшь в свою тень. Но и тени тогда тоже не станет, потому что не может быть живой тени у мёртвого города. То есть, в итоге, не останется вообще ничего!
И чёрт с нами обоими, наконец откликается город из такого запредельного далека, что проще сказать «из нигде», но Нёхиси всё равно его слышит и даже разбирает, будем считать, что слова.
И чёрт с нами обоими, наконец откликается город из такого запредельного далека, что проще сказать «из нигде», но Нёхиси всё равно его слышит и даже разбирает, будем считать, что слова.
Не останется, и не надо, говорит город чуть громче и подходит немного ближе; он не то чтобы сильно хочет, но внимание Нёхиси действует, как магнит. Я устал. Мне всё надоело. Не хочу быть человеческим городом. Я задуман волшебным, не надо мне тут людей. И Стефан наверное уже никогда не вернётся. Что-то я больше не верю ни ему, ни даже в него. Может, его никогда и не было? Я сам его выдумал, вылепил из чего под руку попалось, собрал из фрагментов чужих фантазий, как сейчас свою тень? А теперь он рассеялся, потому что наваждения недолговечны? Невыносимо мне без него! Ну хоть получу удовольствие напоследок. Быть своей ликующей праздничной тенью мне весело и без Стефана. А потом я исчезну, как он.
Сдурел совсем, изумляется Нёхиси. Как это «не было никогда»?! А я откуда здесь взялся? Ты разве не помнишь? Это же Стефан меня когда-то своим бубном призвал.
Но город стоит на своём.
Почём я знаю, взялся и взялся. Мимо шёл, решил задержаться, по моим улицам погулять. Так часто случается, я прекрасный, меня любят волшебные существа. Раньше здесь всем было весело и интересно. А теперь не особо. Но зато посмотри, какая у меня отличная тень!
Тень и правда отличная, Нёхиси очень нравится. Добродушный весёлый хаос, которым милосердно, без строгости правит любовь. Он бы сам пожил там, пожалуй, пару столетий, да только даже на минуту входить не стоит, больно уж хрупкая, дунь всё развалится. Потому что никакая постройка не устоит без фундамента, а прочным фундаментом наваждения может стать только плотная, полнокровная, одухотворённая жизнь.
Нёхиси очень сердит не на город, а на себя. Как же я проморгал катастрофу такого масштаба? Целый город от нас, как кот с балкона сбежал! Ну ясно как занимался другими делами. Был уверен, что город отлично справляется сам.
Бедный ты заяц, наконец говорит городу Нёхиси. Так не годится, конечно. Я не знал, что ты настолько сильно тоскуешь, прости. Так радовался, что можно побыть не особо всеведущим, что самое важное упустил. Думал, тебе с нами и нашим хаосом так весело и интересно, что вполне можно обойтись и без Стефана. А ты уже совсем задолбался ждать. Ладно, раз так, приведу тебе Стефана. Но чур за это ты немедленно, прямо сейчас вернёшься к себе. Тень у тебя такая прекрасная, что я бы всю её целиком навсегда в своё сердце забрал. Но в той вечности, где я впервые в мир проявился, старшие мне говорили, плохо быть жадиной, только поэтому и держу себя в руках! Обязательно надо вырастить эту красотищу до настоящей плотной реальности. А для этого тебе, дорогой, придётся ещё очень долго и счастливо жить.
Ты приведёшь ко мне Стефана? переспрашивает город. Так он всё-таки есть? Или ты сотворишь его заново? Заново лучше не надо! Мне не нужен какой попало, мне нужен, который был!
Да есть он, балда, вздыхает Нёхиси. Ты бы такого не выдумал. И никто бы не выдумал! Разве только он сам.
А когда ты его приведёшь? недоверчиво интересуется город. Долго ещё надо ждать?
Его можно понять. Он уже столько раз слышал обещание «скоро», что оно стало синонимом «никогда».
Сколько ждать? переспрашивает Нёхиси. Вот кстати, хорошо, что напомнил про время, вечно я о нём забываю, а для тебя это важно. Скажи мне, какое сегодня число, и который час?
Ой, это как? растерянно переспрашивает город, да так звонко, что сразу становится ясно: он вернулся к себе, он весь, целиком снова здесь.
Время, число и час, повторяет город. Ай, ну точно! Я вспомнил. Знаю, где подсмотреть. И после короткой паузы объявляет: Ноль два часа сорок четыре минуты, шестое ноября две тысячи двадцатого года. Так достаточно точно?
Более чем достаточно, улыбается Нёхиси. Значит, вот прямо сейчас и вернётся. Спасибо, ты молодец.
С этими словами он открывает незапертую калитку, ведущую во двор двухэтажного дома на улице Даукшос, и заходит в тёплый пасмурный день двадцать первого сентября две тысячи шестого года. То есть, в Стефанов сад, где отцветают мальвы с подсолнухами, алеет девичий виноград и стоят удобные старые кресла, красное и зелёное, под цвет виноградной листвы.
Страж Порога, который, если смотреть на него глазами Нёхиси, выглядит одновременно как зеркало, лёд и тьма, настолько тотальная, что рядом с ней всё остальное становится светом; короче, вот это неописуемое явление фантастической красоты начинает дрожать и искриться, для него пришествие Нёхиси явно приятный сюрприз. А Стефан поворачивается навстречу нежданному гостю; у него сейчас такие отчаянные глаза, что Нёхиси, не просто не привыкший оправдываться, а в принципе не знакомый с подобной концепцией, говорит:
Страж Порога, который, если смотреть на него глазами Нёхиси, выглядит одновременно как зеркало, лёд и тьма, настолько тотальная, что рядом с ней всё остальное становится светом; короче, вот это неописуемое явление фантастической красоты начинает дрожать и искриться, для него пришествие Нёхиси явно приятный сюрприз. А Стефан поворачивается навстречу нежданному гостю; у него сейчас такие отчаянные глаза, что Нёхиси, не просто не привыкший оправдываться, а в принципе не знакомый с подобной концепцией, говорит: